"шух-шух"? (Школьникову.) Нужно развесить на зонах объявле
ния, рядом с афишами. Что спектакль отменяется, так как ук
рали костюмы.
ШКОЛЬНИКОВ. Мы не можем отменить спектакль. Он первым
в программе олимпиады.
СПИВАК. Я не сказал: отменим. Просто развесим объявле
ния. И все.
ШКОЛЬНИКОВ. Думаете, что-то даст?
СПИВАК. Не даст так не даст. А вдруг даст? Только это
нужно сделать сегодня же. Я передам художнику просьбу - от
вашего имени?
ШКОЛЬНИКОВ. Приказ.
СПИВАК. Тем лучше. (Направляется к выходу.)
Его перехватывают ЗЮКИНА и ЖУК.
ЗЮКИНА. Ефим Григорьевич, Коринкину и Миловзорова при
везли. Что с ними делать?
СПИВАК. Как что? Срочно вводить. Сейчас приду. Походите
пока, покажите рисунок - вы же репетировали Коринкину.
ЖУК. Да им не до ходить, им тилько сидеть.
СПИВАК. Не понял.
ЖУК. С общих. У них же три месяца, как нет театра.
СПИВАК (Фроловой). Слышала?
ЖУК. Подхарчить бы их трохи.
СПИВАК. Николай Евдокимович! "Тилько", "трохи". Премь
ера через неделю! (Быстро проходит на сцену.)
ЖУК. "Трохи". А как надо?
ЗЮКИНА. Трохи, крохи. Немножко.
ЖУК. Не... там немножком не обойдешься.
СПИВАК (возвращается в гримерку). Петр Федорович, неу
жели так трудно устроить артистам доппаек? Хоть на выпуск
спектакля! Хотя бы этим двоим! Я же не могу использовать
только сидячие мизансцены!
ШКОЛЬНИКОВ. Доппаек полагается лишь на тяжелых
горных работах.
СПИВАК. А у нас тут что - санаторий?
ШКОЛЬНИКОВ. Попробую. Но обещать не могу.
СПИВАК (Жуку). С вами - два момента. Не стоит, пожалуй,
глушить эти ваши "усе" и "тилько". Вы все время контролируе
те себя, отсюда - зажим. А мы допустим, что Муров откуда-то
с юга, из Малороссии: приехал с маменькой, чужак, выговор
его еще больше сковывает. Может, Отрадина поэтому его и по
жалела. А жалость - начало любви. Зато потом, когда войдет в
силу, он и вовсе будет выговором бравировать: "Я учера два
раза заезжал к вам у гостиницу".
ЖУК. Понял. Вот за это спасибочки. То есть, понял.
СПИВАК. Понял, понял! И забудьте об этом. Со вторым
сложней. Мурова не любят, никто. А вы - больно уж свой. Даже
мне в парных сценах трудно держать дистанцию.
ЖУК. Однако, держите. Я же чую.
СПИВАК. Между нами: я представляю, что это вы в свое
время написали на меня донос. Своим аккуратным, красивым
почерком.
ЖУК. Да Бог с вами, Ефим Григорьевич! Я вас знаю-то с
год всего!
СПИВАК. Вы не услышали. Я сказал: представляю. (Школь
никову.) С вами и со Шмагой тоже нужно разобраться, что-то
там не то. Все, друзья мои, за работу! (Уходит.)
ЗЮКИНА. Покурить бы. (Жуку.) У кого бы стрельнуть?
ШКОЛЬНИКОВ (выкладывает на стол пачку "Казбека"). Уго
щайтесь.
ЗЮКИНА. Неужели закурили?
ШКОЛЬНИКОВ. Пока нет. Считайте, что это доппаек. Только
курите где-нибудь в другом месте.
ЗЮКИНА. А вы - репетируете?
ШКОЛЬНИКОВ. Вроде того.
ЗЮКИНА. Уходим, уходим. (Берет для себя и Жука папиро
сы.)
ЗЮКИНА и ЖУК выходят. В продолжение следующей сцены
Зюкина то и дело мелькает в кулисах. Ее явно интересует то,
что происходит в гримерке.
ШКОЛЬНИКОВ (достает из папки заполненный бланк, чита
ет). Фролова Лариса Юрьевна, тридцати пяти лет, место рожде
ния Москва, урожденная Рейн. Я заранее подготовил вопросы.
Все правильно?
ФРОЛОВА. Да.
ШКОЛЬНИКОВ. Осуждена 24 июля 1940 года Особым
совещанием по статье 58-ЧСИР на пять лет.
ФРОЛОВА. Да.
ШКОЛЬНИКОВ. Вплоть до ареста работали актрисой в театре
Сундукова.
ФРОЛОВА. Да.
ШКОЛЬНИКОВ. Имеете сына двенадцати лет, который в нас
тоящее время находится в специнтернате в Тюменской области.
ФРОЛОВА. Он еще там?
ШКОЛЬНИКОВ. Будьте внимательней. Я прочитал: в настоя
щее время. С отцом, Рейном Ю.И., работающим заместителем
наркома...
ФРОЛОВА. Он уже замнаркома?
ШКОЛЬНИКОВ. Лариса Юрьевна, вопросы задаю я.
ФРОЛОВА. Извините.
ШКОЛЬНИКОВ. ...родственных отношений не поддерживаете
и в переписке не состоите.
ФРОЛОВА. Да. Он от меня отказался.
ШКОЛЬНИКОВ. Почему?
ФРОЛОВА. Потому что я не отказалась от мужа. Можно за
курить?
ШКОЛЬНИКОВ. Курите.
Фролова закуривает. Входит СПИВАК.
СПИВАК. Мужчина курит, женщина пишет - контора. Женщина
курит, мужчина пишет - допрос. (На укоризненный взгляд
Школьникова.) Опять забылся? Полный склероз. (Проходит на
сцену, где продолжается репетиция.)
ШКОЛЬНИКОВ. Ваш муж, Фролов А.Д., по профессии худож
ник, был осужден 10 марта 1940 года по статье 58-КРТД за
контрреволюционную террористическую деятельность.
ФРОЛОВА. Да.
ШКОЛЬНИКОВ. Вам сообщили приговор Особого совещания?
ФРОЛОВА. Да. Десять лет без права переписки. Это допрос?
ШКОЛЬНИКОВ. После ареста и осуждения мужа
формальную родственную связь с ним вы не прервали и своим
правом расторгнуть брак не воспользовались.
ФРОЛОВА. Да.
ШКОЛЬНИКОВ. Почему? Вы его очень любили?
ФРОЛОВА. Когда-то - да... Было в нем что-то. Он не ду
мал о куске хлеба, никогда не знал, есть ли у него деньги.
Мне это нравилось. А в последние годы... Если бы его не заб
рали, мы бы разошлись.
ШКОЛЬНИКОВ. Это - очень важно. Вы собирались разойтись
с мужем, потому что осуждали его деятельность? Вы не замеше
ны, это доказано. Но вы могли о ней догадываться.
ФРОЛОВА. Да какая там деятельность! Бред свинячий.
ШКОЛЬНИКОВ. Вы... не доверяете органам?
ФРОЛОВА. Конечно, не доверяю.
ШКОЛЬНИКОВ. Вы... вы хотите сказать, что не верите в
правильность приговора?
ФРОЛОВА. Конечно, не верю. Легче было доказать, что я
заслана с Луны.
ШКОЛЬНИКОВ. Знаете, а на это похоже. Только не засланы,
а свалились.
ФРОЛОВА. И это ближе к правде, чем то, что он терро
рист. Контрреволюционный террорист! Господи! Да он был кто
угодно: бабник, трепло, гений, бездарный мазила, пьяница. Но
только не террорист. Ни к какой деятельности он вообще не
был способен. Нашли террориста!.. Да сядьте вы, Петр Федоро
вич, что вы бегаете?
ШКОЛЬНИКОВ. А чем же, по-вашему, вызван т а к о й при
говор? Вы ведь знаете, что э т о значит?
ФРОЛОВА. Сначала не знала. Потом объяснили. В Бутырке.
Значит, не подписал. (Школьников молчит.) Ну, не заложил ни
кого. (Школьников молчит.) Я уж не знаю, как вам и объяс
нить. Виновным себя не признал. Подписал бы все, получил бы
десятку. Как все нормальные люди. Это мне тоже потом объяс
нили.
ШКОЛЬНИКОВ. Поговорим о другом. Вы сказали, что в пос
ледние годы не любили мужа. Я вас правильно понял?
ФРОЛОВА. Я его ненавидела! Я бывала в театре по пятнад
цать часов. Когда после репетиций был спектакль, отец присы
лал за мной машину. Потому что у меня не было сил идти. Дома
я находила полный развал, каких-то художниц в моих халатах,
какие-то гении спали носом в селедочницы с окурками. Я была
готова его убить. Хорошо, сына можно было оставлять у бабуш
ки.
ШКОЛЬНИКОВ. Но можно же было оформить развод и после
его ареста?
ФРОЛОВА. После ареста? Когда в жизни у него осталась
лишь я?
ШКОЛЬНИКОВ. Ну, а... потом?
ФРОЛОВА. Потом? Тем более. (Пауза.) Вы в самом деле не
понимаете?
ШКОЛЬНИКОВ. Но вы же должны были подумать, пусть не о
себе - о сыне!
ФРОЛОВА. О нем я и думала. Поверьте, только о нем. Как
бы я потом смотрела ему в глаза?
ШКОЛЬНИКОВ. Сыну?
ФРОЛОВА. И сыну. И его отцу, моему мужу.
ШКОЛЬНИКОВ. Но ведь десять лет без права переписки
это...
ФРОЛОВА. Ну да, расстрел. Я же вам сказала, что знаю.
Пауза.
ШКОЛЬНИКОВ. Вы верите в другую жизнь?
ФРОЛОВА. Конечно. А как же можно в нее не верить? Как
можно допустить, что это и есть жизнь? Это не жизнь. Все пе
репуталось. Раньше жизнь давалось человеку как испытание. А
потом наступал ад или рай. Сейчас сначала идет ад, и если
человек остался в нем человеком, он награждается жизнью.
ШКОЛЬНИКОВ (с иронией). Райской?
ФРОЛОВА. Нет, обыкновенной. Самой обыкновенной. Это и
есть рай. Мы не умели ценить жизнь. Нет, не умели. За это и
платим.
ШКОЛЬНИКОВ. Мы?
ФРОЛОВА. И вы. Конечно, и вы. У вас - жизнь? Да у вас
хуже, чем ад. И нет даже надежды на освобождение. Разве вы
не поняли еще, почему вас так тянет к нам? Да потому что в
этом сарае есть то, чего вы лишены изначально.
ШКОЛЬНИКОВ. Я знаю, что это. Искусство.
ФРОЛОВА. А это и есть свобода.
Пауза.
ШКОЛЬНИКОВ. Продолжим. Можете ли вы сообщить какие
либо сведения, касающиеся контрреволюционной,
антисоветской или любой другой враждебной деятельности
бывшего художественного руководителя вашего театра
Сундукова?
ФРОЛОВА. Нет.
ШКОЛЬНИКОВ (пишет). "Нет"... Вел ли Сундуков с вами или
