Собрание сочинений. Том 8. Чертово болото. Она и он. Исповедь молодой девушки - Жорж Санд

class="p1">Но ребенок ничего не слушал. Он, действительно, заплакал и сказал, что, если его отец взял с собой маленькую Мари, он может и его взять с собой. Ему возразили, что нужно будет проезжать через большие леса, что там много злых зверей, которые поедают маленьких детей, что Серка не хотела везти троих и заявила об этом при отъезде, что в тех местах, куда они едут, нет ни постели, ни ужина для мальчуганов. Все эти прекрасные доводы не убедили Малютку-Пьера; он бросился на траву, начал по ней кататься и кричать, что его папочка его больше не любит, что если он его не увезет с собой, он не вернется больше домой ни днем, ни ночью.

Родительское сердце Жермена было мягко и слабо, как у женщины. Смерть его жены и то, что он принужден был один заботиться о своих малютках, а также и думы о том, что нужно было крепко любить этих осиротевших бедняжек, сделали его таким, и в нем происходила борьба, тем более сильная, что он стыдился своей слабости и, стараясь скрыть ее от маленькой Мари, весь покрылся потом, и на покрасневших его глазах готовы были выступить слезы. Наконец, он попробовал рассердиться; но, обернувшись к Мари, будто желая ее взять свидетельницей своей твердости, он увидел, что лицо доброй девушки было все в слезах; тут мужество уже окончательно покинуло его, и он не был больше в состоянии сдержать и своих слез, хотя и продолжал в то же время грозить и браниться.

— Право, у вас чересчур жестокое сердце, — сказала ему, наконец, маленькая Мари, — я бы никогда не могла противиться ребенку, когда у него такое большое горе. Полно, Жермен, возьмите его с собой. Ваша кобыла привыкла носить на спине двух взрослых и ребенка, ваш шурин вместе с женой, которая на много тяжелее меня ездят на ней по субботам на базар со своим мальчиком. Вы посадите его верхом впереди вас, да к тому же и я лучше пойду одна пешком, чем причиню огорчение этому малютке.

— Если бы дело было только в этом, — ответил Жермен, которому до смерти хотелось дать себя убедить. — Серка сильна и могла бы понести еще двоих, если бы хватило места на ее спине. Но что мы будем делать с этим ребенком в дороге, ему будет холодно, он проголодается… и кто позаботится о нем сегодня вечером и завтра, чтобы его уложить спать, помыть, одеть. Я не смею навязывать эту заботу женщине, которой я не знаю и которая, конечно, найдет, что я очень бесцеремонен с ней с самого начала.

— По тому участию или недовольству, которое она проявит, вы сейчас же ее узнаете, Жермен, поверьте мне, к тому же, если она отвергнет вашего Пьера, я беру его на себя. Я завтра пойду к ней, одену его и уведу с собой в поле. Я буду забавлять его весь день и постараюсь, чтобы у него все было.

— А он тебе не надоест, бедная девочка? Не стеснит тебя? Целый день — это очень долго!

— Напротив, это доставит мне удовольствие, он побудет со мной, и мне будет менее грустно в первый день, как я буду на чужой стороне. Я буду воображать, что я еще дома.

Ребенок видел, что маленькая Мари принимает его сторону, он вцепился в ее юбку и так крепко ее держал, что его с большим трудом пришлось бы от нее оторвать. Когда он понял, что отец уступает, он взял руку Мари своими маленькими, загоревшими от солнца ручонками, поцеловал ее, и, подпрыгнув от радости, потащил ее к кобыле с тем горячим нетерпением, которое дети вкладывают во все свои желания.

— Полно, полно, — сказала девушка, поднимая его на руки, — постараемся успокоить это бедное сердечко, которое прыгает, как маленькая птичка, а если ты озябнешь, когда придет ночь, скажи мне это, мой Пьер, я тебя заверну в свой плащ. Поцелуй своего папочку и попроси у него прощения за то, что ты был нехорошим. Скажи ему, что это не повторится никогда, никогда, слышишь?

— Да, да, только под условием, что я всегда буду исполнять его волю, не правда ли? — сказал Жермен, вытирая глаза мальчика своим платком. — Ах, Мари, вы мне избалуете этого молодца. И правда, ты ужасно добрая девушка, маленькая Мари. Я не знаю, почему ты не поступила пастушкой к нам на последний Иванов день. Ты ходила бы за моими детьми, и я предпочел бы хорошо платить тебе за это, чем ехать за женой, которая, может быть, будет думать, что делает мне большое одолжение, если не будет их ненавидеть.

— Не нужно смотреть на вещи с их плохой стороны, — ответила маленькая Мари, держа лошадь за узду в то время, как Жермен сажал своего сына на перед широкого вьючного седла, обшитого козьею кожей. — Если ваша жена не будет любить детей, вы возьмете меня к себе на будущий год, и, будьте покойны, я буду так хорошо их забавлять, что они ничего не заметят.

— Ах, да, — сказал Жермен, когда они сделали несколько шагов, — а что подумают дома, увидев, что наш мальчик не возвращается? Родители обеспокоятся и будут его всюду искать.

— А вы скажите дорожному рабочему — там, на дороге, что вы увозите мальчика, и поручите ему предупредить ваших.

— Это верно, Мари, ты очень догадлива, ты! а я и не подумал, что Жани должен был быть здесь поблизости.

— И как раз он живет совсем близко от вашего хутора и, конечно, выполнит ваше поручение.

Так и сделав, Жермен опять пустил кобылу рысью, и Малютка-Пьер был так этому рад, что и не заметил сразу, что он не обедал; но от езды его растрясло и, проехав около мили, он начал бледнеть, зевать и жаловаться, что умирает от голода.

— Вот оно, начинается, — сказал Жермен. — Я так и знал, что мы не долго проедем, и этот господинчик начнет кричать, что он голоден или хочет пить.

— Я хочу пить, — сказал Малютка-Пьер.

— Хорошо, тогда мы заедем в Корлэй в кабачок тетки Ревекки — «На Рассвете». Прекрасная вывеска, но жалкое убежище! Пойдем с нами, Мари, ты выпьешь тоже немного вина.

— Нет, нет, мне ничего не нужно, — сказала она, — я подержу кобылу, пока вы войдете туда с малышом.

— Но я вспоминаю, моя славная девочка, что ты отдала сегодня хлеб от своего завтрака Пьеру, и сама выехала натощак; ты не захотела обедать с нами