Но юность беспечна, — многие думали, что я сделал это нарочно, по свойственному мне остроумию. Но я огорчился и, не будучи в таком виде в состоянии принимать участие в утехах с приятными предметами, после такого пассажа с горестью в душе ушёл домой.
И что же? Они, то есть вся компания, поехали кататься в лодке, перевернулись и утонули. А я, как отсутствующий, не утонул. С тех пор я без слёз не могу видеть земляники. И когда подают к столу мою спасительницу, — я плачу и говорю:
— Истинно велика это ягода, если я доныне, благодаря ей, живу на свете.
Прошу огласить этот поразительный случай спасения от смерти земляникой в вашей почтенной газете…
С отменным к вам, милостивому государю, почтением имею честь быть вашим, милостивого государя. слугою отставной секунд-майор
Ростаковский
.
V
М. г., г. редактор!
В настоящее время, когда на очереди, так сказать, земляника и ей отводится так много места в нашей уважаемой печати, позвольте мне сказать, чрез посредство вашей почтенной газеты, что не одна земляника имеет такое могущественное целебное значение. Не лишён его также и арбуз. Арбуз, при умелом его применении, может производить потрясающее действие на душу человека, к сожалению до сих пор мало известное в нашей психиатрии.
Позвольте рассказать вам то, что случилось в моей семье.
Кухарка моя, именем Василиса, при других достоинствах, имеет ужасно сварливый и неприятный характер. Что нам пришлось от неё вынести, одному только Богу известно! Однажды она разбросала по полу вареники и топтала их ногами, крича:
— Вот вам, черти окаянные! Будете знать вареники!
В другой раз при гостях плюнула в сметану. В третий — измазала моей дочери голову свежей икрой, приготовленной для блинов, так что пришлось к блинам счищать икру с моей дочери. Да всего и не перечесть!
Я пробовал прибегать к лечению её земляникой. Запустил однажды в неё целый фунт. Но эта неизлечимая баба только воскликнула:
— Самим жрать нечего, а в людей земляникой пущаете!
Я получаю в месяц 150 рублей. Ну, как же мне жрать нечего?
Так же безуспешны были и все другие способы: малиной, вишнями. Пробовал пускать в неё даже чёрной смородиной. Но ничего! Наконец, чтобы досадить подлой бабе хоть чем-нибудь, я прибег к крыжовнику. А именно: насыпал Василисе в постель мохнатого, колючего крупного крыжовника. Но скверная женщина, обозлясь после бессонной ночи, осыпала всю нашу семью ещё тягчайшими оскорблениями. И вот на днях, когда дерзости её перешли все границы, я разъярился и ударил её по голове арбузом (время было арбузное). И что же? Арбуз разлетелся на восемь частей, а женщина, на которую до сих пор ничто не действовало, заплакала слезами раскаянья. С тех пор Василиса совершенно лишилась своего характера. Больше от неё не слышно ни одной дерзости. Она тиха, послушна, и когда глядит на меня, — в глазах её отражается спасительный страх. О таком действии арбуза на русский народ считаю долгом довести, через посредство вашей уважаемой газеты, до сведения всех, кому приходится иметь дело с народом. Бейте его арбузом!
Ваш слуга, отставной юнкер
Тесаков.
Из почтения к смерти даём сегодня место запискам одного самоубийцы
Самоубийца — жилец, недавно переехавший с дачи на квартиру.
Это придаёт его запискам злободневный интерес.
Сначала идёт эпиграф в стихах:
Снял а себе небольшую квартиру,
Чтоб дня занятий иметь уголок.
Ну, и схожу я за это в могилу!
Повесть читая, готовьте платок…
Из каких-то старых куплетов.
Затем следует дневник.
22 августа.
Квартирка — рай.
Правда, сейчас она напоминает «драматическую» декорацию Городского театра.
Стены замазаны пальцами. Кой-где заплёваны. Кой-что облупилось. Обои оборваны.
Но хозяин обещал кой-где подмазать, кой-где подклеить, — и будет рай.
Главное — свой уголок. А то что это?
Живёшь по гостиницам, — и сам себя презираешь.
Стул, на котором сидишь, и тот хозяйский.
То ли дело своя квартира: уголок, тишина, спокойствие, обед домашний.
На службу от радости не ходил.
24 августа.
На службу не ходил: покупал мебель.
Одесские мебельные торговцы — милейший народ.
Узнавши, что я обзавожусь обстановкой, приняли во мне самое горячее участие.
Вещи накупил все «случайные».
Комод, например, был заказан известным миллионером X., но не взят им по каким-то посторонним соображениям. Гардероб предназначался для г-жи Y., да не взят, потому, что она ещё больший себе заказала.
Что ни вещь, то каким-нибудь миллионером для себя была заказана.
Знай теперь Ивана Ивановича Курицына, — какая у него обстановка!
Миллионеры для себя готовили, а я на этом сидеть буду!
26 августа.
Сегодня утром надел чистое бельё, попрощался с детьми, со слезами обнял жену и пошёл подписывать с домовладельцем контракт.
Нельзя же! Подписание контракта, лишение, так сказать, себя всех прав, — в некотором роде, «гражданская смерть»!
Об этом я много в газетах читал.
Газеты, однако, по обыкновению, врут.
Контракт, оказывается, совсем уж не такая страшная вещь. Где ж там «лишение всех прав». Вечно преувеличивают! Так, — лишение некоторых особых прав и преимуществ, как за мошенничество на сумму менее 300 рублей.
Не более!
В контракте 127 пунктов и каждый из них начинается словами:
«Я, наниматель, обязуюсь».
Немножко смутил меня только один пункт:
«Г. домовладельцу или доверенному его лицу предоставляется право постоянного доступа во все нанятые мной помещения, с целью осмотра, согласно ли сему контракту и в должной ли чистоте и исправности таковые содержатся».
«Постоянного доступа». Гм…
— Но ведь, надеюсь, не пойдёте же вы, например, ночью в спальню моей супруги, посмотреть, чисто ли?
Г. домовладелец поморщился:
— Гм… Оно, положим, интересно бы, но, пожалуй уж так и быть, не пойду!
Очень снисходительный человек!
27 августа.
Домовладелец — человек гуманный.
Увидал, когда мы переезжали, что рояль везут, — приказал немедленно рояль продать.
— Я, — говорит, — этой гадости у себя в доме не допускаю — других жильцов беспокоить будете.
Какая заботливость о жильцах!
Продал за бесценок.
Жена, конечно, плакала: она у меня музыкантша и отлично Шопена играет. Рояль за нею в приданое был дан. Очень рыдала
Но что мне на жену обращать внимание. У меня есть домовладелец.
Я теперь не жены должен слушаться, а домовладельца.
28 августа.
Домовладелец наш — светлая личность.
Немножко строг.
Но это мне, знаете ли, даже нравится.
Это хорошо, когда над собой строгость чувствуешь. А то живо распустишься!
А тут всё-таки и дома над тобой начальство есть. Спокойнее.
Собаку у меня увидал, — воспретил:
— У меня, — говорит, — собак держать не дозволяется.
Собаку немедленно отравил стрихнином.
Кошки тоже не позволил.
Кошку взял, посадил в мешок, отнёс на Молдаванку. Там три раза мешок в воздухе перевернул, чтоб дорогу забыла, подлая, — и бросил.
Взял извозчика и поскорее уехал
Детей тоже хозяин велел убрать.
Жена, правда, начала было протестовать:
— Этого в контракте нет
— Мало ли, — говорит, — madame, жильцы какую гадость начнут делать, — нельзя же всё в контракте предусмотреть.
Такой вежливый: жену всё-таки «madame» назвал.
А детей посоветовал кому-нибудь подкинуть…
— Дети, — говорит, — стены пачкают.
Так и сделали.
Детей развёл по разным улицам и бросил.
Пусть их в городской приют возьмут.
Оно без детей даже лучше.
Зачем мне дети? У меня домовладелец есть.
На службу, занятый всеми этими делами, не ходил.
30 августа.
На службу не ходил снова: голова болит, всю ночь не спал.
Всю ночь мне снилось, будто я журналистом сделался и меня газета, из конкуренции, на остров Крит корреспондентом отправила.
Я будто бегу, а в меня инсургенты стреляют.
Просыпаюсь, — пальба. «Бац! Бац! Бац!»
Думал, что случилось на Одессу нашествие неприятелей и наш дом приступом берут.
Оказывается — нет.
Это мебель, для миллионеров сделанная, рассыхается и трескается.
И ведь как громко: совсем как из ружья:
— Бац!
Хорошо ещё, что эта мебель к миллионерам не попала. Все бы миллионеры в Одессе от страха перемёрли: подумали бы, что к ним разбойники забрались.
2 сентября.
Странные вещи делаются с газетой.
То газету в 6 часов вечера подадут, а то и совсем нет.
