столе уже стояла литровая бутылка "Русского Стандарта" с широким устойчивым дном. Андрей с Григорием выпили на брудершафт и сразу же перешли на "ты". Филолог намеренно вёл разговор в раскрепощенном до развязности стиле. Отчасти для того, чтобы подчеркнуть и на контрасте оттенить свою "рафинированную" интеллигентность. Но по большей части потому, что это позволяло спровоцировать собеседника и заставить его раскрыть самые потаённые места своей натуры. Для этого он старался казаться чуть более пьяным, чем был.
— Гриша, а поехали завтра со мной на рыбалку. Здесь такая шикарная рыбалка. Снасти для тебя у меня найдутся.
— Извини, но мне в субботу рыбачить нельзя. — ответил моряк.
— Ты что, хасид, чтобы соблюдать шаббат? — напирал Андрей.
— Нет, я — русский морской офицер. Просто не хочу огорчать отца. — Григория трудно было сбить с привычного курса держать себя спокойно и выдержанно. — А ты что, — русский националист?
— Русских националистов не бывает — устало выдохнул Андрей — ты можешь быть либо русским, либо националистом. Что значит: «быть русским националистом»? Любить всех русских? Вообще всех? Даже мерзавцев и тех, кто достоин презрения? Ну, уж нет! -
Он сделал неуклюжее горизонтальное движение указательным пальцем правой руки перед собственным носом. Оно должно было подтвердить широкое отрицание произнесённого. После этого филолог долил в свою рюмку водки. Рюмка Гриши была почти полной. Моряк вылил содержимое его рюмки в тарелку и налил заново, добавив:
— Никогда не наливай себе сам!
— Это ещё почему?
— Примета плохая…
Все давно ушли спать. Андрей и Григорий остались вдвоём. Андрей опрокинул не чокаясь свою рюмку и продолжил нарываться:
— А вот скажи мне, гардемарин… Предположим, ты в Сирии. И у тебя приказ шарахнуть по Израилю. По своей, так сказать, второй Родине. Ведь рука не поднимется, а?
— Во-первых, я там был. И был в ситуации, когда надо было сбивать израильские истребители. И я бы сбил их, не сомневаясь ни одной секунды, если бы был приказ. А во-вторых, — Родина у человека может быть только одна. Либо ни одной. Но их не может быть две.
Разговор подошёл к весьма острой теме. Но эта тема так интересовала филолога, что он попытался сбросить с себя хмель и отодвинул рукой свою рюмку.
— Многим людям, Гриша, таким как мы с тобой, легко сделать выбор в этом вопросе. А другие путаются как мухи в липкой паутине — столько взаимоисключающих истин и все, вроде, верные.
— Всё просто на самом деле, — ответил офицер. — Есть понятие — "русский дух". Ну, ты знаешь… Так вот: он либо есть в человеке, либо его нет.
— Знаю ли я про "русский дух"? О, да! Конечно знаю. Я много лет изучал русские сказки. Копал поглубже многих. Вот фраза, например: "Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!". Её слышали все. Но мало кто знает, что русским сказкам и этой фразе несколько тысяч лет! То есть, задолго до того как появилось государство с названием «Русь» и национальность «русский», нечистая сила уже тогда издалека чувствовала этот запах. Тебе не кажется это странным?
— Совсем не кажется. А ты знаешь о таком понятии как Хартленд?
— Ещё бы! Это основа геополитики. Боюсь, что не только её. Я занимаюсь сейчас этногенезом. И так получается, что все дороги ведут в него.
— Так вот. Мы только думаем, что в Большой Игре субъектами-игроками являются державы и политические деятели. Но они — всего лишь фигуры на шахматной доске.
— А кто же игроки?
— Те, кто наделяет нас духом. Кого-то духом Хартленда. Он же — русский. Кого-то иным.
— Занятно. То есть ни генетика, ни воспитание здесь ни при чём?
— Абсолютно.
— Надо будет поразмыслить об этом на досуге — сказал Андрей. Хотя эта мысль настолько зацепила его, что ему было уже не досуга. Он продолжил:
— Ладно. Есть у меня вопрос и более злободневный, чем этот.
Электричества всё ещё не было. И персонал давно ушёл. И свечи в светильнике почти догорели. Но первые предутренние лучи слегка рассеивали мрак. Пустая бутылка водки давно стояла под столом. Андрей принёс из своей комнаты ирландские виски и не собирался отпускать Григория:
— Все последние годы я, русский патриот, воспитывал своего ребёнка правильно. Думал, что правильно. Внушал ей, что Родина не там, где красивые шмотки и больше колбасы. Читал ей про мальчиша-кибальчиша и объяснял, что продать своих за бочку варенья и ящик печенья могут только настоящие плохиши. И что ты думаешь?
Достаточно было один разок всего ей съездить на конференцию в Штаты как она нашла себе там плохишонка-программиста из наших и намылила лыжи. Зарплаты там, видите ли, выше. Востребованность лучше. Оборудования в лабораториях больше. И все доводы какие-то вроде бы правильные. Даже убедительные. Но я чувствую, что на самом деле влечёт её яркая картинка. Летит бездумно как мотылёк на огонь. А у меня аргументов не хватает, чтобы отговорить её.
— Не суди её строго. Может девчонка влюбилась. А кроме того, там возможности, перспективы. Там — всё и сейчас. А здесь — непонятно что и не ясно когда.
Услышав эти слова Андрей понял, что дельных советов он сегодня не услышит и потерял интерес к беседе. Ураган стих до сильных порывов ветра. Но рыбалки в такую погоду не бывает. Да и не безопасно это. Выпито не всё, но организм на пределе способности к освоению. Пора идти спать.
Андрей проснулся около полудня. В комнате никого уже не было. Болела голова и мучила жажда. Но если выпить сейчас стакан воды, — прощайте, последние проблески ощущения трезвости. Надо заставить себя хоть что-нибудь съесть. Во рту отвратительный запах не полностью разложившегося спиртного. Он умылся и спустился вниз. Небритый. С надеждой, что не встретит никого кроме официантки.
В гостиной, запивая оживлённую беседу чашечкой кофе, сидели за столиком Наталья и Леонид Абрамович. Андрей попытался сменить на своём лице гримасу муки на подобие улыбки и присел к ним:
— Что за всемирные проблемы вы тут без нас разруливаете?
— Вот, господин Капельмейстер жалуется на тяжёлую адвокатскую долю. — пошутила жена.
— Да ну? А разве кто-то сомневался, что адвокатам не бывает легко? Особенно когда ты своими не слишком мозолистыми руками должен развязывать тугие узлы человеческих судеб?
— Вы меня не так поняли, Андрюша. — Внёс поправку юрист. — Я хочу вам сказать… Никогда… слышите, Андрей, никогда
