Текущая русская критика слегка коснулась и сказок, но оценить их по достоинству, вскрыть их идеологические и художественные аспекты не смогла. Правда, эти сатирические миниатюры, появляясь в пору тяжелейшей реакции 80-х гг., сразу же занимали свое место в революционно-демократическом и литературно-общественном движении, за ними пристально следила вся передовая Россия, читая их в легальных газетах и журналах, знакомясь с ними в списках, гектографированных изданиях и тонких элпидинских брошюрках с запрещенными произведениями цикла. Роль сказок Салтыкова-Щедрина в духовной жизни тогдашнего общества заключалась прежде всего в том, что они воспитывали ненависть к самодержавию и крепостничеству, будили самосознание народа, утверждали его веру в светлое будущее. Чтобы понять особенности бытования щедринских сказок в русском обществе того времени, надо рассмотреть наиболее существенные моменты этого процесса, связанные с выступлениями современной Салтыкову (прижизненной) критики – критики буржуазно-либеральной и народнической.
Восприятие щедринских сказок текущей русской критикой во многом обусловлено характером их публикации: они печатались как отдельные сатирические миниатюры, для читателя и критики еще не объединенные общей мыслью (это станет ясно позднее), да и для самого писателя еще не сформировавшиеся в единый сказочный цикл, ломка которого в процессе его создания производилась неоднократно. Поэтому критика занимал а выжидательную позицию, рассматривая появляющиеся в разных изданиях сказки как отдельные выступления сатирика, осуществляемые вне обычных для Салтыкова циклов. Поэтому в период наиболее интенсивной работы над сказками в русской печати чаще и последовательнее рассматривались печатавшиеся в это же время «Пошехонские рассказы», «Пестрые письма» и «Мелочи жизни», чем время от времени появлявшиеся сказки. Ломка, связанная с цензурными обстоятельствами и закрытием «Отечественных записок», привела к тому, что один из самых выдающихся и по характеру итоговый в творчестве сатирика цикл получил самое незначительное отражение в критике. Редкие рецензии, появлявшиеся в разных журналах и газетах, носили чаще всего обзорно-информационный характер и идейно-эстетического содержания сказок, их роли в общественной и революционной действительности почти не касались.
Процесс восприятия сказок русской критикой начинается в 1869 г., когда появились первые сказки. Однако критика сразу не смогла разглядеть их социальный смысл и увидеть в сказках «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть» и «Дикий помещик» начало нового сатирического цикла в творчестве писателя. Ориентируясь на общее заглавие («Для детей»), критики в большинстве своем рассматривали первые сказки как произведения, действительно предназначенные для детей, произведения, полные юмора и принадлежащие писателю, талант которого «еще не угас и, пожалуй, не ослабел, в нем еще не видно никакой натяжки, какая так заметно пребывает в других наших обличителях или смехотворцах» note_284. Причисление Салтыкова к «обличителям» и «смехотворцам» представляет собою попытку затушевать подлинный смысл большой социальной и политической сатиры, в этих произведениях содержащейся. Правда, с появлением в печати всего цикла критика поняла, что предназначение первых сказок «для детей» было лишь остроумным прикрытием, позволявшим Салтыкову затрагивать в этих произведениях серьезнейшие социальные и общественные проблемы. «Само собою разумеется,– писал в 1887 г. критик «Русской мысли»,– что сказки эти писаны совсем не для детей, а иные из них далеко «не по зубам» и очень многим взрослым» note_285. Впрочем, судить о восприятии сказок русским обществом на основании откликов на первые их образцы еще нельзя, потому что основные произведения цикла впереди и мнение о них будет формироваться критикой второй половины 80-х гг. Впрочем, «будет формироваться» – сказано, пожалуй, не совсем точно, потому что серьезных работ о сказках в тогдашней русской критике не появилось, ни одной большой статьи о них не было.
Публикация отдельных сказок, возобновленная в 1884 г. и систематически продолжавшаяся на протяжении трех лет (до декабря 1886 г.), сопровождалась довольно часто появлявшимися и по содержанию незначительными газетными рецензиями – преимущественно одобрительными, но не содержавшими даже попыток определить роль и значение этих произведений в общественной и литературной жизни России, приоткрыть для читателя глубину их идейно-эстетического богатства. «Сказки» Салтыкова-Щедрина «необыкновенно удачны и притом проникнуты тем истинно гуманическим, живым и действенным элементом, который отличал все направление сороковых годов и все лучшие произведения тогдашнего времени»,– писал один из ведущих критиков «Русских ведомостей» А. И. Введенский сразу же после выхода в 1884 г. первого номера «Отечественных записок» с публикацией сказок «Самоотверженный заяц», «Бедный волк», «Премудрый пискарь» note_286. Бывший сотрудник «Отечественных записок» А. М. Скабичевский, долгое время работавший с Салтыковым, попытался, хотя и без развернутой аргументации, определить место печатающихся произведений сказочного цикла в литературном и общественном процессе эпохи: «…г. Щедрин возвышается в этих сказках, – писал он, имея в виду сказки «Карась-идеалист», «Добродетели и Пороки», «Обманщик-газетчик и легковерный читатель»,– до той общечеловеческой высоты, какой достигают лишь первостепенные таланты вроде Сервантеса, Мольера, Свифта. Это смех не над какими-нибудь Петрами Ивановичами или Сидорами Карповичами, которых никто не знает, кроме нас с вами, и которые вместе с нами родившись, вместе с нами умрут и будут забыты, а над слабостями и пороками, глубоко коренящимися в строе современных обществ и присущими векам. Поэтому и подобные произведения г. Щедрина, как эти самые сказки, наверное, будут иметь вековое значение» note_287. Названными откликами круг критических выступлений, посвященных сказкам, не ограничивается. Только в 1884 г. появилось 15 откликов на печатавшиеся в «Отечественных записках», «Русских ведомостях» и в юбилейном сборнике Литературного фонда сказки. Отзывы на них появились в петербургских газетах «Новое время», «Новости и биржевая газета», «Неделя», «Минута», «Эхо», в московских «Русских ведомостях», в «Кронштадтском вестнике», в екатери-нославском «Днепре», в «Одесском листке», в «Киевлянине», в харьковском «Южном крае» и др. Однако Салтыков жаловался на невнимание критики к сказкам. И это неудивительно: отклики провинциальной печати – а они были довольно многочисленными – до писателя доходили не всегда и в основном были разысканы и введены в научный оборот советскими библиографами. Кроме того, все эти небольшие заметки немногое добавляют к мнениям о сказках столичной печати. Они также в подавляющем своем большинстве положительны, по характеру информационны и посвящены более пересказу содержания, чем разбору произведения и его оценке с идейной и художественной сторон. Тем не менее они свидетельствуют об интересе общества и критики к сказкам Салтыкова-Щедрина, которые тогдашняя критическая мысль оценить по достоинству еще не могла и, полностью сознавая это, оставляла углубленное изучение сказок следующим поколениям. Рецензент «Северного вестника», говоря о необходимости глубокого анализа произведений Салтыкова-Щедрина (в данном случае – сказок), отмечает, что «это уже обязанность не рецензии, а критики, и с критикой надо подождать…» note_288 Почему же подождать? Не только потому, что в русской критике 80-х гг. не было своих Белинских и Добролюбовых, но и потому, что такому разбору произведений Салтыкова-Щедрина не способствовала сама самодержавно-крепостническая действительность, запрещавшая и уродовавшая произведения сатирика и не позволявшая с необходимой прямотой и принципиальностью подходить к их разбору.
Появление в 1886 и 1887 гг. двух отдельных изданий сказочного цикла вызвало чуть заметное оживление критической мысли: в крупнейших петербургских и московских журналах появились небольшие рецензии, впервые оценивающие сказки как единое в идейном и эстетическом отношении целое. В «Вестнике Европы» М. М. Стасюлевича по поводу сказок высказался К. К– Арсеньев note_289. Его выступление знаменательно преимущественно тем, что он в весьма общих словах и без всякой аргументации наметил мысль об органическом единстве сказок с общим идейно-эстетическим строем щедринской сатиры и со всем предшествующим творчеством писателя. «Сказки – своеобразные, оригинальные сказки, мало похожие на то, что обыкновенно понимают под этим именем,– не новый род для г. Салтыкова. Элемент «волшебный» часто и сильно вторгался в его сатиру, то сосредоточиваясь в отдельных эпизодах, то раздвигаясь в целые рассказы»,– писал Арсеньев. Это положение, повторенное и несколько развитое в его книге о Салтыкове-Щедрине note_290, важно как первая постановка и начало исследования вопроса о постепенном развитии сказочных элементов и мотивов на разных этапах предшествующего творчества сатирика. Арсеньев отметил и важнейшее качество сказок, заключающееся в их теснейшей связи с существующей российской действительностью. Сказки Салтыкова-Щедрина «не уносят нас в другой мир, не заставляют нас забыть о всем окружающем,– писал он,– а наоборот, все время напоминают о нем и напоминают тем острее и ярче, чем искуснее художественно-волшебный колорит сказочной обстановки». Эти положения, хотя и представленные весьма поверхностно, все же несколько выделяют рецензию К. К. Арсеньева среди других, преимущественно анонимных откликов. Впрочем, это и понятно: Арсеньев постоянно следил за творчеством Салтыкова-Щедрина, был достаточно близко знаком с писателем, осведомлен о его творческих планах, неоднократно писал о нем, постепенно накапливая материал для своей будущей работы о великом сатирике.
