хоть десять человек спроси. Дело было в ее документах. Вместе с ней в училище зачислили несколько десятков курсантов, три группы приехали поездом из Нанкина, а сопровождавший их руководитель должен был собрать у всех документы для личного дела. В училище оказалось, что остальные бумаги на месте, а личное дело Чжан Чуньмэй пропало. Не беда — что может быть особенного в биографии у шестнадцатилетней школьницы?
Дали ей заполнить анкету, сказали, что ее личное дело теперь все равно что чистый лист и она должна вписать все заново, графу за графой. Чуньмэй заполнила анкету, сотрудник отдела кадров подшил эту анкету в новую папку. С той самой анкеты и началась жизнь Чжан Чуньмэй в училище.
Чуньмэй трудностей не боится, тут ничего не скажешь: попросила себе дополнительных тренировок, хотя в первом тренировочном полете ее даже желчью рвало. В партию Чуньмэй еще рано по возрасту, но в ячейке ее быстро заметили и сделали кандидатом на вступление. Да, и главное, Чжан Чуньмэй со всеми хорошо ладит, легко завязывает дружбу. Так про нее говорили до того, как все случилось.
Что случилось?
Ее личное дело. Оказалось, оно подделано, каждая строчка. Чуньмэй знала, что утеря документов по пути в училище будет отличной возможностью переписать свою биографию.
Что она переписала?
В анкете Чуньмэй указала, что ее отец и мать члены народной коммуны, два брата и сестра заняты в сельском хозяйстве, семья очень бедная, бабка с дедом парализованы. Сначала никто и не заподозрил, что это выдумка. С ней в комнате жили еще семь курсанток, иногда кто-нибудь из них заговаривал во сне и будил соседок. Как-то раз одна курсантка проснулась и услышала, как Чжан Чуньмэй говорит во сне. Но вот что она говорила? Часть слов китайские, а часть иностранные. На другое утро эта курсантка при всех окликнула Чжан Чуньмэй: «Эй, Чуньмэй, ты ночью что-то бормотала по-иностранному!» Чжан Чуньмэй сказала, что соседка несет вздор. Та ответила: «Ну погоди, в другой раз я кого-нибудь разбужу вместе послушать, и все узнают, что никакой это не вздор».
В голове Чжан Цзяня со страшным шумом летали планеры, он уже почти не слышал слов молодого офицера.
…Потом кто-то из курсанток заметил, что Чжан Чунь мэй по ночам, вместо того чтобы спать, сидит в своей постели. Еще кто-то видел, как она взяла ночью одеяло и ушла спать в классную комнату. Спросили ее, почему нарушает правила внутреннего распорядка, она ответила, что соседки своей сонной болтовней не дают ей заснуть. Как бы там ни было, в классных комнатах спать нельзя, если придет проверка, такое возмутительное нарушение поставят училищу на вид. В двухместной комнате преподавательского общежития нашелся угол для раскладушки — даже если преподавательницы и заговорят во сне, все равно выйдет не так громко, как постоянное бормотание семи соседок. И Чжан Чуньмэй перебралась в общежитие для преподавателей.
Дослушав до этого места, Чжан Цзянь уже понял, что случится дальше.
Одна из преподавательниц услышала, как Чжан Чуньмэй ночью говорит по-японски. Та женщина хоть и не учила японский, все равно поняла, что это за язык. Она потихоньку встала и разбудила соседку. Женщины сидели в своих кроватях, прислушиваясь к бессвязной болтовне Чуньмэй, то тут, то там в ней мелькали японские фразы. Преподавательницы доложили обо всем начальству. Ребенок из нищей крестьянской семьи, семья живет в захолустной деревне, кругом — одни безлюдные поля, где она могла выучить японский? Вот так и зародились сомнения в правдивости личного дела Чуньмэй.
Чжан Цзянь думал: у Ятоу ведь светлая голова на плечах, почему же она так сглупила — выдумала, будто ее родители крестьяне! Неужели крестьяне лучше рабочих?
Девочке преподавательницы ничего не сказали. Но будто между делом спрашивали Чуньмэй: что выращивают в ее родных местах? Сколько раз в голу сеют рис? Разводят ли свиней? Чжан Чуньмэй держалась молодцом, почти все, что она говорила про деревню, было недалеко от правды. Но теперь и среди однокурсниц пошли пересуды: как ни погляди на Чжан Чуньмэй, не похожа она на деревенскую девушку. Сразу после прибытия в училище курсантки пошли в душ, и кто-то заметил у Чуньмэй на теле следы от купального костюма! И волосы у деревенских девушек другие, с выгоревшими, желтыми от солнца кончиками. Однокурсницы думали даже, что она дочка какого-то большого начальника — некоторые руководители знают, что подчиненные из желания угодить будут беречь их детей от трудностей, и не хотят создавать детям особых условий. Преподавательницы потихоньку пронесли в комнату диктофон и, когда Чжан Чуньмэй снова заговорила во сне, записали ее слова. Нашли переводчика, он перевел то, что говорила Чуньмэй, и преподавательницы еще больше удивились: батат, картошка, юбка, собака, тетя, сосновая шишка, колобки с красной фасолью…
Вроде ничего серьезного — Чжан Цзянь немного успокоился.
И все в таком духе. Иногда говорила совсем как ребенок: и интонации, и выговор. Врач училища провел с Чжан Чуньмэй беседу. Он расспросил ее про детство, про деревню, сколько там было дворов. Были ли в деревне люди, учившие в университете иностранный язык. Чжан Чуньмэй отвечала подробно: деревня маленькая, в двадцать дворов, одной стороной упирается в гору, на горе поля террасами. До школьного автобуса два с лишним часа ходу. Врач спросил: такая бедная семья все равно отправила тебя в школу? Чуньмэй отвечала, что у них все дети в деревне ходили в школу, в их деревне очень хорошие нравы. И говорила-то как убедительно! Экзамен Чуньмэй сдавала в Нанкине, и один из экзаменаторов хорошо запомнил одежду, в которой она пришла на комиссию. На Чуньмэй было очень модное шерстяное пальто красного цвета с черным меховым воротником, черные пуговицы с золочеными ободками — откуда деревенской девочке достать такую одежду? Тут и отдел безопасности забеспокоился. они поговорили с Чуньмэй и вывели ее на чистую воду. Почему она решила солгать о своем семейном происхождении? Разве настоящая семья не лучше той, которую она придумала? Молчит. Будешь молчать — последует серьезное наказание! Все равно молчит. Неужели родители с тобой плохо обращались? Мотает головой. Мотает решительно и печально, будто говорит: как вы могли такое подумать!
— Где моя дочь сейчас?
— Вам должно быть известно, что в армии подделка личного дела расценивается как преступление, наказание за такое преступление выносит военный суд.
— Где она отбывает наказание?! — главное, чтобы моя Ятоу живая вернулась домой, никакое наказание нестрашно.
— Пока ее сняли с занятий, поместили в больницу под наблюдение. Такой психоз излечим. Ей прописали медикаменты…
Чжан Цзянь опустил
