из ревности в Татищевой посадили его в куль да бросили в воду. – «Где Карницкий?» – спросил Пугачев. – «Пошел к матери по Яику», – отвечали они. Пугачев махнул рукою и ничего не сказал. Такова была воля яицким казакам!
В Озерной.
В Берде Пугачев был любим; его казаки никого не обижали. Когда прибежал он из Татищевой, то велел разбить бочки вина, стоявшие у его избы, дабы драки не учинилось. Вино хлынуло по улице рекою. Оренбурцы после него ограбили жителей.
Старуха в Берде 5.
Пугачев на Дону таскался в длинной рубахе (турецкой). Он нанялся однажды рыть гряды у казачки и вырыл 4 могилы. В Озерной узнал он одну дончиху и дал ей горсть золота. Она не узнала его. По наговору яицких казаков велел он расстрелять в Берде Харлову и 7-летнего брата ее. Перед смертью они сползлись и обнялися. Так и умерли и долго лежали в кустах. – Когда Пугачев ездил куда-нибудь, то всегда бросал народу деньги. – Когда под Татищевой разбили Пугачева, то яицкие прискакали в Озерную израненные, – кто без руки, кто с разрубленной головою – человек 12, кинулись в избу Бунтихи. – «Давай, старуха, рубашек, полотенец, тряпья» – и стали драть да перевязывать друг у друга раны. Старики выгнали их дубьем. А гусары голицынские и Корфа (?) так и ржут по улицам, да мясничат их. Когда разлился Яик, тела поплыли вниз. Казачка Разина, каждый день прибредши к берегу, пригребала палкою к себе мимо плывущие трупы, переворачивая их и приговаривая: – «Ты ли, Степушка, ты ли мое детище? Не твои ли черны кудри свежа вода моет?» Но видя, что не он, тихо отталкивала тело и плакала. – К Пугачеву приводили ребят. Он сидел между двумя казаками, из коих один держал серебряный топорик, а другой булаву. У Пугачева рука лежала на пелене – подходящий кланялся в землю, а потом, перекрестясь, целовал его руку. – Пугачев в Яицке сватался за…, но она за него не пошла. Устинью Кузнецову взял он насильно, отец и мать не хотели ее выдать: она-де простая казачка, не королевна, как ей быть за государем. (В Берде от старухи).
Федулев, недавно умерший, вез однажды Пугачева пьяного и ночью въехал было в Оренбург.
Когда казаки решились выдать Пугачева, то он подозвал Творогова, велел ему связать себе руки, но не назад, а вперед. – «Разве я разбойник», – говорил Пугачев (?).
В Татищевой Пугачев за пьянство повесил яицкого казака.
V
ДМИТРИЕВ 6, ПРЕДАНИЯ
Дмитриев услышал о Пугачеве от слуги, ездившего в Симбирскую воеводскую канцелярию с его отцом. Возвратясь, слуга рассказывал о важном преступнике, казаке, отосланном в Казань в оковах с двумя солдатами, которые сели на облучки кибитки с обнаженными тесаками.
Пугачев сбирал милостыню, скованный с другим колодником. На улице Замочной Решетки стояла кибитка etc.
Полковник Чернышев был тот самый, о котором говорит Екатерина в своих записках. Он и брат его были любимцы Петра III, который сделал одного полковником и дал ему полк и второго подполковником. Екатерина пожаловала первого бригадиром и сделала петербургским комендантом, а брата его полковником и комендантом симбирским. Петербургский комендант в старости своей был в связи с Травиной – он целый день проводил в ее доме, сидя под окном: и к зоре отправлялся в крепость.
Белобородов был казнен в Москве прежде поимки Пугачева.
Генерал Потемкин имел связь с Устиньей, второй женою Пугачева.
Панин вырвал клок из бороды Пугачева – рассердясь на его смелость.
Кар был человек светский и слыл умником.
Дурнов лежал между трупами.
———
(Слышал от сенатора Баранова 7.) Державин, приближаясь к одному селу близ Малыковки с двумя казаками, узнал, что множество народу собралось и намерены идти к Пугачеву. Он приехал прямо к сборной избе и требовал от писаря Злобина (впоследствии богача) изъяснения, зачем собрался народ и по чьему приказанию. Начальники выступили и объявили, что идут соединиться с государем Петром Федоровичем – и начали было наступать на Державина. Он велел двух повесить, а народу велел принести плетей и всю деревню пересек. Сборище разбежалось. Державин уверил их, что за ним идут три полка.
Дмитриев уверял, что Державин повесил их из поэтического любопытства.
VI
ЗАПИСЬ СО СЛОВ Н. СВЕЧИНА 8
Немецкие указы Пугачева писаны были рукою Шванвича.
Отец его, Александр Мартынович, был майором и кронштадтским комендантом – после переведен в Новгород. Он был высокий и сильный мужчина. Им разрублен был Алексей Орлов в трактирной ссоре. Играя со Свечиным в ломбр, он имел привычку закуривать свою пенковую трубочку, а между тем заглядывать в карты. Женат был на немке. Сын его старший недавно умер.
Слышано от Н. Свечина.
Об «Истории Пугачевского бунта» *
(Разбор статьи, напечатанной в «Сыне отечества» в январе 1835 года)
Несколько дней после выхода из печати «Истории Пугачевского бунта» явился в «Сыне отечества» разбор этой книги. Я почел за долг прочитать его со вниманием, надеясь воспользоваться замечаниями неизвестного критика. В самом деле, он указал мне на одну ошибку и на три важные опечатки. Статья вообще показалась мне произведением человека, имеющего мало сведений о предмете, мною описанном. Я собирался при другом издании исправить замеченные погрешности, оправдаться в несправедливых обвинениях и принести изъявление искренней моей благодарности рецензенту, тем более, что его разбор написан со всевозможной умеренностию и благосклонностию.
Недавно в «Северной пчеле» сказано было, что сей разбор составлен покойным Броневским, автором «Истории Донского войска». Это заставило меня перечесть его критику и возразить на оную в моем журнале, тем более, что «История Пугачевского бунта», не имев в публике никакого успеха, вероятно, не будет иметь и нового издания.
В начале своей статьи критик, изъявляя сожаление о том, что «История Пугачевского бунта» писана вяло, холодно, сухо, а не пламенной кистию Байрона и проч., признает, что эта книга «есть драгоценный материал и что будущему историку и без пособия не распечатанного еще дела о Пугачеве нетрудно будет исправить некоторые поэтические вымыслы, незначащие недосмотры и дать сему мертвому материалу жизнь новую и блистательную». За сим г. Броневский 1 отмечает сии поэтические вымыслы и недосмотры не «в суд и осуждение автору, а единственно для пользы наук, для его и общей пользы». Будем следовать за каждым шагом нашего рецензента.
Критика г. Броневского
«На сей-то реке (Яике), – говорит г. Пушкин, – в XV столетии явились донские казаки».
Выписанное в подтверждение