* * *
Вечером, дома, роясь в своих архивах, наткнулся на одну из записных книжек, похоже - за лето 1978-го года, когда я работал в геологической партии в Красноярском крае. Полистал её и стало жалко, что некоторые из оконченных и даже неоконченных стихов так никогда и не встретятся с читателем. Думаю, что несмотря на свою наивность, они были достойны опубликования. И жаль, что этого не произошло тогда, когда они были написаны. Ну чем это не стихи?
"Дочь сплавщика": "Не шепчи мне слова нежные, / я в тайге стал совсем невежливым, / и любить стал слова сквозь зубы я / справедливые, хоть и грубые... // ...Ты пропахла здесь вся апельсинами, / а меня ждет тайга синяя, / где нужны мои руки сильные, / где девчата такие красивые. / И пускай ты здесь ходишь в плащике, / а меня там ждет дочь сплавщика, / а меня ждут друзья в экспедиции, / и любовь там - совсем не традиция. / Там любовь - как крапива щемящая, / и представь себе - настоящая... // ...Потому - мне не быть здесь веселому, / не считай до сих пор меня мальчиком. / Я уеду в таежный поселок - / тот, где ждет меня дочь сплавщика."
"Таежное": "Звук летит из сосновой мглы, / не поймешь - далеко ли? близко? / Вот взревели протяжно "Зилы", / вот жужжание бензопилы / с комариным смешалось писком. // И к лесному ручью нагнусь / я, романтики воду глотая. / В рот спадает небритый ус, / а над жаркой поляной гнус, / словно взбитая пыль густая. // Меж корнями журчит вода / под задумчивый поскрип сосен... / Дома вишни созрели в садах. / Ивы в чистых зеркальных прудах / моют длинные ветки-косы. // И смотрю я, почти не дыша, / на березок кудрявые прядки, / на поляны зеленую шаль. / Слышу - пахнет в лесу черемша. / Как чеснок... что у мамы на грядке."
"Деркач": "Ну что тебе опять не спится? / Ну что ты крякаешь во тьму? / Качаясь сонно, сосны-спицы / смежили хвойные ресницы... / Ну что ты за смешная птица? / Убей, ей-Богу, не пойму! // И поутру, едва задышит / вдали рассветная заря, / как над поляной уже слышно - / то чуть погромче, то потише - / опять всё то же: кря да кря!.. // ...Мой птах, дружище неуемный, / тебе признаюсь, не тая, / что двое на земле огромной / нас безответных ты и я. // Нас будут только кедры слушать, / в закатном пламени горя. / Не оттого ль в таежных глушах / сильней костра мне греет душу / твоё родное: кря да кря?"
* * *
Конечно, сегодня я прекрасно понимаю, что все это очень уж романтично, наивно и не совсем профессионально, но в то же время - это ведь тоже мой дневник (скажем так, поэтический дневник тех лет), в котором я фиксировал не внешние события, а состояние своей души. Так почему же мне его от кого-то прятать? Пусть читают. Может быть, на его фоне будет яснее видно то, каким я сделался сегодня...
10 января, четверг. Утром прочитал в принесенной вчера из Союза газете "Завтра" передовицу Александра Проханова "Куранты Путина остановились в полночь", в которой он, в частности, очень едко, но весьма образно и, главное, справедливо пишет: "Новогоднее послание Путина было плоским, как папиросная бумага, как тень пролетевшей мухи. Клерки маленьких частных фирм - и те находят живые слова, чтобы поздравить свои коллективы. Путин производил впечатление исключенного из института студента, у которого нет денег, чтобы шапку купить... Тщетно было ждать глубоких ободряющих слов, ярких пророчеств. Человеческой искренности, сердечного сочувствия. Было несколько тусклых, как паутина, словосочетаний, да внезапно остановившиеся на Спасской башне куранты, словно мистический знак беды, завершенности времен, грозная печать судьбы...
Какие новогодние подарки принес Путин в дома сограждан?..
Он вывалил на пороги российских домов ржавую груду железа, оставшуюся от потопленного "Курска". Отряхнул с аккуратных пальчиков серебристый пепел сожженной станции "Мир". Поставил тысячу деревянных гробов, накрытых трехцветным флагом, где покоятся солдаты Чечни. Положил расколотые чугунные батареи и разорванные стояки из обмороженных Ульяновска и Уссурийска. Преподнес свежевыделанные песцовые шкурки, содранные с якутов Николаева и Колмогорова. Бросил затоптанные в грязь адмиральские погоны флотоводца Попова. Показал миллионы пустых люлек, где опять не оказалось новорожденных... Побулькал пузырьком, куда собрал свои слезы, пролитые на руинах Манхэттена. Выстроил тысячи американских морских пехотинцев, которых он запустил в глубокие тылы России... Последний подарок он сопроводил резиновой маской бен Ладена, под которой скрывался талантливый агент ЦРУ..."
Увы, как ни мотивируй шаги Владимира Владимировича тем, что на него оказывает воздействием оставшееся в Кремле ельцинское окружение, а тем не менее возразить Проханову фактически нечего.
Кстати, во вчерашнем же номере газеты "Трибуна" опубликовано очень интересное интервью с Прохановым по поводу его романа "Господин Гексоген". Я читал эту вещь и она мне показалась страшно запутанной - жизнь там представлена как нескончаемо многослойный пирог заговоров, который ведут многочисленные тайные службы, устраивая взрывы жилых домов и прочие диверсии. Однако то, что сегодня практически никто, кроме Александра Андреевича, не исследует истоков современного терроризма, не признать невозможно. Не скажу, что он лучший, но он - один из самых смелых прозаиков наших дней, не боящийся ставить острейшие политические вопросы сегодняшней жизни...
* * *
...Встав сегодня раньше обычного, я включил компьютер и перенес на файл "Соловей с простуженным горлом" свои переводы украинских поэтов. На этом файле у меня хранится макет моей поэтической книги, составленной из стихов, написанных в 1980-2000 годы. Туда входят и ранние романтические стихотворения, и мои модернистские опыты, и переложения древнерусских духовных стихов, и переводы йеменских поэтов. Так что я счел возможным включить туда и стихи украинцев. Вот только бы ещё найти для этой книги издателя, а то они предпочитают печатать главным образом коммерческие романы... Сегодня по пути в Правление СП я опять обратил внимание на то, что вокруг меня читают пассажиры метро. Стоявший рядом со мной мужчина моего возраста читал роман Хоруки Мураками "Охота на овец", сидевшая напротив женщина лет сорока пяти - книгу Владимира Колычева "Грязная жизнь", ещё одна женщина, лет под шестьдесят, читала что-то по целительству - книга была "одета" в красную непрозрачную обложку, но я успел увидеть заглавие предисловия: "Вера, творящая чудеса". Дальше виднелись "Коронация" Б. Акунина, две газеты "Аргументы и факты", справочник "Работа and зарплата", ещё один Акунин - на этот раз "Пелагея", а также пара потрепанных книг, названий которых мне разглядеть не удалось. На Кольцевой линии я заметил одну Дарью Донцову, том фантастики Юрия Никитина, журнал "Спрос" и ещё несколько неопознанных изданий в однотонных обложках доперестроечной эпохи.
На обратном пути я немного позабыл о своем эксперименте и успел засечь только одну книгу: том фантастики Эдмонда Гамильтона и Сергея Сухинова с какими-то страшными рыцарями на обложке.
* * *
На работе все было как обычно - звонки, встречи, разговоры, куча скопившихся за праздничные дни писем... Сергей Добрин передал для распространения пригласительные билеты на вечер белорусской поэзии, который я буду вести 18 января. Прислал письмо из Вятки Лешка Смоленцев. Владимир Николаевич Крупин вернул мне рукопись книги рассказов Саши Громова, к которой он написал предисловие, и попросил передать рассказ "Прилог" Светлане Виноградовой в газету "Московский железнодорожник". Потом позвонил из "Литературной учебы" Алексей Иванов и сообщил, что вышел номер журнала со стихами Андрея Расторгуева и моим предисловием к ним и ему нужны расторгуевские данные. Пришлось звонить в Сыктывкар, искать Андрея... Потом приходил Геннадий Гацура, просил деньги на содержание сайта, на котором размещена и моя страница, так что пришлось дать 360 рублей. После трех появилась Татьяна Набатникова, принесла на рецензирование три первых, выдвинутых на премию "Национальный бестселлер", книги - ими оказались романы Владимира Личутина "Миледи Ротман", Александра Проханова "Господин Гексоген" и Анатолия Афанасьева "Гражданин тьмы". Я из них не читал только последний. Ближе к концу рабочего дня пришел Вадим Дементьев, с которым мы поговорили о предстоящих мероприятиях. Владимир Бондаренко пригласил меня 16 января на обсуждение романа Проханова, но я в этот день буду вести у нас в СП вечер тольяттинского поэта Константина Рассадина, так что пришлось сразу же отказаться...
На обратном пути заехал в магазин "Электрический мир" и купил себе коробку дискет. А то на днях звонил Громов и сказал, что у него полетел компьютер и пропали записи всех его рассказов. Ужас!..
* * *
Из рифм сегодняшнего дня:
1. Автосалон - "Авессалом";
2. Ирония - как у Петрония.
* * *
...Вечером работал над рукописью поэтической книги Владимира Лесового "Цвет маттиолы", которая готовится к выходу в издательстве "Здравие" редактировал текст стихов и добавил большой абзац к написанному мною ранее предисловию, а, закончив с этим, опять достал свою черновую тетрадку 1978-го года и погрузился в поэтические наброски той романтической поры. Сейчас я уже так легко писать не смогу, и жизнь стала другой, и я изменился. А тогда... тогда я был в родстве со всем миром, со всей природой, если чего и не доставало - так это только любви да житейского опыта:
