— Трудное это у нас дело, ваше благородие, квартиру найти, — говорил В-скому, шагая по т-ским непролазным грязям, великодушно навязавшийся ему в качестве чичероне[13] полицейский солдат. — Вы, в столице обитая, привыкли жить чисто, а у нас обыватель, прямо надо сказать, свинья. В хлеву живет, в навозе дрыхнет. Разве попробовать на слободке?
— Я города не знаю. Где хотите. Мне — лишь бы клопы не обижали.
— Без клопа, ваше благородие, прямо говорю, не найти. Такой город. Даже в присутствии клоп преизбытствует. По зерцалу ползают, окаянные. Где без клопа? Не найти!
В-ский — чистюля щепетильнейший — тяжко вздохнул, уныло размышляя:
«Уж лучше бы меня опустили прямо в девятый круг Дантова ада[14]!»
Но мирмидон[15] вдруг круто повернул:
— Есть! Пойдемте на Соборную горку, ваше благородие. Попытаем счастья у лавочника.
— Неужели без клопов?
— Не должны бы еще развестись, подлые: новый дом лавочник поставил. Только что перебрались хозяева-то, до осени проживали в старом, при магазине. Богатеют прытко у нас черти-лавочники, ваше благородие. Хоть бы этого взять: всего четвертый год, как он проявился в нашем городе, а уж экую домину построил… Здесь, пожалуйте, ваше благородие…
— А вы разве не войдете?
Воин сконфузился.
— Не обожает этого здешний, чтобы наш брат к нему жаловал. «Ты, приказывает, ко мне в лавку приходи, я тебя, чем хочешь, ублаготворю, а на дом ко мне без надобности не шляйся. Не люблю!» Ничего, мы не обижаемся. Человек обходительный. А что нравный, все они, сибиряки, свободного духа наперлись. Сибирский он, ваше благородие, из тамошних мещан… Вы извольте идти, ваше благородие, я у калитки подожду.
Две минуты спустя В-ский стоял в довольно чистеньком зальце, как обыкновенно бывают мелкокупеческие зальцы в северных уездных городах: с геранью, канарейкою, часами, которые кричат кукушкою, с портретами царя и царицы, с большими образами и лампадкою под низким белым потолком. По крашеному полу тянулась суровая домотканая дорожка, а по дорожке ходили два четвероногих: толстый серый кот и здоровый лупоглазый ребенок.
— Что? Приезжий? Квартиру ищет? Какая же у нас квартира? Нет у нас квартиры. Зачем пускала? — слышал В-ский сердитый женский шепот за перегородкою: хозяйка бранила работницу, открывшую В-скому двери. — Да уж хорошо, хорошо… что с тебя взять, если дура?.. Иду сейчас… поди, самого позови…
— Простите, пожалуйста, я, кажется, совершенно напрасно вас побеспокоил… — начал было В-ский навстречу входящей женщине, но поднял на нее глаза и осекся, разиня рот…
Перед ним — в замасленной, белой с розовыми цветочками, ситцевой блузе и с годовалым ребенком на руках — стояла молодая особа лет 28. В рослой плотной фигуре ее, в расплывшихся красивых чертах румяного лица, в русых волнах пышных волос, в серых вопросительных глазах, внимательно на него глядевших, В-скому мелькнуло что-то знакомое, далекое, давнее…
— Басова! Лиза! это вы же! вы! — вскричал он наконец, потирая обе руки. — Какими судьбами? Как я вам рад! Вот неожиданность…
С лица женщины сбежал румянец, и руки ее, державшие ребенка, задрожали.
— Ой, как вы меня испугали, господин!.. — произнесла она белыми губами, притворно и осторожно улыбаясь. — Что вы? Я вас не знаю… Обознаться изволили…
И в ту же минуту, вывернувшись из боковой двери, застегивая на ходу пиджак, перед В-ским явился — уже лысоватый спереди — мужчина, с лицом курносого Сократа, в окладистой курчавой бороде. У него тревожно бегали глаза, но рот улыбался.
— Поди к себе, Ульяна Митревна, поди к себе… Феня плачет, — быстро сказал он женщине. И — сейчас же к В-скому. — Очень приятно познакомиться. Тимофей Степанович Курлянков, домовладелец здешний, ха-ха-ха, коммерсант. Квартирку изволите искать? Крайне сожалею, однако нет у нас квартирки… нет… нет-с… Это вас дурак полицейский привел? Несообразная публика-с! Видят — новый дом и воображают… Какие квартирки! Нам с супругою едва повернуться… Трое детей-с!
— Это вашу супругу я имел удовольствие сейчас здесь видеть?
— Да-с. Супруга-с. Законная моя жена-с. Ульяна Митревна Курлянкова. Да-с.
— Ваша супруга имеет поразительное сходство с одною моею хорошею знакомою.
— Бывает-с. Бывает-с. Чего не бывает на свете?
— Может быть, близкая родственница? Мою знакомую звали — Елизавета Прокофьевна Басова.
— Басова? Не слыхал-с. Басова? Нет, такой родни у нас нету-с. Курлянковы, Хворовы, Черных, а Басовых — нет, не имеем. Да вы где их изволили знать?..
— В Москве… студентом еще…
— В Москве не только родни, знакомых не имеем. Еще не бывали мы даже в Москве. Супруга моя, как и я, из Сибири происходит-с. Сибиряки-с. Соленые уши, — ха-ха-ха! Я — Курлянков, а она, по отцу, Черных. Да-с. Очень сожалею, что не могу услужить квартиркою… очень…
— Извините за беспокойство.
— Помилуйте… за честь понимаю… Покорнейше прошу… Не оступитесь… Пожалуйста…
— Поладили, ваше благородие? — вопросил В-ского ожидавший мирмидон.
— Нет, брат… не отдают… — раздумчиво отвечал тот, весь в мыслях о только что пережитой встрече.
— Так я и знал, что не отдадут. Характерные сибиряки. Что же? завтра еще поищем. Теперича свести вас, что ли, на постоялый двор?
— Веди на постоялый двор.
В грязной комнатке постоялого двора В-ский лежал на облупленном клеенчатом диване и думал: «Двойников на свете не бывает. Если я видел не Лизу Басову, то ее оборотня».
В дверь постучали.
— Можно-с?
— Пожалуйста…
Пробежали часы… При колыхающем пламени свечи В-ский жал на прощание руку человеку в окладистой курчавой бородке, с лицом лысого Сократа, а тот ему объяснял:
— Истинно говорю вам: в селе сем подгородном вам не в пример лучше будет устроиться, чем в городе. Домик тот, который я вам рекомендую, у попа-с, — чудеснейший. Поблизости, несомненно, найдете многих товарищей ваших. А о разрешении выбрать местожительство не заботьтесь: только заявите желание, чтобы обитать на селе — исправник у меня, по долгам своим, во где сидит: давну — запищит… Но уж, пожалуйста!.. Как благородного человека, вас прошу: позабудьте! И супруга просит… Неудобно это, чтобы нам с вами в одном городе… Сделайте милость! Не тревожьте! Я ежели и деньгами что… могу-с!.. Потому что женщина-с… нервы у них… Трое малых детей… сама тяжелая… Убедительнейше вас прошу: гораздо лучше вам будет на селе, чем в нашем городе. Какой это город? Одно предисловие… Смехота-с!..
Как отметил автор в предисловии ко 2-му изданию сборника «Бабы и дамы», рассказ был записан им в Париже, «со слов лица, непосредственно участвовавшего в этом приключении». Входил в сб. «Фантастические правды».
Печатается по изд.: Амфитеатров А. В. Бабы и дамы: (Междусословные пары). Спб., 1911.
Куропаткин А. Н. (1848–1925) — русский военный деятель, в 1898–1909 гг. — военный министр.
Желябов А. И. (1851–1881) — русский революционер-народник.
Покров — праздник Покрова Пресвятой Богородицы приходился на 10 октября — время окончания сельскохозяйственных работ, к которому приурочивалось празднование свадеб.
«Оргиазм» — теория, распространенная в среде художественной интеллигенции на рубеже XIX–XX вв., согласно которой для полной реализации творческих способностей человека необходимо раскрепощение его внутренних, стихийных сил.
Ганнибал (247–183 гг. до н. э.) — карфагенский полководец и государственный деятель.
Астарта — азиатская богиня любви и плодородия, культ которой включал в себя «священную проституцию».
См. в моих «Сибирских этюдах», изд. 2-е, очерк «Гальтиморы» (Прим. автора.)
Жозефина Богарне (1753–1814) — супруга императора Наполеона.
Канкан, кэк-уок и матчиш — модные в конце XIX — начале XX в. танцы, вначале воспринимавшиеся как непристойные.
Олеарий, Петр Петрей, Корб — известные путешественники XVII в., составившие описания своих путешествий в Россию.
Приток Оби (Прим. автора.)
12 декабря. (Прим. автора.)
Чичероне (итал.) — провожатый.
Девятый круг Дантова ада — в «Божественной комедии» Данте последний круг ада, в котором караются предатели (Ад, песнь 32, 33).
