Отряд чернорубашечников проложил ему дорогу через толпу, и колонна отправилась по Корсо Монфорте и Корсо Литторио в сторону к шоссе на Комо. Его секретарь, Луиджи Гатти, молодой человек, одетый в черную кожаную куртку, расположился на капоте с автоматом между ног, указывая путь машине. Муссолини сидел рядом с Бомбаччи на заднем сиденье открытой Альфа-Ромео. Всего в колонне насчитывалось около тридцати грузовиков и легковых машин. В другой Альфа-Ромео с испанскими номерами ехала Кларетта Петаччи с братом Марчелло, его женой и двумя детьми. В конце колонны ехали два грузовика с эсэсовцами под командой Бирцера: несмотря на театральные протесты Муссолини, генерал Венинг распорядился, чтобы немецкие охранники сопровождали колонну. Замыкал колонну автомобиль, за рулем которого сидел Витторио Муссолини.
Несколько членов республиканского правительства решили остаться в Милане, но большинство министров покинули Милан вслед за дуче.
"Куда мы направляемся?" - спросил один из них Медзасому.
"Это одному Богу известно, - мрачно процедил тот, - возможно навстречу смерти".
Муссолини прибыл в Комо около десяти вечера. Подъехав к зданию префектуры, взбежал по ступенькам. Сюда же Паволини обещал привести три тысячи верных ему людей, чтобы затем отправиться в горы. Однако вести, которые ожидали здесь Муссолини, не внушали оптимизма. Телефон ещё работал, в коридоре поминутно раздавались звонки, и каждый раз кто-либо испуганным голосом сообщал о все новых потерях. Окрестности Милана уже были в руках восставших рабочих, американцы продолжали наступление, а немцы под их натиском стремительно отступали. Верные правительству войска были остановлены партизанами на подходе к Милану, дороги на Меленьяно и Тревильо оказались блокированными. Медзасома пытался дозвониться до редакции "Коррьере делла Сера", но ему сообщили, что здание захвачено партизанами. От Паволини не поступало никаких известий.
Около половины одиннадцатого жена префекта накрыла на стол прямо в кабинете и пригласила к ужину, но Муссолини отказался от еды. Он молча слушал своих министров, которые в состоянии, близком к панике, продолжали давать ему противоречивые советы. Паоло Порта, инспектор фашистской партии в Ломбардии, предлагал не дожидаться Паволини и отступать на Каденаббиа, Буффарини-Гвиди продолжал настаивать на плане бегства в Швейцарию через Кьяссо. Он был уверен, что пограничники пропустят их через границу. Однако Грациани, проконсультировавшись с командующим немецким гарнизоном в Комо, начисто отверг идею бегства в Швейцарию. Чуть позже позвонил генерал Мише и сообщил, что ждет дуче в Сондрио.
"Я решил укрыться в горах, - наконец объявил Муссолини, - не может быть, что не найдется пятисот человек, готовых следовать за мной".
Он проявлял особую заботу о своих документах. Часть из них поместил в два кожаных чемодана, которые передал на хранение Каррадори ещё в Милане, другую часть погрузили в один из грузовиков, следовавших в колонне. Поскольку не все машины прибыли в Комо вместе с ним, он велел Гатти и полковнику Казалинуово вернуться назад и разузнать, что случилось с ним случилось. Между тем, Муссолини достал из двух увесистых портфелей, которые ни на минуту не упускал из вида, другую порцию документов и стал внимательно их просматривать.
Что составляло содержимое портфелей, так и не суждено было узнать, хотя попытки найти бумаги делались неоднократно в прошлом, и несомненно станут предприниматься в будущем. Карло Сильвестри, который помогал упаковывать документы в Милане, убежден, что Муссолини рассчитывал использовать их во время судебного процесса, если таковой состоится после окончания войны. В них, полагал Сильвестри, содержались свидетельства того, как правительство пыталось спасти от разорения немцами областей Северной Италии, а также предотвратить гражданскую войну. Там содержались факты, свидетельствовавшие о проникновении коммунистов в руководство партизанским движением, дипломатические документы, показывающие ответственность Англии за развязывание войны, документы об Умберто, о Гитлере, о процессе в Вероне. В течение нескольких недель, находясь в Гарньяно, Муссолини отбирал бумаги. Несомненно, что все документы подбирались с особой тщательностью, сохранялись наиболее важные и самые секретные. Остальные же, как свидетельствуют помощники Муссолини, в ночь накануне отъезда в Милан были погружены в моторную лодку и сброшены в воды озера Гарда.
Спустя некоторое время Гатти и Казалинуово вернулись в Комо и доложили Муссолини, что грузовик с документами перехвачен партизанами к северу от Милана. Трудно сказать, могла ли какая-либо другая весть вызвать такой гнев Муссолини. Дело в том, что помимо документов в машине находился груз, названный впоследствии "сокровищами Донго": золотые слитки, произведения искусства и деньги, принадлежавшие республиканскому правительству и отдельным министрам. По оценкам, сделанным после войны, стоимость груза составляла несколько миллиардов лир. Согласно показаниям кассира министерства финансов, значительную часть денег составляли суммы в иностранной валюте. Ее доставили в резиденцию Муссолини в феврале. 2.675 фунтов стерлингов Банка Англии, 2.150 фунтов стерлингов в золотых монетах, 149.000 американских долларов, 278.000 швейцарских франков и 18 млн. французских франков хранились в сейфе в кабинете Муссолини. Считается, что большая часть этих денег досталась Итальянской коммунистической партии. Римляне прозвали штаб-квартиру компартии "Палаццо Донго" по названию городка, где был арестован Муссолини.
Муссолини хладнокровно отнесся к потере сокровищ, но об утрате документов с горечью упоминал ещё в течение двух дней, отпущенных ему судьбой.
ПРОЩАНИЕ С ЖИЗНЬЮ, ПРОЩАНИЕ С СЕМЬЕЙ
В ожидании возвращения Гатти и Казалинуово, Муссолини написал последнее письмо жене. К тому времени Ракель уже покинула королевскую виллу в Монце и теперь вместе с Романо и Анной-Марией находилась на вилле Монтере в Черноббио. Дуче предпринимал неоднократные попытки связаться с женой по телефону, но каждый раз безуспешно. Письмо доставили Ракели в два часа ночи следующего дня. Вилла охранялась отрядом чернорубашечников, которых прислал Муссолини специально для охраны семьи. Ракель ещё оставалась в постели, когда её разбудили шаги за дверью и возбужденные голосаю Один из охранников подошел на цыпочках к постели и произнес: "Для вас письмо от дуче".
"Я вскочила на ноги, - вспоминала позднее Рахель, - вскрыла конверт и сразу узнала почерк Бенито. Письмо было написано красно-синим карандашом, который Муссолини обычно использовал для личной корреспонденции".
Ракель разбудила детей, и они вместе прочли послание отца. После прочтения его уничтожили, но перед тем Ракель велела всем выучить текст наизусть. Оно приводится по памяти членов семьи:
"Дорогая Ракель!
Итак, книга моей жизни достигла последней главы. Осталось перевернуть всего несколько страниц. Кто знает, увидимся ли мы снова. Поэтому я посылаю тебе это письмо. Прости меня за все зло, которое я невольно причинил тебе... Возьми детей и попытайся укрыться в Швейцарии. Там ты сможешь начать новую жизнь. Я не думаю, что тебе откажут в убежище, после всего, что я сделал для них. Кроме того, ты не связана с политикой. Если все же ты не получишь убежища, сдайся союзникам, которые могут оказаться более благосклонными, чем итальянцы. Позаботься о детях, особенно об Анне, которая как никто нуждается в этом. Ты знаешь, как я люблю их. Наш Бруно, чья душа на небесах, заступится за тебя перед Богом.
Нежно обнимаю тебя и детей,
твой Бенито
Комо, 27.04.1945
Год XXIII от начала фашистской эры".
Рахель позволила детям перечитать письмо ещё раз, а сама попросила чернорубашечника снова попытаться связаться с префектурой в Комо. На этот раз дозвониться удалось. К телефону подошел Гатти, но было слышно, как трубку выхватили из его рук, и через мгновение в трубке раздался возглас Муссолини:
"Ракель, наконец-то!"
Его голос звучал спокойно и отрешенно. Он попросил Ракель не беспокоиться о нем и подумать о безопасности, как о своей, так и детей. Насколько она помнила, он никогда не казался таким "апатичным".
"Что же будет с тобой? - воскликнула Ракель.
"Я покоряюсь своей судьбе, - в очередной раз он театрально повторил эту банальную фразу, - а ты должна позаботиться о детях. Я могу лишь повторить то, о чем писал в письме. Прости мне все зло, которое я причинил тебе. Надеюсь, без меня твоя жизнь будет спокойней и счастливей".
"Все больше людей готовы встать на твою защиту и сражаться за тебя и за Италию, - сделала она безнадежную попытку приободрить его, - у тебя немало сторонников, готовых идти за тобой".
"Боюсь, что никого не осталось, - сказал он. - Все покинули меня, Ракель, я уже ясно осознал, что все позади".
Он захотел поговорить с детьми. Взяв трубку, Романо стал умолять отца не оставлять их. Но Ракель выхватила её из рук сына, чтобы попрощаться с мужем. Пока жена говорила последние слова, в её голове созрело решение не ехать в Швейцарию, как советовал муж, а попытаться пробиться в Комо, чтобы повидать его ещё раз. Ей это удалось. Когда она добралась туда, Муссолини передал ей часть бумаг из своей тщательно оберегаемой коллекции, включая несколько писем Уинстона Черчилля, которые, как он надеялся, помогут ей перебраться за границу.
