тарелкой. Как Ян и Кирилл ладили поначалу? Что случилось потом? Почему Кирилл изменил свое мнение, в какой момент влияние нового соседа обрушилось и изменило его?
«Ему от всех нас нужно только одно, Фаина. Наша душа». С этим можно поспорить, ибо присутствие Яна скорее влияет на разум. Неужели Кирилл имел в виду того, кто обычно охотится за душами людей, вымогает их обманами, чтобы они вечно мучились после смерти? А свою душу Кирилл уже отдал?
«Он слишком очеловечился среди нас». Снова намек на нечеловеческую природу Яна. Слишком очевидный. Ян и сам все время говорит об этом, хочет спровоцировать, расшатать всем нервы. Даже в тот день, на кухне, когда он и другие ребята обсуждали постановку, а я мыла посуду, он упоминал об этом при всех. Помнится, это раздражало одного из них, а остальных приводило в замешательство. И только я восприняла его слова всерьез. Теперь на это же намекает и Кирилл, но я уже не верю. Не хочу верить. Если это окажется правдой, и не красноречием, плакали мои планы на будущую жизнь. К сожалению, исключать этого я не могу.
«Не бойся. Он не желает тебе зла». В том-то все и дело, что я его больше не боюсь. Прошел тот период, когда его взгляд пугал меня. Теперь я презираю его так же сильно, как и он нас всех, своих непутевых соседей, которых ему приходится терпеть. Вот только зачем он терпит? Зачем Ян вообще поселился в затхлом общежитии? Наверняка он единственный здесь, кто полностью владеет своей жизнью и способен менять ее по своему усмотрению. В таком случае его вкусы относительно жилища весьма нестандартны. Не желает мне зла… А чего он тогда желает? Развести на секс и вышвырнуть через пару дней, как многих других?
«Ты, верно, влюбилась в него. Как и многие здесь». С чего он взял это? Разве мои попытки избегать Яна всеми способами, мое нежелание даже говорить о нем – признак моей влюбленности? Тогда я точно чего-то не понимаю в устройстве этого мира. Влюбиться… Я уже не помню, как это. И не хочу вспоминать. С Костей не было никакой любви, и поэтому мне было удобно, хорошо. Любовь все портит, она только мучает. В этом ее смысл. Она проходит быстро и кончается болью.
«Тебе лучше не злить его, он пока еще плохо контролирует себя, и оставить все попытки выяснить, кто он такой на самом деле». Это я уже и сама поняла на горьком опыте. Он вспыльчив и едва не прикончил меня. До сих пор мурашки бегут по коже, как вспоминаю тот вечер и то состояние. Но благо, что мне больше не надо выяснять, кто он на самом деле. Потому что я и так это знаю. Ян – зазнавшийся кусок говна, с которым я не хочу иметь ничего общего.
«Я хотел подготовить тебя, дружески помочь. С моментом принятия». Подготовить к чему? Что я должна принять? Его безумную религию, в которой Ян – главный идол? Похоже, ею здесь успели заразиться многие, судя по рассказам Гены о поклонницах Яна, которые подстерегают его повсюду, следят за ним, говорят только о нем, делятся наблюдениями. Плюс есть уже много девушек, которых он использовал и грубо оставил. Как они себя ощущают? Продолжают ли любить его или находят в себе силы жить дальше? Что такого он делает с ними, что все они словно теряют рассудок? И еще – проявляются ли у них те самые симптомы, что и при облучении?.. Это необходимо выяснить.
Пока Фаина переодевалась, ужинала, мыла посуду, ходила на прогулку и возвращалась в общежитие, пока делала мелкие бытовые дела, купалась в душе, стирала вещи, прежние идеи просачивались в ее мозг, прорастали, как ядовитые семена, политые бережной рукой Кирилла. Девушка не могла и представить, к чему ее приведут эти невинные, казалось бы, внутренние диалоги.
В тот день она начала медленно раздваиваться. Одна ее часть все еще доверяла Инессе Дмитриевне и находила в нынешних событиях подтверждение всему, о чем предупреждала психотерапевт; эта часть Фаины свято верила в возможность изменить жизнь к лучшему, если приложить усилия и не оглядываться назад. Другая ее часть отчаянно рвала цепь, чтобы вернуться в прежнее состояние непрерывной паранойи и болезненного страха, апатии и безнадеги. Эта часть уверяла ее, что, меняясь, Фаина утрачивает себя, теряет свою истинную сущность, а этим путем не достичь гармонии с миром, не исправить собственную жизнь. Пока она притворяется, что проблема решена, что она стала другой, пока она закрывает глаза на очевидное в пользу логичного, ничто не может наладиться.
Остатки былой Фаины, которую в клинике оголили, как провод, содрали «экзистенциальную кожу» со всего тела, остатки той Фаины, которая была уникальной, агонизировали, но не умирали окончательно. Новая Фаина, стремящаяся изменить привычный образ жизни, пока не ощущала готовности уничтожить все то, что росло в ней, крепло и развивалось годами. То, что делало ее самой собой, заставляло многих смотреть на нее с долей презрения, сочувствия и опасения, и только в единицах вызывало восхищение, способность принять девушку в истинном виде, несмотря на все странности. Эту совокупность черт характера нельзя было описать словами – все равно что пытаться написать шедевр, окуная кисть в помойное ведро. Лишь сухому научному языку удалось емко диагностировать то, что таилось в Фаине и мешало ей жить.
Мысли об этом измучивали, лишали энергии. В постель девушка легла обессиленной, но списала усталость на полный рабочий день и груду дел, от которых успела отвыкнуть. Внутренняя борьба, еще более сложная, чем ранее, разбухала в ней как ударная волна от столкновения двух реальностей: той, что ей внушили в лечебнице и которой надо было следовать, и той, что ожидала ее возвращения здесь, в стенах общежития. И если первая была логичной, продуманной, рациональной и адекватной, как чистенькая операционная, где все лежит на своем месте, то вторая казалась мрачным подвалом, в котором безумный маньяк расчленяет трупы в условиях жуткой антисанитарии.
Фаина из прошлого, психически нестабильная фантазерка, склонная к шизофрении и галлюцинациям, жаждала заполучить права, вновь оказавшись в привычной среде, а не в белых палатах, где очень просто стать нормальным, пока тебя не окружают те же вещи и люди, что и каждый день. Фаина из настоящего сопротивлялась и игнорировала все странности своей жизни, словно щитом прикрываясь аргументами и опровержениями Браль, охотно воскрешая их в памяти. Ей хотелось стать нормальной навсегда, и сейчас ее оснастили необходимыми силами для очередной попытки. Но получится ли? Или страх утратить себя –