со сценаристом А. Брагиным до уровня массового зрителя. Фильм «Альбидум» (латинское название разновидности мягкой пшеницы) поставил в 1928 г. режиссер, знаменитый «король эпизодов» Л.Л. Оболенский.
На Чаянова уже смотрели косо, сняли с поста директора основанного им Института сельскохозяйственной экономики. Нэп катился к закату. Начались пятилетки, индустриализация, коллективизация. Было не до чаяновских кооперативов – во всяком случае, на уровне директив правительства и идеологических догм. Чаянов же, как творец и фанат кооперации, не желая расставаться с нею, представлял ее панацеей от всех бед, обрушившихся на Россию в связи со сменой уклада ее жизни.
«Русского крестьянина он считал Атлантом, на плечи которого возможно переложить всю тяжесть работы, на его десятки миллиардов капитала, на его сопротивляемость, на его сознательность. И это – единственный путь возрождения России».
Естественно, Чаянов воспользовался предоставленной возможностью – воплотить свои идеи и в фильме «о борьбе советского агронома за создание засухоустойчивого сорта пшеницы, завоевавшей внешний рынок».
Картина продолжительностью 54 мин. не сохранилась, хотя, говорят, уцелела 1-я часть. «События происходят в голодном 1921 году. Агроном Леонов на выжженных солнцем полях Поволжья обнаруживает несколько уцелевших колосьев. Предположив, что зерна, выдержавшие суровое испытание засушливым летом, могут обладать особым засухоустойчивым свойством, Леонов приступает к опытам. Догадки агронома были подтверждены. Однако попытки Леонова внедрить результаты успешных опытов с найденными семенами встречают немало препятствий – от бюрократизма до деятельности враждебно настроенных «специалистов». В конце концов, после многочисленных трений на опытно-показательной станции ему удается доказать отличные качества нового сорта пшеницы. Выведенный сорт получает название «альбидум» и завоевывает широкое признание. Вскоре «альбидум» решают экспортировать, и Леонов отправляется в загранкомандировку. Но и здесь создателю засухоустойчивого сорта пшеницы приходится столкнуться с многочисленными препятствиями – американский «хлебный король» предпринял все возможное, чтобы не допустить экспорт «альбидума», даже подсылал к Леонову «обольстительницу». И все же, благодаря своему высокому качеству, «альбидум» попал на мировой рынок» ( http://nashekino.ru/data.movies?id=13635).
Актер В.М. Уральский создал образ ученого, прототипом которого был Николай Вавилов. Считают, что «это была большая творческая удача актера».
Киноутопия под разными названиями («Победа над солнцем», «Степная красавица», «Черная пятница на Чикагской бирже», «Цезиум 54») успеха в прокате не имела.
В воспоминаниях Оболенского можно найти причины провала.
«Выводили этот сорт уездный агроном и его лаборантка (артисты Уральский и Жизнева). Но им мешали бюрократы и дураки. Но судьба хранила, и, в конце концов, опытный посев взошел на полях коммуны – кооператива горожан-рабочих, ушедших в степи от городского голода. Тут бы и кончать повесть. Так нет же! Нужен же «реализм»! Как мечта будет выглядеть завтра? Вот и началась кинематографическая чепуха (не меньше достижений, чем у Пырьева в «Кубанских казаках»). В мировом масштабе «Альбидум»! На экспорт! Биржа вздрогнула. Миллионер-хлеботорговец посылает любовницу изничтожить уездного агронома и сгноить в трюмах зерно, идущее на мировой рынок. Тред-юнионы получают бесплатную помощь хлебом для рабочих Англии!.. Вот так-то. Желаемое за действительное. Репертком разрешил. А вот зритель ахнул! Самим жрать нечего (и голод в 30-м), а они хлебушком торгуют! Вот и сняли с экрана ложь беспросветную» ( http://www.svoboda.org/content/article/25018471.html)
Тюрин пишет о трагичной судьбе фильма «Альбидум», не получившего успеха у широкого зрителя и даже у кинокритики. Предоставим слово киноведу: «И не потому, что касса его оказалась полупустой. А потому, что над ним работал Ботаник Икс… Александр Васильевич поддержал молодого ученого Верменичева, а тот настрочил на учителя политический донос в журнал «Большевик». Погиб ведь не только Чаянов. Была ликвидирована его школа, пропало в камерах и лагерях его научное окружение. Вся эта смертная круговерть поглотила и фильм.
Как вспоминает Оболенский, стараниями «аграрников-марксистов» был расстрелян профессор Мейстер. На полях станции профессора, под Саратовом, куда по совету Чаянова направилась киногруппа, снимались сцены гибридизации.
Недалеко от научной станции Мейстера работал полевод Тулайков, профессор. На его станции Оболенский снимал вспашку целины. Тулайков был арестован и расстрелян.
А когда был репрессирован Ботаник Икс, подлинное имя которого расшифровать не составляло труда, поступило распоряжение ликвидировать, смыть фильм «Альбидум»: якобы стране нужна кинопленка, не на чем снимать шедевры, «нужные народу»…
«Альбидум» легко было бы запретить только за участие в нем Кравченко. Она была замужем за племянником Троцкого – Александром Львовичем Каменевым, старшим сыном Льва Борисовича Каменева и Ольги Давидовны Троцкой».
«Невеселыми оказались судьбы создателей фильма «Альбидум», – заключает Тюрин, видя причину этого в несоответствии киноутопии о фантастических урожаях засухоустойчивого сорта пшеницы реальной политике продразверстки (хотя и не называемой так) в деревне. «Кого теперь интересовали новые сорта пшеницы, если надо было выбрать у мужика весь хлеб, подчистую?!»
Реалист, утопист, фантаст, мистик… классик
Литературному творчеству Чаянова можно предпослать высказывание его любимого поэта Эдгара По: «Тайна подобна замку, ключ от которого потерян».
Эту фразу писатель употребил в качестве эпиграфа к одной из глав своей «Истории парикмахерской куклы, или Последней любви московского архитектора М.», своей первой романтической, в его определении, а по сути – фантастической повести.
Каждая романтическая повесть фантаста представляет именно такой зам;к, который непонятным образом открывается, как только начинаешь читать, и впускает в странный мир, напоминающий сновидение, в лабиринтах которого можно встретить кого угодно, даже самого себя. И все куда-то бегут, изменяются, исчезают. Их не схватить, т.к. «в руках остаются одни очертания бегства».
Эта строчка, взятая из эпиграфа к статье, хорошо отражает плоть и душу повестей Чаянова. Текст – словно живой. Перед глазами то и дело появляются герои, образы, они переливаются, мерцают и исчезают, оставляя лишь фосфоресцирующие «очертания бегства».
Да вот, пожалуйста, в последней повести писателя: «Старик снова набил трубку, и снова завертелись клубы дыма, снова выросла табачная статуя, все более и более… Мгновение, и я весь задрожал – из дымовых струй возникли очертания Юлии».
Собственно, именно такой и должна быть фантастика, созданная настоящим мастером.
Московский писатель В.Б. Муравьев, председатель Комиссии «Старая Москва» расширяет поле произведения. «Читатель по достоинству оценит все литературное совершенство этой романтической, авантюрной, а если угодно, и детективной повести (Добавим: всех повестей. – В.Л.), в которой головокружительный сюжет исполнен чистейшим русским языком золотого XIX века и рукою Мастера».
Вот опять – Мастер.
Булгаковский герой тут не при чем, хотя сам М.А. Булгаков связан с Чаяновым довольно крепко.
«Ничего ты не понимаешь, Булгаков! – резко остановился передо мной мой страшный собеседник. – Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке? – сказал он в пароксизме пьяной откровенности. – Твоя душа в ней, Булгаков!»
Такую вот жуть читал (и не раз) создатель «Мастера и Маргариты» при написании своих
