В целом же вся эта история замышляется для того, чтобы, говоря высоким слогом, сохранить и приумножить человеческое в человеке.
А. Вампилов
17 мая 72 года
А. Т. ТВАРДОВСКИЙ
В феврале десять дней подряд, по случаю запоя, посещал дачу К. (Бориса Александровича Костюковского), где мы жили вдвоем.
Нашел простых людей, с литераторами он не пьет, в особенности с молодыми, - избегает.
Первый раз появился, будучи еще не в запое, произвел прекрасное впечатление.
Седой, скуластый, в лице что-то бабье, глаза голубые, плечи широкие и какие-то пухлые, пальцы толстые, ногти давно не стрижены.
Его дача рядом, одет был в полупальто, войлочные ботинки, брюки трикотажные и висят, в руках дубовая палочка.
- Нет ли у вас стопки?
Стопка нашлась, сели, выпили, напились. В этот вечер было много извинений, предостережений, раз двадцать он сказал:
- Не думайте обо мне дурно.
Разговор вначале был о выпивке, как обычно.
- Человечество недаром остановилось на 40 градусах.
Потом о литературе и проч. И все время:
- Как мы хорошо выпили. Господи!
- Где я пью? С кем? Один - спортивного вида, другой - небритый... Вурдалаки какие-то...
На улице пошатывался, провожать себя не велел.
- Хорошо, хорошо...
- Странно... Странно и причудливо...
54 года. Пьет давно и серьезно.
Затем дня через два пришел, спросил "на донышке", а после посещал нас 7-8 дней подряд по 2-3 раза в День. Однажды был в шестом часу утра. Разговоры были разные и небезынтересные.
Пушкин - бог. Особенно доволен тем, что Пушкин стал брать деньги за стихи.
Подозревает, что Евтушенко и Вознесенский не читали "Евгения Онегина".
Вспоминал "Сохраню ль к судьбе презренье".
Пушкин сделал русскую литературу мировой Барков, Вяземский, Державин, Жуковский, Байрон, а в общем - все равно - Пушкин.
Конечно, любит Некрасова.
Пишет статью к новому изданию Бунина. Испытал влияние Бунина:
- Никто об этом не писал, а я-то знаю. Бунин за границей, по его мнению, "мертвец".
- Приветил меня с того света.
Но чрезвычайно этим гордится.
Современный прозаик обязан любить Бунина, но не так рабски, как Ю. Казаков. Казакову он говорил и говорит:
- Я очень сочувствую вашему пристрастию, но идите туда, где Бунина не читали. (В "Знамени", получается, - не читали.)
Блок немного недотянул до гениальности. (Тут я с папашей совершенно не согласен.)
Горького не жалует. Толстого любит. Чехова.
Алексея Толстого уличил в том, что он граф ненастоящий, по женской линии разве. Размышлял о том, что быть графом при социализме выгодно.
Подозревает, что итальянская премия Ахматовой (при ее вручении он присутствовал) - премия игорного дома. Рассказывает, как Ахматова собиралась в Италию. Старуха в декольте, водка после церемоний.
Ахматову Твардовский увидел первый раз в Италии.
Янка Купала напутствовал его.
- Пей, хлопец, белую горилку, больше ничего не пей. Пиши, пока пишется, потом писаться не будет. Любит и часто вспоминает Фадеева:
- Мой старший друг, неправда, что он кого-то сажал, он выручал, Заболоцкого, например.
Фадеев его любил тоже.
Фадеев на пиру у Сталина.
- Почему не скажешь приветствия?
- Я пьян.
- Сколько ты выпил?
- Один - бутылку коньяку.
- Сколько тебе лет?
- 38.
- В 38 лет я выпивал бутылку коньяку мэжду делом.
Хрущева Сталин заставлял плясать.
Сталин сам распорядился дать ему Сталинскую премию за "Василия Теркина". К Сталину отношение очень сложное. Есть большая доля уважения. Сталин и Черчилль.
В Горках одиннадцать служителей дома-музея сидели еще долго после 20-го съезда, никто из одиннадцати не решался уйти первым.
Сталин заботился о стаде: у высшего командного состава, у многих офицеров на фронте была своя Неля, в ее обязанности входило - в основном заводить патефон. Когда Неля становилась беременной, она уезжала в тыл со специальным предписанием о трудоустройстве, квартире и декретных.
Вспоминал, как написал стихотворение о том, как Сталин в декабре приходил в Мавзолей к Ленину за советом. Он работал тогда в "Гудке", кажется, и обещал это стихотворение в свою газету. Но отдал его в "Известия". Редактор (его он называет костяной ногой) вызвал его и гневался. Диалог:
- Не кричите на меня, я вас не боюсь.
- А начальника политотдела вы боитесь?
- Нет, не боюсь.
- А начальника политотдела фронта?
- Тоже - нет.
- А командующего?
- Нет.
- А кого же вы боитесь?
- Господа нашего. Иисуса Христа.
Был уволен, оказался в резерве. Вадим Кожевников, теперешний редактор "Знамени", уходил тогда в "Правду" военкором из "Красноармейской правды" и устроил его на свое место.
История о том, как художник Горяев бил Вадима Кожевникова. Горяев работал тогда в листке "Солдатский" или "Фронтовой" - "юмор".
- Если юмор вынесен в заголовок, юмора не ищите.
Луговского не признает:
- Белыми стихами стал писать про то, что Советская власть хорошая. Неинтересно.
Леонова не любит. Играет в барина. О жабе - Иване Ивановиче.
- Зачем он написал название книги "Евгения Ивановна" по-английски? А если ее будут переводить.
Шолохова за "Тихий Дон", в особенности за четвертую книгу, превозносит.
- Потом он стал писать чепуху, а говорить стал и того хуже. Надо бы ему было после "Тихого Дона" умереть, был бы великий писатель. Но памятник ставить будем все равно.
Рассказывал о встрече с молодым Шолоховым в "Национале", о ссоре после войны, когда Шолохов, будучи у него в гостях на московской квартире, хвастался, что дачу ему построили немцы, и объявил, что одобряет постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград". Они поспорили, разругались, и он выставил Шолохова из дома. Помирились, конечно.
Шолохов о Солженицыне:
- Поцелуй его за меня. Жестоко, но здорово.
Александр Трифонович:
- Нет бы ему сказать об этом в печати! Солженицын - его медаль.
- Поверьте, это великий писатель в самом страшном значении этого слова. За границей не знают, что написал Твардовский, но все знают, что Твардовский напечатал Солженицына. (История о том, как он печатал "Ивана Денисовича". Хрущев и его секретарь. Поздравления с днем рождения и слова "как если бы речь шла о моей собственной веши".) Сартр очень интересовался им как издателем Солженицына. (О малом жанре.)
- Почему взвыли Дымшицы и Кочетовы? Потому что после Солженицына их не будут читать.
Солженицын написал новый роман большой силы. Он приобрел его для "Нового мира", но напечатать его невозможно. Читать этот роман он ездил в Рязань.
Юбилей "Нового мира" и его статья. Журнал продержали больше месяца. Банкет по случаю юбилея он пропьянствовал на даче, банкет перенесли.
- Им необходим фикус (свадьба с генералом), им (его замам по журналу) не хватает самостоятельности.
- Светлов - милый человек. Ему, например, позволялось сказать влюбленной в него поэтессе: "Дура, почитай сначала Гоголя".
Федина осуждает, и поделом. Тот - единственный из редколлегии, кто не подписал "Ивана Денисовича".
- Я пожалел его старость. (Не то, видимо, выгнал бы.)
Паустовский - мармелад.
- Я не поклонник Эренбурга.
В литературе происходит одичание. Сафронов, Кочетов и Ко. - "Мне довелось побывать..." "Мне довелось побывать в Турции", "Мне довелось побывать в Освенциме" - пишут, не поймут, что это не одно и то же.
Знаменитым стать сейчас легко, надо только потерять совесть.
"Славное море, священный Байкал" - великое произведение искусства. Строка "Старый товарищ бежать пособил..." его, пьяного, изумляет, заставляет плакать.
- Не печатаю Вознесенского, потому что, если меня на улице спросят - о чем это, я ответить не смогу.
О Межирове. Милый человек, хороший переводчик, но как поэт - слишком любит стихи. А надо любить что-то в жизни.
У Томаса Манна (его он считает последним гениальным писателем Запада) его поразила мысль о том, что сегодняшняя литература вся - из литературы, а не из жизни. Это, говорит он, страшно.
Лирика. Анекдоты. Пьяные монологи. Ветер и снег - любимая погода.
- Был запой, была страшная измена, все было...
Начинал в Смоленске. Первый рассказ о самогонщиках. Отец-кулак, отсидевший за взятку ("Не то мало дал, не то - не так дал") во времена продразверстки вернулся, подарил старшему сыну Лермонтова, ему - Пушкина. ("Будешь Пушкиным", как будто можно быть вторым Пушкиным.)
Сурков о женившемся 70-летнем литераторе:
- У него там только очко протереть осталось.
Вспоминал это в связи вот с чем. Ходил занимать три рубля у "Павлика" Антокольского. Антокольский, которому где-то под семьдесят, сказал:
- Пьянство - самая скучная страсть.
- А что веселее?
- Женщины.
- В твоем возрасте?
- Меня уже нет, но они - вот они ходят здесь рядом.
Долго возмущался легкомыслием Антокольского.
Орест Верейский и гроссмейстер Котов.
Он склонен, кажется, к пуританству. Стихов о любви не пишет. О Тендрякове:
