заперта?
Кирилл внимательней всмотрелся в фигуру ночного гостя — и ощутил неприятный холодок. Мало того, что тот неизвестным образом оказался в его комнате, так и одет он был в… в… Кирилл вздрогнул и закрыл глаза. Илья был одет в широкие штаны и куртку с капюшоном.
Волосы на затылке зашевелились от ужаса. В голове всплывали мысли, одна безумней другой. Это не Илья! А если и Илья, то… он явно уже не тот Илья, которым был раньше!
— Ты кто? — прохрипел он, дико глянув на визитера.
Человек в кресле не пошевелился. Легкая улыбка тронула его губы.
— Я знаю, — прошептал Кирюша, ткнув в него трясущимся пальцем. — Ты посланник! Они забрали тебя, а теперь добрались и до меня!
Он инстинктивно обхватил больную правую руку и принялся раскачиваться, сидя на кровати и безумными глазами глядя на фигуру в капюшоне.
— Не надо! — зашептал он горячо. — Я уже все осознал! За все расплатился! Со всем смирился! Почти… Не забирай меня! Пожалуйста! Я искуплю! Правда-правда! Что хочешь, сделаю! Только оставьте меня в покое!
Он вдруг скривился и зарыдал, громко и болезненно, как в детстве — черная мучительная тоска накрыла его с головой. Все пропало! Все кончено! Он навсегда проклят и осужден на вечные мучения!..
— Хватит убиваться-то! — произнес с иронией Илья. — Никому ты не нужен, кроме самого себя.
Этот будничный тон и слышимая в нем явная издевка внезапно оборвали Кирюшину истерику — он умолк и уставился на Илью с недоумением.
— То есть… ты не за мной? — поинтересовался он после паузы. — Не за тем, чтобы забрать меня…. в ад?
Визитер хмыкнул, потер переносицу.
— Дался вам этот ад… Нет. Никуда я тебя забирать не собираюсь.
Кирюша удивленно помолчал, прикидывая, не ослышался ли, и с подозрением воззрился на Илью. Тот подался вперед и спросил с неожиданным энтузиазмом:
— Что ты говорил про чай?
Десять минут спустя они сидели на кухне, словно старые приятели, решившие тяпнуть чайку на ночь глядя. Стоял на столе сахар, Риткино печенье, которое она после приготовления всегда ссыпала в старую жестяную банку из-под давно съеденных бельгийских конфет. Бурчал закипающий чайник. У Кирюши было стойкое ощущение, что он окончательно и бесповоротно сошел с ума.
Потому что он абсолютно четко понимал, что человек, который сидит вот сейчас на его кухне, на его табурете и пьет чай из его чашки — это… не человек вовсе. А кто тогда? И как вообще все это объяснить?
— Не заморачивайся, — буднично посоветовал Илья, уловив его мысли. — Все это на самом деле не важно. Печенье, кстати, и правда — закачаешься. Я доем?
Кирюша рассеянно кивнул. Внутри, в горле, все еще стоял ком притихшего ужаса. Но он заставил себя протянуть руку, взять чашку и сделать глоток чая, вкуса которого он не почувствовал.
— А где… этот, с татуировками? — спросил он наконец, не отрывая взгляда от Ильи.
— Вышел на пенсию, — ответил тот с набитым ртом.
— Ясно, — сказал Кирилл.
Ясно было вот что — если прямо сейчас во дворе приземлится инопланетный корабль или в окно седьмого Кирюшиного этажа заглянет Годзилла, он этому уже совершенно не удивится.
Какое-то время они сидели в тишине — было слышно только, как гость с аппетитом похрустывает печеньем. Наконец банка опустела. Парень в капюшоне залпом допил чай, отставил чашку и посмотрел на Кирюшу в упор.
— Как ты смотришь на то, чтобы оформить возврат?
Повисла пауза. В голове у Кирюши со скрипом вращались шестеренки.
— Не понял, — наконец выдавил он.
— Видишь ли, в некоторых особых случаях можно оформить возврат. Расторгнуть сделку. Понимаешь? Ты бы хотел вернуть свой талант?
Кирюша почувствовал себя, как в первые дни после сотрясения — перед глазами поплыло, в затылке загудело.
— На каких условиях? — хрипло поинтересовался он.
— Во-первых, ты должен искренне раскаиваться в том, что подписал договор с… нашей организацией, и желать свой талант вернуть, — сообщил Илья. — Во-вторых, если первое условие удовлетворено, ты никогда не вспомнишь о том, что вообще продавал талант.
Сказанное звучало настолько фантастично, что Кирилл снова прислушался к себе — не галлюцинирует ли он наяву?
— Ну что ты рот-то открыл! Решай — хочешь вернуть талант? — вывел его из ступора Илья. — Только не надо рыдать опять, хорошо?
— Хорошо… — проскрипел Кирюша. — Хочу.
— Вот и славно! — не удивился Илья. Он пересел на соседний табурет и теперь оказался настолько близко от оглушенного Кирилла, что тот сумел разглядеть несколько маленьких пятнышек на радужной оболочке его серых пронзительных глаз. — Дай руку!
Кирилл, как во сне, протянул человеку в капюшоне левую ладонь. Ночной гость по-деловому взялся за запястье, словно хотел измерить бешеный Кирюшин пульс. Тот открыл было рот, и вдруг его будто током ударило — в один миг в груди всколыхнулись разом все те чувства, которые копились в ней последние дни. Ужас, отчаяние, невыносимая боль утраты какой-то важной части его души и глухая опустошенность, жалость и ненависть к самому себе — яростный водоворот чувств захлестнул Кирюшу и пронесся жаркой адреналиновой волной по телу, так что заныли переломы и затряслись руки. Кирюша стиснул зубы и приказал себе не всхлипывать.
— Раскаиваешься, — удовлетворенно произнес гость, отпуская руку, и боль немедленно утихла.
Продираясь сквозь легкое головокружение, Кирилл с некоторой опаской наблюдал за Ильей — словно ребенок
