смеялся своей шутке невыносимым хриплым басом, поглядывая в зеркало, тряся головой, мигая и гогоча, но мы уже сидели далеко друг от друга на разных концах заднего сиденья. И ничего не сказали больше.
Дома Магдалена втолкнула меня в вонючий чуланчик, поскольку в других комнатах продолжался пир, закрыла дверь, поставила белую сумочку на мою детскую коляску, воткнула мне в руки лист бумаги и огрызок химического карандаша и произнесла: «Давай-ка сразу посчитаем доход». Она вынимала измятые купюры, расправляла их, складывала в пачки и сообщала мне цифру. Я записывал.
Столько денег сразу я не видел за всю свою жизнь.
— До чего ж мало собрали! — сказала она наконец. — Что это — три тыщонки? Совсем ничего.
— Разве это мало?
— Совсем ничего.
— Чего же ты хочешь?
— Ну, не будь дураком! — сказала она и резко толкнула меня в бок.
— Перестань! Давай выйдем. Гости заждались.
— Пусть подождут, — простодушно заявила Магдалена. — Какие у них дела!
— А у нас какие дела в этом вонючем чулане?
— Нужно решить, что будем делать с деньгами.
— Мы их зароем во дворе, — попытался пошутить я, не выдержав.
— Не желаю, чтобы в один прекрасный день наш ребенок был хуже других.
— Чей ребенок? — Ее слова застали меня врасплох. Она взяла мою руку и приложила к своему животу.
— Ничего не чувствуешь?
— Ничего.
— Так знай, — сказала она, зевнув, и я увидел ее огромные миндалины. Потом махнула рукой и чмокнула меня в щеку. — Глупыш, отцом станешь.
— Ого! — удивился я, чувствуя себя так, будто кто-то ударил меня по лицу мокрой тряпкой. — Хм, видишь ли… Даже не знаю, что тебе ответить. А сколько уже?
— Почти два месяца.
— И не сказала мне?
— Хотела убедиться.
— Ах…
— Понял теперь, почему я настаивала на свадьбе?
— Нет, — сказал я. — Почему настаивала?
— Чтобы собрать хоть сколько-нибудь денег. Чтобы наши дети не были хуже других.
Я тогда убежал из дома. Знал, как опасен может быть мужчина, раздраженный и озлобленный тем, что его провели.
Наша свадьба была роскошна… да.
Но с той поры каждую ночь я вижу во сне черную кошку, лезущую по моему одеялу. Она появляется из темноты бесшумными шагами, вероятно, вылезает из-под скатерти на столе или из-под моей детской коляски, входит в комнату и ходит по моему одеялу. Зеленые глаза, гипнотизируя, приковывают меня к постели, и, когда кошка доходит до моего лица, я просыпаюсь. Дрожу от страха, а Магдалена нежно похрапывает. Она запретила мне ее будить.
Хочется уйти в спальню родителей, спрятаться между ними, прижаться к маме, как делал в детстве, когда видел кошмары, но не смею выйти и спуститься в пристройку, где она сейчас. С некоторого времени живет она одна.
— Не нужно, чтобы она вмешивалась в наши дела, — сказала как-то Магдалена. — Деремся ли, миримся ли, все сами — между четырех глаз… и, кроме того, дети…
Сколотили лежанку, постлали несколько шерстяных одеял, перетащили буфет, с которым мама не рассталась бы ни за что на свете, потому что он достался ей от родителей, и она осталась внизу, доживать.
Иногда прибегут мальчишки, она развяжет узелок и даст им по пятаку. Они бегут в бакалею на углу, покупают себе конфет, а фантики бросают через отверстия в решетке. Мама слышит шелест бумажек, но ничего не видит последнее время, и, когда я прихожу к ней, весь пол усыпан разноцветными бумажками.
Я хочу рассказать маме про кошку, про свою нескладную женитьбу, про тысячу вещей, которые нас с мамой связывают, и не могу открыть рта. Сяду на кровать, возьму ее немощную, морщинистую, со вздувшимися синими венами руку и глажу. И молчим. Мои невыплаканные слезы блестят в ее глазах.
Перевел Николай Лисовой.
Милко Кунев
ШЛИ ПАРЕНЬ И ДЕВУШКА
Шли парень и девушка по городу.
Маэстро с ними не знаком. И не видел никогда, и не знал, что они женаты всего три месяца.
И они не знакомы с Маэстро. Но вот парень — долговязый, длинные волосы расчесаны на прямой пробор, — спросил, свободны ли места за столиком. «Да, — кивнул Маэстро. — Присаживайтесь!»
— Классно, — парень откинулся на спинку стула, огляделся. — Я здесь ни разу не был…
— И я, — заметила девушка.
— Тогда как же ты додумалась меня сюда привести? — с подозрением поинтересовался он. — Не успели войти — ты уже как дома. Как будто приходила тысячу раз.
Девушка прыснула. У нее белые зубы, передние крупноваты, волосы каштановые, короткие, виски острижены высоко, по-мальчишечьи.
— Да ты ревнуешь, а?
— Кто, я, что ли? — парень слегка раздосадован. Последние дни он не мог отделаться от мысли, что поторопился с женитьбой. — Ничуть не бывало! Ты знаешь, что я не ревнивый…
— Хоть капельку, а! — девушка поцеловала его за ухом. — Поревнуй капельку, мне будет приятно.
— Брось, ну! — Он мотнул головой. — Не балуйся! На нас смотрят!
Уютный бар полон, от дыма не продохнуть. На них никто и не взглянул. По шкале внушительного кассетника, стоящего среди бутылок на стойке, — мигающие красные огоньки. Челентано поет, возвращаясь домой глубокой ночью…
— Меня можете в расчет не принимать, — неожиданно подал голос Маэстро, — я ничего не видел.
— Видел, он ничего не видел, — обрадовавшись игре слов, девушка заулыбалась. — Товарищ ничего не видел, а ты…
— Видел — не видел! — парень насупился. — Нечего лезть не в свое дело.
— Не сердись! — пошла на попятную девушка. — Вот хмуришься, на лбу образуются морщины и…
— Баста! — взрывается парень. — Ты меня уморила своими советами.
Девушка вся подобралась.
— О, прошу извинить мое недавнее вмешательство! — Маэстро немного ироничен, касается полей своей круглой черной шляпы, поправляет очки. — Стоит ли ссориться! Право, я ничего не видел, не беспокойтесь…
* * *
Маэстро добрался до бара с полчаса назад. Бармен наводил блеск на сверкающую никелем стойку. По правую руку, где в три этажа составлены стаканы, лист прилегает неплотно, клацая под влажной тряпкой. И всякий раз бармен морщится.
— Как обычно, Маэстро? С лимоном? — уточняет он.
— Да. С лимоном… — Голос глухой, с хрипотцой.
Маэстро располагается за столиком у окна и прячет табличку «Занято» под пепельницу.
Скоро бармен принес рюмку. На стенку насажен кружок лимона, обсыпанный сахаром.
— Я начал думать, что вы сегодня не появитесь, Маэстро! Припозднились.
— В городе толчея.
— На здоровье.
— Спасибо!
Бармен направился к стойке. По пути еще раз бросил взгляд на девушку, одиноко сидящую в углу, за столиком на двоих. Постоянных клиенток он знал — эта пришла впервые. Русые волосы, узкая косичка справа, накрученный хвост тяжело опускается
