действо будет происходить с тридцатого апреля на первое мая. В Вальпургиеву ночь. Это Он придумал, и его идея привела всех в восторг.
– О, да. Это он умеет лучше всего. А он тоже там будет?
– Разумеется. Он главный вдохновитель постановки и практически режиссер. Ты представить себе не можешь, как много поразительных, интересных вещей по нашей тематике он знает. Впрочем, тут нечему удивляться. Представление обещает быть атмосферным и правдоподобным. Так ты придешь?
– Знаешь, мне надо подумать. Я тут вроде как пообещала себе избегать Яна всеми возможными способами.
– Как глупо, – расхохотался Кирилл. – Очень глупо и невозможно. Не занимайся чепухой. Не бойся. Он не желает тебе зла.
– Мне все равно, чего он желает. Главное, что чем дальше я от него, тем мне легче.
– Ты, верно, влюбилась в него. Как и многие здесь.
– Не влюбилась. Но он заставляет меня сомневаться в своей адекватности.
– Так все и должно быть, – снисходительно улыбнулся юноша. – Позволь дать тебе совет. Тебе лучше не злить его, он пока еще плохо контролирует себя, и оставить все попытки выяснить, кто он такой на самом деле, что ему от тебя нужно, и тому подобное. Все ответы есть внутри тебя, ты давно об этом знаешь. Я только не понимаю, почему ты их игнорируешь.
– Так, – Фаина поднялась и уперла руки в боки, – хватит с меня на сегодня мистификаций и намеков. Пожалуйста, не приходи ко мне больше с такими разговорами. Я подумаю над твоим предложением, идет? А сейчас уходи. У меня еще есть незавершенные дела, а потом я ухожу.
– Я уйду, но надеюсь, наша дружба для тебя все еще что-то значит. Верь мне. Я не сумасшедший, и ты, кстати, тоже, – Кирилл поднялся и направился к двери. – Я хотел подготовить тебя, дружески помочь. С моментом принятия. Но вижу теперь, что ты еще не готова. Он неплох. Надо лишь найти с ним общий язык. Вражда с ним ни к чему не приведет. Он в тысячи раз сильнее. Просто дай ему то, чего он хочет.
– Кирилл, ваш совместный розыгрыш затянулся. Я не хочу больше слышать об этом всем. Уходи.
Дверь за его спиной закрылась почти неслышно. Фаина вновь села на кровать, обхватила голову руками. Глубоко внутри себя она слышала, как лопаются швы наскоро сшитого полотнища, и ткань оглушительно трещит. Ей захотелось выпить.
Глава 22, в которой Фаина слишком много думает
«Моя история лишена приятности, в ней нет милой гармонии выдуманных историй, она отдает бессмыслицей и душевной смутой, безумием и бредом, как жизнь всех, кто уже не хочет обманываться».
Герман Гессе – «Демиан»
Наступил столь нежеланный первый рабочий день после нервного срыва и всего за ним последовавшего. Фаина старалась не думать о том, какими взглядами ее встретят в офисе, как отреагируют на появление в слегка модифицированной после лечебницы версии, смогут ли относиться к ней, как прежде, захотят ли общаться, как с обычным человеком. После всего, что она устроила. Хотя могло быть и хуже. Порча имущества – не самое ужасное, на что способен человек со сдавшими нервами.
Фаина почти не помнила состояния, в котором крушила мебель, технику и документы, пугая коллег. Осознавала ли она, что творит, была ли в состоянии представить последствия? Пряный гнев и пьянящее чувство свободы горячим коктейлем разлились по венам и управляли ею. Не хотелось бы снова оказаться во власти подобного состояния, сбить которое удалось лишь сильной дозой успокоительного. Как она выглядела со стороны? Как вели себя сотрудники? Пытался ли кто-то остановить ее? В голове – туман. Никаких ответов.
Прийти в офис и расспрашивать коллег о подробностях того происшествия казалось неприемлемым, поэтому Фаина избрала самый подходящий в таких случаях путь – вести себя так, словно ничего не случилось. Как ни странно, некоторые даже здоровались с нею и сочувственно заглядывали в лицо, стараясь по его выражению выведать что-нибудь интересное, но девушка, откликаясь на редкие приветствия, оставалась непроницаема.
Все с удовольствием и даже некоторым облегчением приняли игру, в которой проигрывает тот, кто первым вспомнит о событиях двухнедельной давности, заговорит о них или хотя бы намекнет. «Так и принято в цивилизованном обществе – избегать острых углов», – подумала Фаина. Даже Степа, вызвав ее к себе, чтобы дать поручений на день, упомянул о пребывании в клинике как о чем-то давно забытом и несущественном. Девушку это устроило. Получив задания, она вернулась на рабочее место и задумалась о том, что ее восприятие реальности слегка накренилось на бок. Оставалось понять, комфортно ли ей в таком положении.
Вокруг стало словно бы больше воздуха, его потоки струились, как чистые невесомые ручьи, мимо нее, мимо всех окружающих людей. Благодаря кристальной чистоте этих ручейков речь становилась более отчетливой, слова – разборчивыми, взгляды людей и их эмоции – выразительнее, понятнее. Эти потоки омывали ее замутненный взор, обращенный ранее лишь внутрь себя. Теперь же она видела, слышала и ощущала присутствующих – не вполсилы, как прежде, не на задворках сознания, а прямо перед собой. Реальность оказалась не менее яркой и четкой, чем внутренний мир.
Оказывается, рядом с ней работает так много людей, живых людей, которые общаются, смеются, размышляют о чем-то, делают свое дело – хорошо или плохо, получают премии или выговоры, ходят на обед, отпрашиваются пораньше, чтобы забрать ребенка из детского сада… И обо всех этих людях Фаина практически ничего не знала. Более того, раньше ей сложно было представить, что тени, окружающие ее – такие же живые и неоднозначные, как она сама.
Набралась целая куча вещей, о которых девушка размышляла на автомате, занимаясь рутинными делами и стараясь не привлекать к себе внимания. Например, непривычное поведение противоположного пола, а именно – внезапное и недвусмысленное внимание к ее персоне. Неужели, вернувшись из клиники, она стала вести себя как те девушки, которые выглядят доступными? Вряд ли. Одеваться стала иначе, конечно, но это «иначе» теперь ничем не отличается от того, как одеваются все девушки вокруг. Обыкновенно. Как и принято.
Сначала Гена – он был чертовски рад ее видеть, но в этой радости не было ничего особенного, он всегда был счастлив, когда видел свою Афину – девушку, к которой почему-то так сильно привязался и считал своим близким другом. Другом, с которым, однако, обожал флиртовать и пошло шутить. Фаина слегка улыбалась, думая о Гене, но не осознавала в полной мере, почему ей так приятно вспоминать обо всем, что связывает ее с дружелюбным соседом.
Радостно было вспоминать мгновения, проведенные с ним – в день ее возвращения они сидели у нее и говорили очень долго. Фаина многое ему рассказала, но было и то, что она сочла
