Ты можешь гордиться.
– Не очень-то они похожи друг на друга, да?
– Нет, не похожи. Каждый хорош по-своему. Дай-ка я поправлю подушку у тебя под спиной.
– Видите, как у него волосики вьются?
– Точно как у тебя. А у этого прямые. Как у отца?
– Дa. Как у отца. Вы там были, когда они появились?
– Я там была все время. Один из докторов упал в обморок.
Астрид ненадолго забылась.
– Фрёкен Эрьявик?
– Дa, Астрид.
– Я про наш разговор.
– Не бойся. Молоко малыши получат.
– Нет, после этого.
Акушерка поерзала на табурете и взяла Астрид за руку:
– А счастье – это, наверное, что-то недолгое, но большое?
– Дa.
– Нет, оно не такое.
– Нет?
– Оно длится гораздо дольше. И оно еще больше.
Астрид притянула детей к себе, обхватила их затылочки своими ладонями и так и заснула.
* * *
В глубоком сне прошлое и будущее разделились, и между ними открылся просвет. Там она увидела себя саму, одетую в сизо-голубое пальто из плотной ткани, на железнодорожной станции дома, в горах. Кондуктор, протянув ей руку, помог сесть в вагон и проводил до купе – маленького, чисто вымытого отсека, чуть отдающего хлоркой. Друг против друга стояли шесть глубоких мягких кресел с высокой спинкой, обитых светло-серой тканью. В том месте, где к спинке прилегала поясница, вшита подушка. Астрид расслабила руки, вытянула ноги и нашла для себя удобное положение. Разглядывала суету на перроне и радовалась тишине в купе.
Эдгара и Йеганса с ней не было, в путь собралась только она одна. Прозвучал свисток, и она почувствовала, как лопатки понемногу прижимает к спинке сиденья: это поезд тронулся, демонстрируя силу, достаточную, чтобы изменить мир. Поезд набрал скорость, они промчались по зеленому лугу и въехали на мост. Ей видно было, как поезд отражается в такой знакомой зеленой воде реки по левую сторону: длинный ряд окон, в отражении которых должно где-то быть и ее лицо, невидимое, потому что они в движении, но все равно отразившееся там. Тело гудело. Она представляла себя частью этого движения, этого постоянного стремления вперед, быстрого и равномерного, такого приятного, что когда она доберется до того места, куда едет, то почувствует себя отдохнувшей. Вперед, вперед, вперед…
Они мчались на большой скорости. Просвет увеличился, и в нем показалась другая, незнакомая страна. Весь мир открывался перед ней в окошках справа и слева. Надвигались тучи, и она плотно завернулась в пальто, и вот они уже под самыми облаками, и она вжала было голову в плечи, но спохватилась, вспомнив, что в поезде тепло и сухо, непогода здесь не страшна. Капли воды наискось скользили по оконным стеклам, и вскоре погода наладилась.
Потом она оказалась в гостиничном номере. День клонился к закату, небо темнело, окутывая сумерками незнакомый город за окном. Она вышла на улицу и увидела, как один за другим загораются желтым неверным светом два уходящих вдаль ряда фонарей, все дальше и дальше от нее; фонари висели на металлических столбах и обрисовывали в темноте повороты дорожки. Астрид нерешительно ступила на нее, но остановилась под фонарями, разглядывая проходящих мимо людей. Потом пошла по этому светлому пути, который привел ее к реке. Фонари на ее берегах отбрасывали на поверхность воды подрагивающий отсвет. Лицом к воде стояли памятники знаменитым людям. Она прошла между ними к мерцающим силуэтам скульптур на поверхности реки. Тут пробил церковный колокол, и она увидела в маленьком озерце отражение деревянной церкви из Бутангена. Снова зазвонил колокол, и в звучащем мираже, сплетающемся из нот, Астрид послышался отклик его далекой сестры.
Муравьи да мушки, вот кто мы такие
– Я думал предложить господам сигары, – сказал епископ Фолкестад. – Это не значит, что мы с вами такие уж гедонисты. Но это дело стоит отметить.
В пасторской усадьбе Бутангена сидели за столом пятнадцать празднично одетых мужчин. Они откушали обед из четырех блюд, среди которых был бульон с мясными фрикадельками и коровий язык с овощами, выслушали девять речей и провозгласили столько же тостов, каждый раз умеренно выпивая. Фолкестад продолжал:
– Вот скажите, господин Швейгорд: сколько времени вы уже здесь? Три года?
Кай Швейгорд поднял взгляд от недоеденного ромового пудинга:
– Только-только два, господин епископ.
– Два? Да, действительно. И это тем более впечатляет! Сколько вы всего успели! Какое благолепие – находиться в новой церкви. Наблюдать, как прихожане осматривают ее с удовлетворенным изумлением. Надежные столпы веры, которые понесут ее в будущее. Звонница, правда, странновато выглядит без колоколов, но ей ведь нашли применение в качестве… м-м-м… покойницкой. Ну что же, теперь будет уместно отметить ваш личный вклад в это дело. Господин бургомистр, господин управляющий сберегательного товарищества, высокочтимые гости, поднимем же бокалы за Кая Швейгорда!
Фитили в масляных лампах под потолком были накануне подрезаны, так что лампы светили ровно и ярко, и когда собравшиеся поднесли бокалы к губам, коричневый херес заблистал сквозь шлифованные хрустальные грани, отливая золотом. Потом бокалы беззвучно опустили на стол, и по рукам пустили коробку с сигарами. Бургомистр и управляющий молокозаводом с довольным видом закивали, обнаружив, что им предлагаются гаванские сигары от Конрада Ландгорда. Один за другим присутствующие брали из коробки сигару и с удовлетворением вдыхали ее аромат. Описав круг вокруг стола, коробка добралась до Кая Швейгорда, сидевшего по правую руку от епископа.
Вдруг из коридора донеслись приглушенные звуки голосов. Швейгорд прислушался. Хлопнула входная дверь. Кай подскочил так, что ножки стула с визгом проехались по полу.
Епископ посмотрел на него:
– Что-то срочное?
– К сожалению, да. Я тотчас вернусь.
Закрыв за собой дверь гостиной, он поспешил на кухню. Там женщины покрасневшими руками мыли посуду в воде, от которой поднимался пар. В углу стоял великолепно украшенный миндальный торт в форме пирамиды, и старшая горничная Брессум с некоторым удивлением спросила, не пора ли уже нести его.
Кай Швейгорд, покачав головой, кивнул в сторону коридора.
Она вытерла пальцы передником и последовала за ним.
– Я слышал, там кто-то пришел, – сказал он.
– Да это Эморт из Хекне.
– Что такое?
– Да она в Кристианию уехала.
– Что вы такое говорите? В Кристианию?
– Чтобы родить. Астрид взбрело, что ей срочно надо туда, и ему пришлось отвезти ее в Лиллехаммер.
Кай Швейгорд вздохнул:
– Когда это было?
Маргит Брессум кашлянула:
– Да уж несколько дней. Ехали без остановки, так что, когда он собрался назад, полозья уже никуда не годились, а лошади были вконец измотаны.
– А зачем он сейчас сюда явился?
– Да по ихнему обыкновению, этих Хекне.
