приходили на ее имя. К концу вечера она чувствовала себя огорченной и измученной и с облегчением возвращалась в дом матери, на свою маленькую кровать.
Однажды, когда она резала овощи на кухне, к ней стал подкатывать Арт, поглаживая ее по мягкой части спины.
— Почему бы тебе не попросить Гао Лин посидеть с матерью? Тогда мы смогли бы провести супружескую ночь.
Она вспыхнула. Ей хотелось прижаться к нему, обнять, но почему-то это ее пугало так, словно она собиралась броситься с утеса.
— Или, может, ты сделаешь перерыв сейчас, и мы ненадолго запремся в ванной?
Она нервно рассмеялась:
— Все будут знать, чем мы там занимаемся.
— Нет, не будут. — Арт выдохнул ей в ухо.
— Моя мать все видит, все знает.
Больше Арт настаивать не стал, и Рут почувствовала разочарование.
На второй месяц раздельного проживания Рут сказала Арту:
— Если ты правда хочешь поужинать вместе, может, вы приедете к матери для разнообразия? Чтобы я не разрывалась между двумя домами. Это очень выматывает.
Так Арт с девочками дважды в неделю стал приезжать к Лу Лин.
— Рут, — заныла однажды Дори, глядя, как та нарезает салат. — Когда ты уже вернешься домой? Папа ужасно скучный, и Фи все время ноет: «Пап, нам нечем заняться, и нет ничего вкусного».
Рут было очень приятно, что по ней скучают.
— Я не знаю, милая. Я нужна Вайпо.
— Но ты и нам нужна.
У Рут сжалось сердце.
— Я знаю, но Вайпо больна. И мне надо о ней заботиться.
— Можно тогда я приеду и поживу тут с вами?
Рут рассмеялась:
— Я была бы очень этому рада! Но тебе надо спросить разрешения у папы.
Через два выходных Дори и Фи приехали к ней с надувным матрасом. Все расположились в комнате Рут.
— Только девочки! — настояла Дори, и Арту пришлось отправиться домой.
Вечером Рут и девочки смотрели телевизор, и рисовали хной узоры мехенди на руках друг у друга. На следующие выходные Арт спросил, не настала ли очередь мальчиков оставаться на ночь.
— Думаю, это можно устроить, — игриво ответила Рут.
Арт привез зубную щетку, смену одежды и переносной проигрыватель с диском Гершвина в исполнении Майкла Файнстайна. Ночью он забрался в кровать Рут, но из-за того, что спальня Лу Лин была за стенкой, у нее не появилось амурного настроения. Во всяком случае, именно так она объяснила это Арту.
— Ну давай тогда просто обнимемся, — предложил он.
Рут была рада, что он не потребовал других объяснений. Она устроилась у него на груди и до глубокой ночи прислушивалась к его шумному дыханию и береговой сирене. Впервые за очень долгое время она почувствовала себя в безопасности.
В конце второго месяца позвонил мистер Тан.
— Вы уверены, что больше нет страниц для перевода?
— Боюсь, что так. Я убирала в доме матери, перебирала содержимое столов и шкафов, ящик за ящиком. Даже нашла ее тайник в тысячу долларов под напольной доской. Если бы у нее где-нибудь хранились еще тексты, я бы обязательно их нашла.
— Тогда я закончил. — Мистер Тан казался грустным. — Там было несколько страниц с одними и теми же строками, повторявшимися несколько раз. Она беспокоилась, что стала слишком много забывать. И написано это было уже неверной рукой. Я думаю, это самые свежие записи. Возможно, это вас расстроит. Я просто предупреждаю вас, чтобы вы были готовы.
Рут его поблагодарила.
— Могу ли я подъехать к вам и привезти свою работу? — Это прозвучало почти официально. — Вы не будете возражать?
— Это вас не затруднит?
— Почту за честь. Честно сказать, я бы очень хотел познакомиться с вашей матерью. После того как я читал днем и ночью ее записи, мне кажется, что я знаю ее как очень хорошего друга, и уже соскучился по ней.
— Она уже не та женщина, что написала все это, — предупредила Рут.
— Возможно… Но мне почему-то думается, что она осталась прежней.
— Не хотите приехать к нам сегодня на ужин?
Рут шутливо сказала матери, что к ней приедет поклонник, чтобы познакомиться, и что ей надо нарядиться для этой встречи.
— Нет! Никто не приходить!
Рут улыбалась и кивала.
— Кто?
— Старый друг одного из твоих старых друзей из Китая, — загадочно ответила Рут.
Лу Лин принялась вспоминать.
— Ах да. Теперь помнить.
Рут помогла матери принять ванну и одеться, повязала на шею красивый шарфик, причесала и слегка подкрасила губы помадой.
— Ты у меня красивая, — сказала она ей, и это было чистой правдой.
Лу Лин посмотрела на отражение в зеркале.
— Красива, как Будда. А Гао Лин не такой красивый, как я.
Рут рассмеялась. Мать никогда не гордилась своей внешностью, но с приходом деменции строгий цензор скромности перестал работать одним из первых. В каком-то смысле эта болезнь действовала как сыворотка правды.
Мистер Тан прибыл ровно в семь часов. Он привез записи Лу Лин и свой перевод. Тан оказался стройным мужчиной с копной белых волос, глубокими морщинками от улыбок и очень добрым лицом. Он привез Лу Лин целый пакет апельсинов.
— Не надо быть такой вежливый, — привычно сказала она, уже ощупывая фрукты в поисках мягких мест. А потом принялась бранить Рут по-китайски: — Ну что ты! Возьми у него пальто. Скажи, чтобы садился. Предложи что-нибудь попить.
— Не стоит так беспокоиться, — сказал мистер Тан.
— О, вы говорите на пекинском диалекте, очень приятно, — сказала Лу Лин.
Она внезапно стала женственной и стеснительной, что позабавило Рут. Мистер Тан, в свою очередь, был самим очарованием: отодвигал ей стул, наливал Лу Лин первой чаю и подливал его, когда ее чашка наполовину пустела. Они продолжили разговаривать на китайском, и Рут показалось, что мать выражается яснее и меньше путается.
— Откуда вы родом? Из какого района Китая? — спросила Лу Лин.
— Из Тяньцзиня. Я учился в Яньцзинском университете.
— О, там учился мой первый муж, Пань Кай Цзин, очень умный юноша. Вы его не знали?
— Я о нем слышал, — донеслись до Рут слова мистера Тана. — Он изучал геологию, да?
— Именно! Он работал над многими важными проектами. Вы когда-нибудь слышали о «Пекинском человеке»?
— Разумеется, «Пекинский человек» известен всему миру.
Лицо Лу Лин стало грустным:
— Кай Цзин погиб, присматривая за этими старыми костями.
— Он был настоящим героем. Люди оценили его отвагу, но вы, должно быть, очень страдали.
Рут слушала с растущим восхищением. Казалось, что мистер Тан знал ее мать долгие годы. Он легко направлял ее воспоминания к тем фактам, которые еще не были искажены болезнью. Тут она услышала, как мать сказала:
— Моя дочь Лути
