Баянды сидел на своих нартах и, раскачиваясь из стороны в сторону, неустанно повторял:
-- Плохой знак, ох какой плохой знак, что она выбрала именно меня. Надо срочно ехать к шаману, пусть он снимет с меня ее заклятие. Она заразила меня своим безумием, и я могу не доехать.
-- Вот еще,-- проворчал Едигир,-- веришь в россказни, будто безумие передается.-- Он больше объяснял это Сузге, которая с удивлением смотрела на молодого бека, казалось бы и впрямь впавшего в безумие.
Но Баянды, не слушая никаких объяснений, завернул оленей и погнал их без остановки обратно. Даже в селения для ночевки заезжать не захотел, опасаясь нового сглаза, и все спали прямо в лесу. Доставив их в лагерь на берег Шайтанки, Баянды отказался от угощения, а погнал к своим селениям, погромыхивая колокольцами. Остальные упряжки понеслись следом за ним.
С Едигиром осталось в лагере два десятка воинов, в том числе пленные Алтанай и его племянник. К молодому Сабанаку приехала Биби-Чамал, и они много времени проводили вместе. Воины посматривали на них с улыбкой, и это больше всего злило Сабанака, который не желал смириться с участью невольника. У Алтаная никак не заживали раны, полученные в последнем бою, к тому же он сильно простыл после купания в ледяной воде и совсем не выходил из землянки, куда его поместили вместе с племянником. Едигир предался любимому своему делу, охоте, и Зайла-Сузге целые дни проводила одна, между молитвами и гаданиями. Камни говорили ей, что сыну предстоит долгий путь в теплые края, на ее родину, и уже никогда не обнимет она его, не прижмет к своей груди. Зайла разбрасывала ни в чем не повинные камешки по шатру, заливалась слезами, упав на подушки, а наревевшись вволю, опять отыскивала их и начинала гадать снова. Но... камни упорно показывали, что сыну с матерью уже никогда не соединиться.
За этим занятием и застал ее как-то Едигир, вернувшийся неожиданно с охоты. Он взглянул в ее заплаканные, покрасневшие глаза, отшвырнул меховым сапогом камешки и мягко попросил:
-- Не терзай себя. Когда вижу тебя такой, то хочется вскочить на коня и мчаться за твоим братом, чтоб раскроить ему голову и освободить нашего сына.
-- Ты не посмеешь убить его, ведь он мой брат.
-- И надо было оставаться рядом, с ним! Чего ты от меня вообще хочешь?
-- Ничего я от тебя не хочу, но во всех моих несчастьях виноват ты, и только ты!
-- Очень интересно... Продолжай, я послушаю,-- Едигир уставился на нее, будто увидел впервые.
-- Ты бы мог помириться с моим братом, если бы захотел этого...
-- Это как я мог бы помириться с ним?! Умереть? Стать его слугой? Бежать в тайгу?! -- Глаза Едигира зажглись нехорошим огнем.
Зайла даже испугалась его гнева, ведь раньше ей не приходилось видеть любимого таким. Но это не остановило ее. Она думала лишь о сыне и пыталась найти выход там, где его не было.
-- Если бы ты хотел дружбы, а не войны, то давно уже принял ислам и привел к истинной вере своих темных людей. И брат не стал бы воевать с тобой. Вы правили бы ханством вместе. Оно столь велико, что...-- она подбирала нужные слова, но, не найдя их, тряхнула головой и закончила: -что хватило бы на всех.
Услышав это, Едигир неожиданно рассмеялся, а потом взял ее за плечи, поставил на ноги перед собой и, внимательно вглядываясь в заплаканные глаза и отчеканивая каждое слово, сказал:
-- Запомни раз и навсегда: двум медведям в одной берлоге не ужиться.
-- Но ведь вы с Бек-Булатом...
-- Он был мой брат, и то всего ты не знаешь. Даже если бы я поступил так, как ты предлагаешь, то рано или поздно все кончилось бы все равно войной. Страшной войной. Мне рассказывали купцы, которые бывали в Московии, как там белый царь собирает под свою руку все города и селения. И мне ближе и понятнее его желание быть хозяином на своей земле, чем делить каждый улус по уделам между знатными беками и мурзами. Будь мы все едины, никто не носягнул бы воевать с нами. А сейчас у меня сли было уме воинов, чтоб мечтать о едином ханстве от Иртыша и до Оби.
Зайла-Сузге поначалу слушала его внимательно, но потом вырвалась и отошла в сторону.
-- Ты забываешь, с кем говоришь,-- кинула она ему в лицо гневные слова,-- ведь я, как и мой брат, происхожу из рода Чингиз-хана. Вот он бы приковал тебя на цепь к сырому бревну, как ты поступаешь со своими пленными, и кормил бы только соленой рыбой. Ты был и останешься сибирским медведем, который ленив и нечистоплотен. Все, что ты умеешь делать,-- это набивать собственное брюхо, дрыхнуть с утра до вечера...
Едигир слушал вначале ее речь с усмешкой, но последние слова настолько разозлили сибирского хана, что он, не помня себя, наотмашь ударил тыльной стороной ладони Зайлу по губам и выскочил из шатра, бросив на ходу:
-- Дрянь! Подлая дрянь!
Тут ему попались на глаза собаки Белка и Черныш. Увидев широко шагавшего Едигира, они испуганно шмыгнули в сторону и негромко тявкнули вслед ему.
"Даже собаки против меня,-- отметил он,-- все против. Никому я здесь не нужен, и, пока я хан, еще пытаются лебезить и заискивать, а как только освободится ханский холм, как тут же всадят кинжал в спину".
У костра сидели, мирно беседуя, рыбак Назис и пленный Сабанак. Старик повернул голову в сторону приближающегося Едигира, которого он отличал всегда по стремительной походке, и спросил:
-- Когда на рыбалку соберемся, великий хан? Но тому послышалась насмешка в словах Назиса, и он грубо ответил:
-- Больше мне думать не о чем, как только о твоей рыбалке. Отправлялся бы лучше к своей старухе, а не сидел бы тут у меня на шее.
-- Как великий хан скажет,-- тихо ответил тот и, низко согнувшись, заковылял к своей землянке.
-- А ты,-- кивнул Едигир Сабанаку,-- собирайся, поедешь со мной.
-- Вместе с бревном?
-- Как скажу, так и поедешь. Не бойся, сейчас тебя раскуют.
Когда они уезжали, то следом бросилась Биби-Чамал, рыдая и заламывая руки. Зайла-Сузге даже не вышла из шатра.
Едигир вместе с Сабанаком через несколько дней достигли улуса Баянды. Хан и сам себе не мог объяснить, почему он отправился именно сюда и зачем захватил пленного. Удивился их появлению и хозяин.
-- Что-то случилось? -- осторожно поинтересовался он.
-- Пока ничего, но если и дальше будем так же жить, то добра ждать нечего. Надо поговорить...
-- Пойдемте в жилище.
Едигир пропустил вперед себя Сабанака, который все еще не понял, зачем его взяли с собой, но покорно вошел и сел на указанное ему место. Немного помолчав, Едигир спросил Баянды:
-- Бывал ли ты за Каменным поясом? Тот удивленно воззрился на хана и подал гостям пиалу с мясным бульоном.
-- Угощайтесь с дороги. Сейчас подадут жареное мясо. За Каменным поясом, говоришь,-- переспросил, будто не расслышал,-- не приходилось. Но отец мой не раз ездил туда. Одна из его жен была из тех мест.
-- Может, и в Московии бывал твой отец?
-- Нет, в Московии ему бывать не приходилось, а вот сами московиты приходили в наши земли, когда был жив еще мой дед. А почему хан об этом спрашивает?
Едигир ответил не сразу. Поглядел на молчавшего Сабанака и обратился к нему.
-- Я знаю, что ты другой веры и пришел к нам с войной. Может, тебя и удивит то, что я предложу, но подумай прежде, чем отвечать. Я знаю, что твой хан вернется, и война не закончена. Кто из нас победит, сказать трудно. Но пока я хочу отправить тебя вместе с Баянды к белому царю. Почему я отправляю именно тебя? Во-первых, ты все равно вернешься сюда. Тебя ждет Биби-Чамал. Во-вторых, ты честный человек, и я тебе верю. Ты успел уже побывать во многих странах и знаешь, как вести себя в долгом путешествии. И может, когда-нибудь ты поймешь, что я был прав, ища дружбу у белого царя. А сейчас иди и оставь нас одних. Ответ дашь завтра.
Баянды слушал Едигира с немалым удивлением, но ничем не показывал это. Лишь тонкие брови его изогнулись причудливой дугой.
-- Так зачем хан желает отправить меня и этого сарта к Ак-царю? Так я понял твои слова.
-- Ты все правильно понял, бек. Я приказываю тебе, пока я еще хан на этой земле, ехать в Московию. Повезешь подарки. Только до твоих улусов не добрались степняки. Собирать дань в этом году не с кого. Потому вся моя надежда на тебя.
-- Теперь мне понятно, почему ты обратился ко мне,-- расхохотался Баянды.
-- Если Ак-царь чем-то останется недоволен и посадит мою голову на кол, то винить мне нужно будет лишь себя самого. А если он милостиво встретит меня, то пользу получишь ты, хан. Славно придумано!
-- Может, ты и прав. Но больше мне не к кому обратиться. Собери все, что у тебя есть, и отправляйся. На словах передай белому царю, что мы просим у него помощи. Пусть пришлет сюда свое войско. Объясни, что дань мы будем платить хорошую, сколько он скажет. Царь Иван--мудрый царь и все поймет правильно. Расскажи все без утайки, как мы сражались с сартами. Скажи, что они ушли лишь на время. А если Кучум займет ханский холм, то дань белому царю посылать не станет. Пусть царь Иван поймет это и даст нам войско. Хотя бы пять сотен. Мы будем ему хорошо платить.