директоров. — Современные коммуникации — чудесная штука, не правда ли? Почти такая же чудесная, как страхование жизни. — Доктор Эверетт потянулся к стоящему на длинном столе телефону и снял трубку. — С какой газеты начнем?
Милликан отобрал у него трубку и повесил на рычаг.
Эверетт уставился на него в притворном удивлении.
— Я полагал, это был шаг номер один. И как раз собирался сделать его, чтобы мы могли скорее перейти к шагу номер два.
Милликан закрыл глаза и потер переносицу. Молодому президенту «Американской надежности и беспристрастности» было о чем поразмышлять в сиреневом тумане прикрытых век. После шага номер один, который неизбежно сделает достоянием общественности плачевное состояние страховых компаний, наступит самый страшный финансовый коллапс в истории страны. А что до лечения этой эпизоотии, так обнародование данных просто заставит болезнь убивать еще быстрее, вызовет в течение нескольких недель массу панических смертей, а потом еще и растянется на годы. О более глобальных вещах — о том, что Америка сделается слабой и презираемой, о том, что деньги будут цениться дороже самой жизни, Милликан и не думал. Его заботили вещи сиюминутные и личные. Все остальные последствия эпизоотии бледнели перед ясным фактом: компания вот-вот пойдет ко дну, а вместе с ней и блистательная карьера Милликана.
Телефон на столе зазвонил. Брид ответил, молча выслушал информацию и повесил трубку на рычаг.
— Еще два самолета разбились. Один в Джорджии, на борту было пятьдесят три человека, один в Индиане — там двадцать девять.
— Кто-то выжил? — спросил доктор Эверетт.
— Ни единой души, — сказал Брид. — В этом месяце уже одиннадцать авиакатастроф — пока…
— Хорошо, хорошо, хорошо! — Милликан встал. — Действие правительства номер один: посадить все самолеты. Больше никаких полетов!
— Отлично! — кивнул Эверетт. — А еще нужно установить решетки на все окна выше первого этажа, убрать все водоемы подальше от населенных пунктов, запретить продажу огнестрельного оружия, веревок, ядов, бритвенных лезвий, ножей, автомобилей и лодок.
Милликан рухнул обратно в кресло, извлек из бумажника фотографию своего семейства и апатично уставился на нее. На фотографии на заднем плане виднелся его расположенный на береговой линии стотысячедолларовый дом, а чуть дальше стояла на якоре сорокавосьмифутовая прогулочная яхта.
— Скажите мне, — поинтересовался Брид у молодого доктора Эвереттта, — вы женаты?
— Нет, — ответил Эверетт, — правительство теперь запрещает женатым мужчинам работать над исследованием эпизоотии.
— Правда? — удивился Брид.
— Выяснилось, что женатые мужчины, работающие над вопросом эпизоотии, как правило, умирают до того, как предоставят свой первый отчет, — сообщил доктор Эверетт. Он потряс головой. — Я просто не понимаю… просто не понимаю. Иногда вроде понимаю, а потом снова не понимаю.
— Покойные обязательно должны быть женаты, чтобы вы отнесли их смерть к эпизоотии? — спросил Брид.
— У них должны быть жена и дети, — сказал доктор Эверетт. — Это классическая схема. Что любопытно, жена и один ребенок тут не срабатывают. — Он пожал плечами. — Хотя, полагаю, некоторые случаи, когда мужчина был необыкновенно предан матери, или другому родственнику, или даже своему колледжу, технически можно было бы квалифицировать как случаи эпизоотии — но статистически их количество ничтожно. Для эпидемиолога, который имеет дело только с основными показателями, эпизоотии подвержены в основном успешные, амбициозные женатые мужчины, имеющие более чем одного ребенка.
Милликан не проявлял никакого интереса к их разговору. С неуместной величественностью он положил фотографию своего семейства перед двумя холостяками. Фотография запечатлела совершено обыкновенную мать с совершенно обыкновенными детьми. Детей было трое, один из них младенец.
— Посмотрите в глаза этим чудесным людям! — резко проговорил Милликан.
Брид и доктор Эверетт обменялись потрясенными взглядами, затем сделали то, о чем попросил их Милликан. Они с тоской смотрели на фото — оба поняли, что Милликан смертельно болен.
— Посмотрите в глаза этим чудесным людям! — проговорил Милликан гробовым голосом, словно Старый Моряк из поэмы Кольриджа. — Раньше я всегда мог сделать это — но не теперь!
Брид и доктор Эверетт продолжали смотреть в совершенно неинтересные им глаза на фото, предпочитая их глазам человека, который очень скоро должен был умереть.
— Посмотрите на Роберта! — скомандовал Милликан, имея в виду своего старшего сына. — Мне придется сказать этому чудесному мальчику, что ему нельзя учиться в колледже Андовер, и с сегодняшнего дня он будет ходить в бесплатную среднюю школу… Взгляните на Нэнси! — приказал он, говоря о своей единственной дочери. — Больше никаких лошадей, никаких яхт, никаких посиделок в элитном загородном клубе. А малыш Марвин на руках у своей дорогой мамочки! Представьте, что вы приводите ребенка в этот мир — и не в состоянии дать ему вообще никаких преимуществ! — Голос Милликана дрогнул от угрызений совести. — Бедному малышу придется самому дюйм за дюймом пробиваться в жизни! Всем им придется. Когда «Американская надежность и беспристрастность» разорится, их отец больше ничего не сможет для них сделать. Будут насмерть биться за место под солнцем! — вскричал он.
От ужаса голос Милликана сел. Он пригласил обоих холостяков полюбоваться его женой — к слову сказать, ленивой, но ласковой пышечкой.
— Представьте, что обладаете такой женщиной, настоящей подругой, плечом к плечу стоящей рядом с вами в горе и в радости, той, кто родила ваших детей и окружила их заботой. Представьте, — продолжил Милликан после долгой паузы, — что смогли стать для нее героем, смогли дать ей все то, о чем она мечтала! А теперь представьте, что вы всего этого лишились, — шепотом закончил он.
Милликан всхлипнул, бросился из зала заседаний совета директоров в свой кабинет и вытащил из ящика стола заряженный револьвер. В то самое мгновение, когда Брид и доктор Эверетт ворвались в кабинет вслед за ним, Милликан вышиб себе мозги, таким образом введя в действие страховой полис стоимостью в целый миллион.
Так закончился еще один случай эпизоотии — эпидемии самоубийств с целью улучшить финансовое положение.
— Знаете, — сказал председатель совета директоров, — я все думаю, что же случилось с американцами вроде него, с поколением блестящих умниц, которые решили, что жизнь состоит в том, чтобы делать семью все богаче и богаче, а иначе это не жизнь. Мне всегда было интересно, что станет с ними, когда вернутся тяжелые времена и все эти блестящие молодые люди вдруг поймут, что их капиталы тают. — Брид ткнул пальцем в пол.
