постарел лет на десять.
– Вы не будете возражать, если я стану делать записи во время нашего разговора? И потом я все сверю с вами, прежде чем включить их в какую-нибудь из моих статей.
– Валяйте, – сказал он, безуспешно пытаясь подавить зевоту.
– Мне кажется, вы падаете с ног от усталости. Я не преувеличиваю?
– Вы преуменьшаете, – ответил он с едва заметной улыбкой. – За две недели во Франции через наш госпиталь прошло около трех тысяч раненых. Приблизительно девяти из десяти требовалась хирургическая операция. Времени на сон не оставалось. Я выпивал очередную чашку кофе и продолжал работать.
– А где размещался госпиталь после высадки?
– В Бутвилле. В шести милях от берега Юта-Бич [35]. Ужасное место. В конце июня непрерывно шел дождь. А потом, через пять минут после каждого дождя, налетали пылевые тучи, пыль покрывала все. А потом эти чертовы фруктовые сады. И никого, кто бы ухаживал за ними – яблоки повсюду начинали гнить. И мухи, бог мой, сколько мух. Неудивительно, если повсюду трупы людей и скота. – Он посмотрел на свою тарелку, оттолкнул ее. – Никогда не забуду тех мух.
– А после вашего переезда сюда – как оно было?
– В целом лучше. Хотя прошлая неделя выдалась тяжелой. И еще предыдущая, когда заканчивалась Фалезская операция. Я надеюсь, что эта передышка продлится еще немного. Мы все надеемся.
– И давно вы работаете врачом?
– Пятнадцать лет назад я окончил медицинский факультет. Некоторое время работал в Бостоне, делал там в одной большой больнице общие и торакальные операции. Потом мне пришло в голову, что я хочу посмотреть мир, и вот я несколько лет назад приехал в Лондон. История долгая, но так или иначе я оказался в лондонской больнице в Уайтчепеле. Слышали про такую?
– Слышала. Это отличная больница. Весь персонал следовало бы наградить за их работу во время Блица. Я только хочу понять… почему вы оказались там. Я знаю с полдюжины других больниц в Лондоне с гораздо более современным оборудованием и удобствами.
– Все верно, но я хотел работать с врачом, возглавлявшим отделение общей хирургии. Я читал его статьи в медицинских журналах и хотел у него поучиться.
– И удалось? Поучиться?
– О да. Он один из самых прекрасных людей, каких я знал. Он был полевым хирургом на фронте во время прошлой войны, и, хотя он редко вспоминал о тех днях, но говорил, что медицина с тех пор далеко ушла вперед отчасти благодаря тому, что он и другие хирурги многому научились во время войны.
– Как его звали?
– Роберт Фрейзер. Я часто его вспоминал, после того как оказался здесь. Думал о том, что он, вероятно, повидал, что делал, что вынес. И каждый день я думаю о том, как мне повезло, что такие доктора, как он, вымостили дорогу для таких докторов, как я [36].
Письма из Лондона
от мисс Руби Саттон
24 августа 1944 года
…Раненые солдаты, которых я видела в 128-м эвакогоспитале, настоящие мужчины – некоторые в силу возраста, но большинство в силу того, что они пережили и сделали за месяцы и годы, прошедшие с того времени, когда они оставили позади гражданскую жизнь. Некоторые так молоды, что у них еще пушок на щеках, и они краснеют, когда я говорю с ними. Но все они теперь мужчины, их юность украдена у них, и они будут сражаться и умирать, как мужчины, на этой чужой земле…
На следующий день за завтраком весь госпиталь гудел, получив новости из Парижа: сегодня утром войска свободной Франции и союзников вошли в город, не встретив сопротивления. День освобождения наконец-то настал.
Руби радовалась за парижан и была более чем взволнована перспективой прислать в журнал впечатления из освобожденной столицы, но ни она, ни Франк все еще не знали, как им добраться туда.
– Не знаю, что и делать, – пожаловалась она Глэдис. – Попросить джип у полковника Уайли я не могу, а выходить на дорогу и просить кого-нибудь подвезти как-то не хочется…
– Я тебя подвезу. – Дэн подошел и встал у нее за спиной. Это ужасно ее разозлило, и она поначалу даже не поняла, что он предлагает. – Тебе нужно добраться до Парижа, ведь так? – продолжал он.
– Конечно, нужно, да. Спасибо огромное.
– Ну, ты ведь помогла мне, когда я только приехал в Лондон, а потом еще раз недавно, а ведь могла лишить меня очков. Но ты этого не сделала. Поэтому я и предлагаю.
– Говоря «не так давно», ты имеешь в виду тот случай, когда грохнулся в операционной?
– Да, тот. Спасибо, что так напрямую и сказала. Мне сразу стало лучше.
– И когда ты собираешься отбыть? – спросила Руби. – Мы с Франком можем быть готовы через несколько минут.
– Мой джип с водителем прибывают сегодня вечером. Извини, но раньше не получится.
– Мы будем готовы. И спасибо еще раз, Дэн. За мной должок.
Как только он отошел так далеко, что уже не мог их услышать, Глэдис рассмеялась…
– Ну, он, конечно, только что искупил свои грехи. Хотя я все равно считаю, что он тот еще засранец.
– Может быть, – согласилась Руби. – Да пусть он будет он хоть самым большим придурком в мире, я не стану сетовать. Если он доставит меня в Париж.
Хотя выехали они, когда уже шел одиннадцатый час, Руби надеялась, что к полуночи они все же успеют добраться до Парижа. Даже если ехать южным маршрутом через Шартр в обход зоны недавних боев, дорога длиной в семьдесят с небольшим миль от Сенонша до окраин Парижа должна была занять максимум два часа.
Но она забыла о состоянии дорог, настолько изуродованных войной, что скорость более тридцати миль в час могла стать самоубийственной, а еще Руби не учитывала, что их водитель может заблудиться через несколько минут после того, как они покинут госпиталь.
В час ночи, когда они находились все еще милях в двадцати от города – в двадцати милях по ее приблизительной оценке, потому что в темноте она не могла толком разглядеть карту, которую ей дал мистер Данливи, – водитель заявил, что он слишком устал и не может вести машину дальше, и резко съехал на обочину.
– Я не спал три дня, сэр, и если мы поедем дальше, то закончим путь в кювете, а то и где похуже. Дайте мне поспать до рассвета, а там поедем дальше.
Водитель – Руби узнала, что его зовут Томми и родом он из Нью-Джерси – вытянулся на земле рядом с джипом и мгновенно заснул, как и Дэн, невзирая на все его возражения. Франк начал клевать носом уже давно
