class="p1">– Не буду больше эту сволоту возить! Хватит!
У самого полушубок штыком истыкан.
Пьяную компанию офицеров развозил по городу, на окраине последний вывалился. И привет – не хочет рассчитываться. Собутыльники, выходя в разных местах города, на него показывали, дескать, он за всех заплатит. А тот даже за себя не хочет. Николай выскочил, заработанное вырвать, а наглец не деньги достал, а нож-штык. И не просто угрожает, а пошёл в атаку на наглеца таксиста. Дескать, совсем обнаглел, с господина офицера деньги требовать? Ринулся на Николая: заколю, как свинью. Николай отбежал за машину. Японца это лишь подзадорило, кинулся следом. Прилично пьяный, но резвый на ногу. Николай побежал вокруг машины. Японец настиг и ну тыкать русского. Не совсем, чтобы насмерть, но до тела, прошивая полушубок острым клинком, доставал. На одном повороте потомок самураев поскользнулся, Николай воспользовался оплошкой противника, заскочил в машину. Тут не до ответных действий, тем более – не до денег за проезд, ноги бы унести и себя без дырки в боку.
Машина легковая, но мотор газогенераторный. Бензина в Маньчжурии не водилось. На дровишках ездили. Чурочки сантиметров 20–25. Труба, как у парохода, торчит. На деревянном топливе приемистость у двигателя низкая, с места в отрыв не уйдёшь, быстро не раскочегаришься. Япошка подхватился с земли и ну рвать дверцу, пытаясь открыть. И штыком в стекло бьёт. Взбесился не на шутку. Обозлился, что «русский дурака» деньги с него вздумал требовать!
У Марии Николаевны одно из первых воспоминаний детства: отец сидит на кухне, на коленях у него посечённый штыком полушубок. Увидел дочь, в дырку просунул палец и ну пугать с деланно серьёзным лицом:
– У-у-у!
Она вместо того, чтобы испугаться, залилась в смехе.
Тот день для Николая был переломным. Он и раньше об этом подумывал, носил мысль в голове: бросить Харбин и уехать на землю, крестьянствовать. Благо плодородных целинных земель на севере Китая немерено. Какие-то угодья казаки, прибывшие на строительство КВЖД, ещё в дореволюционное время освоили, но огромные площади лежали плугом не тронутые. Продал Николай газогенераторные легковушки, купил газогенераторный трактор, собрал жену, детей, трое уже было, и отправился в новую жизнь. В себе он был уверен. Возраст тридцать с небольшим, голова соображала, руками мог делать в крестьянском хозяйстве всё, деньги кое-какие имелись. Не пропадёт.
Пусть жена не сельского поля ягода, это не смущало, оботрётся, привыкнет.
Так мать Марии Николаевны, красавица, предназначенная для светской жизни, стала крестьянкой. Знала она немецкий и французский языки. Любила до замужества танцы, маскарады, концерты. Блистала в девушках на харбинских балах. И не только манерами и красотой. Великолепно декламировала стихи, играла на фортепиано, скрипке и даже тромбоне. Выступала на концертах с музыкантами, которые потом стали широко известным в Советском Союзе оркестром под управлением Олега Лунгстрема. Ездила с ними на гастроли в Шанхай. Артистичная женщина. По большому счёту – Николаю не ровня. Двоюродная его сестра так и сказала открытым текстом, когда в церкви на литургии – через пару месяцев после того, как дядя выкупил из японского плена – заметил он яркую девушку и стал расспрашивать, кто это. Что называется, запал на незнакомку.
Николай и не подумал отступать после категоричного заявление сестры – «не ровня тебе». От советских сбежал, из японской тюрьмы вырвался, с девушкой, пусть и красавицей, подавно как-нибудь справится. Наметил свой путь завоевания девичьего сердца. Во-первых, непременно понравиться будущей тёще. Сказано – сделано. Влез к ней в душу. Стал постоянно бывать в доме избранницы. Будущей тёще был по душе сильный, уверенный в себе мужчина. Не из юнцов-желторотиков, какие роем увивались вокруг дочери, а как раз наоборот. Такой станет надёжной опорой её вечно витающей в облаках, живущей поэзией и музыкой Людочке. Жизнь вокруг такая, что надо чаще думать о куске хлеба, чем джазе, туфлях и нарядах. Николай, претворяя в жизнь свой проект завоевания сердца красавицы, мог прийти утром в родительский дом Людочки и до вечера не уходить. Брал измором. План будущей совместной жизни со звездой харбинского света построил самый что ни на есть приземлённый: забить все музыкально-концертные-бальные ветрености жены детьми. Если один, второй и третий ребёнок на руках – из головы вылетят эфемерные интересы, не до них станет. Женщина будет делать то, что ей и уготовано Господом Богом. А пока не давал прохода Людочке, этой высокой грации с роскошными русыми волосами, осиной талией и огромными синими глазами. Последовательно отвадил всех кавалеров-воздыхателей – скрипачей, трубачей и пианистов. Апотом перешёл к решительным действиям – соблазнил неопытную в интиме девушку, совратил с самыми серьёзными намерениями… Сыграли свадьбу…
Забросив таксобизнес, Николай увёз городскую жительницу в деревню вблизи от одной из станций КВЖД, километров за триста от Харбина. И с головой ушёл в хозяйство. Было оно стопроцентно крестьянским: с лошадьми, коровами и птицей. Но красавица Людмила и в деревне сопротивлялась судьбе. Мария Николаевна не помнит, чтобы мать когда-нибудь вышла на улицу без маникюра, причёски… В тёплую погоду ни за что платок не повяжет. Несмотря на навоз, огород, свиней-гусей, билась с обстоятельствами до конца. Свекровь узнала, что невестка курит, только когда у той было четверо детей. Вдруг всполошилась: дым из щелей уборной валит.
– Пожар! – завопила.
Схватила ведро спасать строение на одного клиента, а оттуда невестушка выходит.
Мария Николаевна, тогда Машенька, часто ездила с мамой в поле, отцу обед и газогенераторное топливо возили. Едут, можно сказать, в белый свет, дорог ни столбовых, ни каких иных нет. По звуку выбирали направление. Едут и слушают, где трактор гудит. Других технических звуков, если не считать скрипа телеги, на десятки километров не было. Место в сторону пашен было степное, это в обратном направлении в сторону Хингана стоял лес, но до него было далеко.
Мама с неизменным маникюром, что-то на голове нагорожено, накручено. Одета не в крестьянскую кацавейку, на ногах не сапоги или чуни – туфли на каблуках. Представляете – на каблуках! Пусть не шпилька, а всё одно, в поле, безлюдное поле едет. Но так уж устроена была Людочка, глубоко в крови – выходишь из дома, должна иметь соответствующий вид. Ты женщина, а значит, никакой поблажки себе.
Сидит, правит лошадьми. Кстати, научилась управлять лошадьми. Благо, лошади умная животина, это не упрямые быки, слушались светскую женщину. Телега – площадка с бортами, в ней мешки с чурочками для трактора. Вчерашняя горожанка сама их грузила, сама лошадь запрягала. И этому искусству муж обучил. Но и запрягала с теми
