чужих тайн! — Сяохуань протянула фразу через целую вереницу лиц, но тяжелую точку снова опустила на лицо Сяо Пэна. — У нас ведь тоже кое-кто хотел предать Родину ради своих шашней — очертя голову гонялся за япошкой! Вот только ничего у него не вышло, так он со злости ударился в революцию, даже командиром сделался!
Сяо Пэн отвел взгляд. Сяохуань тут же это заметила. Люди вокруг уже вовсю переглядывались, они понимали, что Сяохуань имеет, в виду Сяо Пэна, но все-таки смущались посмотреть ему в лицо.
— И даже не отпирайся. Все равно той стыдобы, что ты натворил, уже не спрятать! — Сяохуань бросила этот камень наугад, но увидела, что Сяо Пэн совсем спал с лица. Значит, попала в цель.
Вокруг начали хихикать. Сяохуань решила, что публике ее выступление по нраву, и еще больше воодушевилась.
— Да, мы скрывали, кто такая моя сестренка, и что? Если б не скрывали, ей сразу от вас никакого житья бы не стало. Что, если Дохэ японка, так можно ее обижать? Даже бойцы НОАК хорошо обходились с пленными, угощали японцев лепешками! Да, я утаила от вас правду, ну так что, к какому наказанию меня приговорите? Жду вашего решения дома… — Сяохуань прошла несколько шагов, обернулась и бросила напоследок: — Председатель Пэн, дома сегодня опять колобки с красной фасолью, приходи, попробуй, может, они еще слаще тех, что ты у нас раньше едал!
Сяохуань шагала к лестнице, чувствуя льдистый холод между лопаток — взгляд Чжан Те, полный омерзения и ненависти. Сяохуань не заботило, что сын считает ее шутихой. Пусть все знают: семья Чжан — это вам не шмат мяса, который можно разрезать на кусочки, как пожелаете. И пусть у Сяо Пэна сердце посильнее зайдется, когда он свой нож занесет.
Она вышла во двор заводского управления и увидела, что на проволоке сушится ряд полотенец с красными иероглифами «Гостиница» по краю. Если иероглифы обрезать, хорошие получатся полотенца. Кормилец угодил в тюрьму, семья много месяцев ест вдовий хлеб — ни соли, ни масла, ни уксуса, ни соевого соуса, а про мясо и говорить нечего. Если какая вещь сама идет в руки, надо скорей ее хватать, не за горами такие дни, когда и полотенец в доме не останется.
Сяохуань вынырнула из-под проволоки, держа в руках шесть полотенец. Она спешила прочь, проворно складывая полотенца в стопку, а стопку пряча под скрещенными на груди руками. Секрет был в том, чтобы ни в коем случае не оглядываться и не озираться по сторонам: если вдруг кто заметил тебя за подозрительным занятием, верти головой, не верти, ничего уже не поможет. Сяохуань должна добывать улов из воздуха. Не тратя ни фэня, есть, пить, одеваться и обуваться — дело это непростое, но посильное, если постараться. Летом, выходя из заводских ворот, она шла не главной дорогой, а вдоль железнодорожных путей — по обе стороны от них расстилались поля. Сначала наберешь охапку стеблей чилима, потом прячешь в ней ширину и водяной шпинат, которые сорвала с поля. Вдоль полей часто встречались озерца с диким чилимом, издалека казалось, будто женщина вышла прогуляться за чилимом, и только если подойти совсем близко, увидишь, что на самом деле она рвет овощи с поля. Набрав добычи, Сяохуань заворачивала ее в платок, а наружу выпускала плети чилима.
Дохэ уволили с работы вместе с Чжан Цзянем. Из всей семьи теперь работать могла одна Сяохуань. Она обошла множество мест, прося принять ее на службу: ходила на завод мороженого, на комбинат готового питания, на скотобойню, на производство соевого соуса, и всюду ее отправляли домой ждать извещения, но извещение так и не пришло. Места это были хлебные, потому она и пыталась туда устроиться: самую малость поскреби — и получишь лакомый кусочек. На заводе мороженого это коричневый сахар, на скотобойне всегда можно разжиться свиной требухой, а про комбинат готового питания и говорить нечего. Талия у Сяохуань тонкая, прихватишь несколько сосисок, свиное легкое, засунешь в штаны, а живот все равно выглядит не больше обычного.
Сяохуань возвращалась домой, катя перед собой велосипед, навстречу ей шла женщина лет пятидесяти, в руках — корзина с яйцами. Сяохуань подступила к ней. стала придирчиво выбирать яйца, осыпая деревенскую тетушку ласковыми словами: назвала ее младшей сестренкой, похвалила сестренкино лицо — мол, черты счастливые. Тетушка загоготала, призналась, что ей уже сорок девять. Сяохуань про себя даже диву далась: она-то думала, деревенской все шестьдесят три. Отобрав шесть яиц, Сяохуань хлопнула себя по карманам, сетуя, что на работу с утра собиралась второпях, забыла кошелек — вот жалость, только зря время потратила, яйца выбирая! Деревенская ответила, дескать, торговля не вышла, зато подружились, как знать, может, еще судьба сведет. Она уже повесила корзину на локоть и отправилась своей дорогой, но тут Сяохуань вытащила из-под кофты шесть полотенец, украшенных алыми пионами, клоповьей кровью и иероглифами «гостиница».
— Хлопок хороший, пощупай, толстенькие, а?
Тетушка не поняла, к чему ведет Сяохуань, а та уже взяла ее руку и провела ею по полотенцу. Тетушка спохватилась, ответила:
— Толстые, толстые.
— Раз нас с тобой, сестрица, судьба свела, дарю тебе два полотенца!
Тетушка теперь совсем ничего не понимала, хотела улыбнуться, но улыбка сползла с лица.
— Эти полотенца куда лучше тех, которыми у вас в деревенском кооперативе торгуют, постелете их на подушки и будто заново в медовый месяц вернетесь! — Сяохуань сунула тетушке полотенца.
Тетушка причитала, мол, как же можно принять такой подарок! Сяохуань ответила, что у нее на работе часто раздают по дешевке полотенца, постирали пару раз и уже списывают, ей они ничего не стоят, а вот такое родство, каку нее с сестрой, — это и правда редкий подарок. Сказав так, Сяохуань встала, откланялась, но и пары шагов не прошла, как тетушка ее окликнула.
Коли теперь породнились, нельзя, чтоб только одной сестре была выгода! Она тоже сделает Сяохуань небольшой подарок. Яйца эти из-под домашних курочек, ей они тоже ничего не стоят, так пусть сестрица примет в подарок шесть яиц, которые сейчас выбрала.
— Ай-о, так что ж получается, я сменяла полотенца на яйца?
Деревенская тетушка возразила: а разве добро в ответ на добро — это не обмен? Она выложила из корзины шесть крупных, блестящих яиц и велела сестрице поскорее их забрать. Сяохуань укоризненно скосила глаза, оттопырила губу и неохотно присела. Тетушка попросила ее растолковать, что за красные иероглифы написаны на полотенцах. Это иероглифы «революция». Ай-я, вот и славно,
