всех горожан».
– Дайте угадаю, та же что и у пограничных трупов?
– Именно.
– На счёт этой травмы… я понимаю, что это тайна следственного отдела, но может и вам чего выловить удалось?
Виктор усмехнулся.
– Буду даже рад если это просочится в прессу, Николай Александрович должен хранить тайны, а не скидывать на меня работу по координированию действий. А если без шуток, то очень вас попрошу пока молчать: мозг всех жертв высушен, настолько что больше похож на крохотный камень, по которому расходятся трещины.
У жертв была та же травма головы, что и у Кирея в больнице и у трупов с границы. Мозг всех жертв оказывался высушен до состяния камня и расходился трещинами. Это не было похоже на какую-то болезнь или вирус, ничего что бы объясняло странное поведение жертв, их местоположение и связывало бы. Не было ничего.
Разумеется, государства, напуганные происходящим в мире, были вынуждены направить все силы на подготовку к новой экспедиции, весь мир под страхом возможности потерять электростанции и, вероятно словить странное проклятье на себе сплотился, против неизвестного врага. Нет не так, мир словно охваченный идей одного человека двигался единым организмом. Так новая экспедиция планировала собрать в себе лучшие умы, самых сильных и выносливых физически и психологически людей.
Ниума держали в заточении и скуке долгими днями. Так парень в один прекрасный день, решил, что стены нужно раскрасить и, вскрыв себе вены на одной руке, принялся украшать обитель под свой вкус, так что замарал и хлипкую кровать, и серую напольную плитку. Благо в комнате стояли камеры, и охранник только заваривший себе чаю, ещё не успел уснуть. Он, заметив в дальнем мониторе подобную выходку, бросился из своей мелкой тёмной каморки к художнику, одновременно вызывая отдел скорой.
– Почему ты это сделал? – спросила сурово медик, уложившая творца на кровать, остановив кровь, и уже заматывая побелевшую руку парня.
– Мне нечем было рисовать.
– Разве же это причина убивать себя?! – возмутилась ангел с красным крестом на груди.
– Разве же я убивал себя? Я только хотел нарисовать маки.
– Ты так сильно любишь маки?
– А вы так сильно их не любите?
– Разве же можно ставить какие-то маки выше своей собственной жизни? Глупый, есть же люди, которым ты дорог, друзья, родители.
– Ну так и что с того?
– Представь, как им будет больно, если же тебя не станет? А ещё, подумай: у тебя была вечность небытия до и будет вечность небытия после, уж эти ничтожные восемьдесят лет, что у тебя есть, поживи.
– Вы забавная. Зачем же?
– В пресной безвкусной непроглядной пустыне ты нашёл краюшку хлеба, может она сладкая, а может солёная или горькая, но никогда более ты не сможешь почувствовать какого-либо вкуса, так что насладись пока можешь всем, что она тебе даст, даже если это ужасный вкус.
– Вы такая милая, станете тогда моей женой?
– Так, прекрасно – произнесла девушка и игнорируя вопрос и довольно закрепила бинт – я тебя подлатала, если не будешь больше баловаться, то поживёшь, хорошо, что ты правильно резать себя не умеешь.
– А вы умеете?
– Да, но тебе не скажу.
– А где научились?
– Я же всё-таки врач, разное повидала, особенно пока училась – женщина уложила все свои вещи в белый чемоданчик, поправила рукава своего халата и уже двинулась к двери, как её окинул голос.
– Пожалуйста, позовите Виктора со мной повидаться.
И желание потому ли, что Витя сам начинал задумываться о встрече с Ниумом, то ли от того, что переживал за жизнь своего подопечного, исполнилось. Званный гость зашёл под вечер, взъерошенный после многих часов на ногах и всяческих важных умных встреч, до которых прикованному к кровати не было дела. Парень сел по-хозяйски на стул и долго молчал, уставившись за решётчатое окно. Не поправлял причёску и не следил с презрением за бедным болеющим другом, его брови то сбегались, то разбегались, сигнализируя о наличии мыслительного процесса и Ниум с усмешкой любовался этим странным и глупым по его личному мнению лицом. Сам же в то время выглядя не менее нелепо, словно пятнадцатилетний подросток бунтарь, которого вовремя схватили за шиворот родители.
– Что ты от меня хотел? – сурово поинтересовался Виктор, не переводя и взгляда на Ниума.
– Я чувствую нутром, что нужно послать хотя бы одного человека в пустыню, если ты этого сделать не распорядишься, то умрёт ещё много невинных людей. Как сегодня.
– Хм? – насторожился Русый.
– Интуиция. Ты знаешь, как я в этом хорош?
Лицо Виктора оставалось всё таким же хмурым, украшенным полными недоверия глазами.
– Ох! Ты о том откуда я знаю? Мне проболталась миленькая дамочка, что принесила обед.
– Вот, как – Русый немного расслабился и перевёл тему – Случилось после того, как мы уже много времени не даём людям выходить в пустыню. Одного-то человека мне не жалко, таких отбитых, что хотят законно и нет пересечь границу – толпа, любопытные идиоты есть всегда и везде. Но делать что-то по твоей личной прихоти. Это бесит. Плевать. Так и быть, хрен с тобой, честно, мне тоже начало мерещится, что пустыня требует жертву и если мы не дадим её сами, то она заберёт её силой.
– Но я позвал тебя не только за этим – чуть более серьёзным тоном продолжил Ниум, но всё ещё не переставая улыбаться – У меня краски закончились, принеси ещё.
– Вот придурок, а холста ещё не надо?
– Нет – удовлетворённо пропел художник – у меня есть, любезно предоставленные тобой, стены.
– Пусть будет, мне пока не до тебя – без сил встал Витя – я завтра всё сделаю. До утра подождёшь.
На рассвете, как и обещал, мужчина отправил приглашение нескольким первым попавшимся “оболтусам”, найденным на фанатском сайте исследователей пустыни. Виктор аккуратно прощупывал почву в диалоге с каждым, не выдавая серьёзность ни словом. Да и кто бы поверил, что с ним об уголовно наказуемом плане беседует самый настоящий государственный служащий. Из всех было несколько готовых в ближайшее время тайком проникнуть наружу и двинуться на верную смерть. Среди них оказался ещё совсем молодой четырнадцатилетний Максим. Мальчишка уверенно скрывал возраст и даже, пробираясь к назначенному месту встречи, дабы скрывать лицо купил в магазине цветной хлопковый расписной платок, какой иной раз можно найти в дальнем бабушкином сундуке под кроватью её, в деревенском доме. Мальчишка ещё и упорно тренировался понижать голос, похрипывал и тяжко вздыхал, полагая, что если сойдёт за изрядного возраста дедка, то к
