Этот концерт нужен не только Ларри, он нужен всем любителям музыки. Ратуша — не место для партизанских действий.
Впервые за несколько месяцев она выглядела совершенно спокойной, как человек, который только что завершил очень серьезную работу и вполне доволен результатом, — такое в наши дни встречается весьма редко. Обычно пунцовая от возбуждения и предвкушения чего-то таинственного, на сей раз Эллен была исполнена розово-кремовой безмятежности.
Она съела свой обед молча, ни словом не обмолвившись о Ларри. Да и мне нечего было ей сказать — я уже все сказал раньше. Она настойчиво напоминала о себе — клаксон, открытки, фонарик, покашливание, бог знает что еще, — но он совершенно о ней забыл. Жизнь его текла своей эгоистичной колеей и не желала ни о чем тревожиться.
И тут Эллен сообщила мне новость. Сразу стала ясна причина ее спокойствия. Такой сюжетный ход я даже какое-то время ждал, даже сам пытался соблазнить ее на нечто подобное. Я даже не удивился. Для сложившейся ситуации решение было совершенно очевидным, это решение родилось в мозгу, который и был всю жизнь настроен на очевидное.
— Жребий брошен, — рассудительно сказала она. И тут же добавила: — Пути назад нет.
Насчет брошенного жребия я с ней согласился, мол, оно и к лучшему. Мне казалось, что я правильно понял ее намерение. Правда, когда она поднялась, чтобы выйти из ресторана, я удостоился поцелуя в щеку — это меня слегка насторожило.
На следующий день в пять часов — время традиционного коктейля — я вошел в студию Ларри, но в гостиной его не обнаружил. Обычно к моему приходу он всегда был там, возился с напитками, элегантный в своей клетчатой шерстяной куртке (подарок поклонницы).
— Ларри!
Портьера на двери спальни раздвинулась, и оттуда нетвердой походкой, со скорбью в глазах вышел он. Вместо халата на нем была пелерина с алой подкладкой и золотым галуном — наряд из какой-то старой оперетты. Он рухнул в кресло, подобно раненому генералу, и закрыл лицо руками.
— Грипп! — воскликнул я.
— Какой-то неизвестный вирус, — мрачно объявил он. — Доктор ничего не нашел. Вообще ничего. Может быть, это начало Третьей мировой войны — бактериологической.
— Может, тебе просто надо выспаться? — предположил я, как мне показалось, с надеждой в голосе.
— Выспаться? Ха-ха! Я всю ночь глаз не сомкнул. Горячее молоко, подушки под спину, овечья…
— Внизу гуляли?
Ларри вздохнул.
— Во всем квартале было тихо, как в морге. Это что-то внутри, я тебе точно говорю.
— Ну, если с аппетитом все в порядке…
— Ты что, мучить меня пришел? Я так люблю завтракать, а тут впечатление было такое, будто я ем опилки.
— По крайней мере голос звучит хорошо, а ведь это самое главное, согласен?
— Сегодня на репетиции был полный провал, — признался он с тоской. — Я звучал неуверенно, скрипел, не попадал в ноты. Что-то не так, я был не готов, чувствовал себя беззащитным…
— Ну, выглядишь ты на миллион долларов. Парикмахер поработал…
— Этот парикмахер — мясник, халтурщик и…
— Он поработал на славу.
— Тогда почему у меня этого ощущения нет? — Он поднялся. — Все сегодня идет наперекосяк. Весь мой график рассыпался в пух и прах. А я ведь никогда, ни разу в жизни не тревожился перед концертом. Вот ни на столечко — и ни разу!
— Ну, — с сомнением в голосе заговорил я, — может, тебе помогут хорошие новости. Вчера за обедом я встретил Эллен Спаркс, и она сказала…
Ларри прищелкнул пальцами.
— Вот оно! Конечно! Это Эллен меня отравила. — Он заходил по гостиной взад-вперед. — Не до такой степени, чтобы я загнулся, но достаточно, чтобы сломить мой дух перед сегодняшним концертом. Все это время она хотела до меня добраться.
— Не отравила, — сказал я с улыбкой. Я надеялся болтовней отвлечь его от мрачных мыслей. Я умолк, внезапно поняв, сколь важное сообщение собираюсь сделать. — Ларри, — медленно произнес я, — вчера вечером Эллен уехала в Баффало.
— Скатертью дорожка!
— Больше не надо рвать открытки за завтраком, — сказал я как бы между прочим. Никакого результата. — Никаких гудков клаксона перед репетицией. — Результата снова нет. — Никто больше не будет звонить парикмахеру, никто больше не будет стучать крышкой бака перед сном.
Он схватил меня за руку и крепко встряхнул.
— Никто?
— Конечно! — Я не смог сдержать смех. — Она настолько внедрилась в твою жизнь, что ты и шага без ее сигнала сделать не можешь.
— Подрывница! — прохрипел Ларри. — Коварная кротиха, подкожное насекомое! — Он застучал пальцами по каминной полке. — Откажусь от своей привычки!
— От привычек, — поправил его я. — Когда-то пора начинать. Завтра готов?
— Завтра? — Он застонал. — Ах, завтра.
— В зале гаснет свет, и…
— Нет фонарика.
— Ты готовишься к первому номеру…
— Где же кашель? — вскричал он в отчаянии. — Я сгорю синим пламенем, как нефть в Техасе! — Дрожащей рукой он схватил телефонную трубку. — Девушка, соедините меня с Баффало. Как, говоришь, ее зовут?
— Спаркс, Эллен Спаркс.
Меня пригласили на их свадьбу, но я бы с бóльшим удовольствием посетил публичную казнь. Я послал им вилку для солений из чистого серебра и мои соболезнования.
К моему изумлению, на следующий после свадьбы день Эллен подсела ко мне за обедом. Она была одна, с большим свертком.
— Что вы здесь делаете именно сегодня? — поинтересовался я.
— У меня медовый месяц, — заявила она игриво и заказала сандвич.
— Ага. А как насчет жениха?
— У него медовый месяц в студии.
— Понятно. — Я ничего не понял, но задавать дальнейшие вопросы было бы неделикатно.
— Сегодня я втиснула в его расписание два часа, — внесла ясность она. — И повесила в его шкаф одно платье.
— А завтра?
— Два с половиной часа — и пара обуви.
— Капелька за капелькой, песчинка за песчинкой, — продекламировал я. — Получаем берег моря, чудную картинку. — Я указал на сверток. — Это часть вашего приданого?
Она улыбнулась.
— В каком-то смысле. Это крышка от мусорного бака — она будет лежать рядом с кроватью.
© Перевод. Е. Алексеева, 2021
