идешь?
— Лучше не жди, — буркнул Джордж, не повернув головы.
— У тебя все хорошо? — неуверенно спросила Дженни.
— Просто чудесно, — ответил Джордж, по-прежнему глядя сквозь ветровое стекло. — Лучше некуда.
Еще надеясь, что это часть обычной программы, я изо всех сил старался найти в происходящем что-то смешное и остроумное. Но Дженни больше не играла на публику. Она вообще стояла к зрителям спиной. Не играла она и для меня. Она играла для Джорджа, а Джордж играл для нее, и они продолжили бы эту игру, даже оказавшись в пустыне Сахара один на один.
— Милый, там собрались очень приятные люди, они все ждут тебя.
Дженни смутилась. Ей было ясно, как белый день, что я застукал ее партнера с бутылкой.
— Вот радость-то.
— Милый, надо продолжать шоу.
— Зачем?
Прежде я даже не подозревал, до чего невеселым бывает то, что называют «невеселым смехом». Дженни невесело рассмеялась, убеждая толпу, что происходит нечто совершенно уморительное. Звук был такой, будто кто-то колотит молотком бокалы для шампанского. До мурашек пробрало не одного меня. Пробрало всех присутствующих.
— А вы… вы что-то хотели, молодой человек? — спросила меня Дженни.
Я подумал — была не была. Если к Джорджу взывать бесполезно, значит, поговорим с Дженни.
— Я из вашего отделения в Индианаполисе. У меня новости о его жене.
Джордж обернулся.
— О ком?!
— О вашей… бывшей жене.
Зрители высыпали из магазина обратно на улицу и теперь стояли на тротуаре, растерянно переминаясь в ожидании новых шуток. Это определенно был крайне паршивый способ продавать холодильники. Салли Гаррис начал злиться.
— Я не слышал о ней двадцать лет, — проговорил Джордж. — И вполне комфортно могу не слышать еще столько же. Хотя все равно спасибо. — И он снова уставился в ветровое стекло.
По толпе прокатился нервный смешок. Салли Гаррис вздохнул с облегчением.
Дженни подошла ко мне и, толкнув меня боком, тихо спросила уголком рта:
— Что с Нэнси?
— Она серьезно больна, — прошептал я. — Похоже, умирает. И хочет увидеть его в последний раз.
Низкий гул, доносившийся из кузова фургона, вдруг смолк — мозги Дженни отключились. Ее лицо превратилось в мертвую резиновую губку и сделалось таким же глупым, как лицо любого манекена в витрине. Желто-зеленые лампочки в голубых стеклянных глазах погасли.
— Умирает? — переспросил Джордж.
Он распахнул дверь кабины, чтобы глотнуть воздуха. Большой кадык на тощем горле так и бегал вверх-вниз. Глянув на зрителей, Джордж сделал слабый жест, прогоняя их прочь.
— Все, народ, представление закончено.
Но люди не расходились. Они были ошарашены тем, как в такую веселую игру понарошку вдруг ворвалась несмешная реальная жизнь.
Джордж сбросил клоунские ботинки в знак того, что никаких больше фокусов сегодня не будет. Говорить он не мог. Он просто сидел в кабине боком, глядя на свои торчащие наружу босые ступни. Ступни были узкие, костлявые и синюшные.
Толпа начала разбредаться. День у этих людей начинался с тягостной ноты. Мы с Салли Гаррисом остались у фургона ждать. Салли Гаррис был раздавлен случившимся с публикой.
Джордж пробормотал что-то нечленораздельное.
— Что-что? — переспросил Салли.
— Когда тебя вот так просят приехать, — повторил Джордж, — полагается ведь приехать, да?
— Слушайте… — проговорил Салли. — Она же ваша бывшая жена, которую вы сами бросили двадцать лет назад. Почему же вы так убиваетесь? На глазах у моих покупателей, перед моим магазином…
Джордж не ответил.
— Я могу быстро организовать вам билет на поезд или самолет, — сказал я Джорджу. — Или автомобиль от компании.
— Вы предлагаете мне бросить фургон? — Джордж посмотрел на меня как на идиота. — В нем оборудования на четверть миллиона долларов, мальчик Джим. — Он затряс головой. — Бесценная техника… а вдруг кто-то… — Он умолк.
Я понял, что спорить бессмысленно. На самом деле он имел в виду совсем другое. Фургон был его домом, Дженни и ее мозги — смыслом его жизни, и сама мысль о том, чтобы оторваться от них, пугала его до смерти.
— Поеду на фургоне, — сказал он. — Так будет быстрее.
Джордж выпрыгнул из кабины и сразу засуетился, чтобы никто не начал ему возражать. Все-таки фургоны считаются не самым быстроходным транспортом.
— Вы поедете со мной, — распорядился он, глянув на меня. — Садитесь, и погнали.
Я позвонил в офис: можно поехать с ним? Мне не просто разрешили, мне сказали, что это попросту моя обязанность. Джордж и Дженни — самые преданные сотрудники компании. Мне следовало сделать все возможное, чтобы помочь им в трудную минуту.
Вернувшись к фургону, я обнаружил, что Джордж ушел кому-то звонить. Он надел кеды, оставив клоунские ботинки у кабины. Салли Гаррис подобрал их и с любопытством заглядывал внутрь.
— Господи… — пробормотал он. — Столько маленьких кнопочек… Как на аккордеоне.
Он сунул руку в ботинок и не меньше минуты набирался духу, чтобы нажать на кнопку.
— Фух, — произнесла Дженни.
Лицо ее осталось совершенно безжизненным. Салли нажал другую кнопку.
— Фух.
Еще кнопка.
Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.
Салли нажал сразу несколько кнопок.
— Бурлаппеньо, — сказала Дженни. — Бама-уззтрассит. Шух.
А потом скорчила рожу и высунула язык.
Салли не осмелился экспериментировать дальше. Он аккуратно поставил ботинки у фургона, как ставят тапочки у кровати.
— О-хо-хо… Люди ко мне больше не придут. Теперь они думают, что у меня тут морг какой — после того, что он сегодня выкинул. За одно я Господа благодарю…
— За что?
— По крайней мере, они не узнали, чье лицо и чей голос у этого холодильника.
— А чьи они?
— А вы не в курсе? — удивился Салли. — Он сделал слепок ее лица и водрузил на Дженни. А потом записал все звуки английского языка в ее исполнении. Все-все, что вылетает из динамика Дженни, когда-то произнесла она.
— Да кто? — не выдержал я.
— Нэнси. Или как бишь ее там зовут. Дама, которая теперь при смерти. Он это проделал сразу после медового месяца.
* * *
Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и за это время Джордж мне и десятка слов не сказал. То есть говорить-то он говорил, но не со мной. Болтал во сне, вероятно, с Дженни. Пробурчит сквозь храп что-то вроде «уффа-муффа» и давай шевелить пальцами на
