мешая ускориться. На мое плечо опускается тяжелая рука и дергает назад. Круто разворачиваюсь и что есть силы толкаю Витю в грудь. Рома и Илья подхватывают его под спину, не позволяя упасть, и синхронно поднимают головы, озлобленно глядя на меня.
– Ты офигел?! – рычит Витя. – Что это было? Не хочешь объяснить?!
Шумно выдыхаю, вокруг лица появляется белый пар. Где-то вдалеке гудит мотор машины, с неба медленно падает снег, а морозный воздух беспощадно набрасывается на кожу, но это даже кстати, помогает охладиться. Смотрю в глаза ребятам, которых больше двух лет называл друзьями, и становится невыносимо мерзко от сложившейся ситуации. Я такой же лицемер, как они.
– Вам нужна расшифровка? – спокойно спрашиваю я.
– Так это правда? – обескуражено говорит Серега. – Все, что сказал этот говнюк, правда?
– Кроме поклонения и пресмыкания. Это мне ни к чему.
– Ты сейчас серьезно?! – вопит Рома.
– А вы серьезно?! – повышаю голос и я, ощущая треск рвущихся нервов. – Вы играете в эту чертову свиту! Приписали себе титулы, издеваетесь над всеми, кто не так на вас смотрит, а иногда и без повода и ходите, задрав нос. Это для вас показатель крутости и авторитета? Кто вам дал право вести себя так? Ах да, предыдущий генерал. А ему? А ему тот, что был прежде. И так по глупому кругу, который не нужен никому, кроме таких, как вы. Думаете, эти ребята нуждаются в защите? Думаете, вы им чем-то помогаете? Да вы просто красуетесь, потому что ничего другого не умеете, а они просто хавают, потому что идиоты.
– Ты был одним из нас, – грозно рычит Илья.
– Часть команды, часть корабля, – едко усмехаюсь я. – Вам напомнить, как вы отнеслись ко мне, когда я только перевелся? Как веселились и дразнили меня? У меня был выбор: встать в ряд с теми, над кем вы издеваетесь, или примкнуть. В том рядочке уродцев я уже стоял, мне не понравилось. Кого-то еще удивляют мои действия?
– Мы сделали тебя генералом…
– Ага, что еще раз доказывает глупость этой системы. Генералом может стать любой, вам все равно. Главное, создавать видимость элиты и получать приказы. Своих мозгов ведь нет.
Илья выпячивает грудь и устрашающе качает головой:
– Ты перегибаешь, Ли.
Беспечно пожимаю плечами и засовываю руки в карманы:
– Вы ведь хотели правду. Получайте. Знаете, каково это, когда тебя достают просто так? Когда ты не хочешь выходить из дома, потому что уверен, ничего хорошего не случится? Нет? А знаете почему? Вас бережет эта самая долбаная система, и она не помогает никому, кроме вас. Вить, скажи мне, что тебе сделали те малые, у которых ты постоянно забираешь еду в столовке? Ром, а тот мальчик в очках, что решает тебе задания по алгебре, чем провинился? Илюха, ты ведь специально толкаешь всех в коридоре, а потом заставляешь просить прощения. Серег, а ты готов влезть в любую потасовку, даже не разобравшись, чтобы показать, какой ты сильный. Вы зовете себя крутыми, а на деле – просто козлы, которые не боятся ударить или унизить тех, кто слабее. Даже эта дурацкая война с гимназией, которая превратилась в настоящий сюр, для вас лишь веселая заварушка, чтобы не было скучно. Вы отстаиваете какие-то принципы и запреты, но даже сформулировать их не можете, потому что это только ширма, на фоне которой вы все такие…
Удар в нос не становится неожиданностью, но все же больно. Отступаю назад и прижимаю запястье к лицу, запрокидывая голову. Серега не пожалел силы.
– Пошел ты! – грохочет его яростный голос. – Мы считали тебя другом.
Сглатываю вязкую слюну с привкусом крови и опускаю голову. По руке стекает теплая жидкость и падает крупными каплями вниз.
– И я как друг пытаюсь открыть вам глаза, – говорю миролюбиво. – Все это бессмысленно. Вы ничем не отличаетесь от тех, с кем якобы воюете.
– Ты больше не наш генерал! Дэн выберет нового! – заявляет Сергей и дергает Илью за плечо, призывая к отступлению.
Витя и Рома переглядываются и смотрят на меня. В их глазах сожаление борется с обидой, но они все-таки уходят следом за ребятами, возвращаясь в школу. Крепко зажмуриваюсь и сжимаю пальцами переносицу. Спасибо, что не сломали. Отхожу в темную часть двора, набираю в ладонь горсть снега и прикладываю ее к носу, глядя в темное небо. И что дальше? Ничего ведь не изменится, если опустить руки. Что-то не сходится до сих пор. Такое чувство, что нами все-таки кто-то играет. Этот парень в темной куртке, измененные записи, заученная речь Андрюши. Достаю из кармана телефон и набираю номер Ланы. Три гудка, и я слышу тихое:
– Алло.
– Где ты?
– Я… мы с Катей… Мы в женском туалете, – всхлипывает она.
– Одевайтесь, заберите мою куртку из гардероба и выходите.
– Хо-хорошо…
POV Лана
Обессиленно опускаю руку с телефоном, глядя на Катю сквозь пелену непролитых слез. Она вытирает соленые дорожки со щек и спрашивает сипло:
– Это Елисей?
– Да. Сказал, ждет нас на улице.
– Все очень плохо?
– Не знаю, – растерянно качаю головой я.
– Лана, я не думала, что…
– Это я виновата. Нужно было поговорить с тобой раньше. Рассказать о наших догадках, и тогда мы были бы готовы.
– Нет! Это моя вина! Как я могла не заметить подвох? Его интерес к Елисею, тебе, вражде с гимназией…
Катя надувает щеки, задерживая дыхание, капли катятся из ее блестящих глаз, оставляя после себя серые разводы. Глубоко вдыхаю, борясь с новым приступом слез. Мы сами выдали все козыри Дьякову, дали ему все, чтобы победить. Шумный выдох слетает с губ, и я вспоминаю сцену из спортивного зала и жесткое: «Уходи». На несколько мгновений мне показалось, что Елисей сказал это серьезно. А может, так и было? Я не знаю. Я уже ничего не знаю, кроме того, что мы круто облажались.
– Идем, – говорю я, хватая Катю за руку. – Скоро папа приедет.
Быстрым шагом добираемся до гардероба, по пути попадается несколько ребят, чьи сухие взгляды царапают сердце. Так легко поверили, так легко отвернулись. Елисей прав, они настоящие идиоты, которые каждый раз выбирают путь наименьшего сопротивления. Да им не генерал нужен, а психолог! Лучше бы вместо физики раз в неделю в школе проводили групповую терапию.
Выходим с Катей во двор, мелкие хлопья снега блестят в свете уличных фонарей. Вижу Елисея у забора, и ноги вмиг наполняются силой. Он ведь верит мне? Должен верить. Он обещал. Приподнимая подол платья, бегу вперед. Все-таки хорошо, что я выбрала любимые