Прикоснувшись к холсту, Оберн пробежалась пальцами по лицу мужчины. Она проследила руками контуры глаз, носа и губ.
- Это не признание, - заметила она, читая надпись, приложенную к картине. И посмотрела на меня. - Кто это?
Я подошел к тому месту, где она стояла, и посмотрел на картину.
- Мой отец.
Она тихонько вздохнула и прикоснулась к словам на клочке бумаги.
- Что означает «Одна только грусть»?
Теперь ее пальцы прослеживали резкие белые линии, и я задался вопросом, говорил ли ей кто-нибудь, что художники не любят, когда их творения трогают другие.
В моем случае все совсем не так, потому что мне хотелось видеть, как она прикасается к каждой из них. Мне нравилось, что она пыталась прочувствовать картину не только глазами, но и руками. Она посмотрела на меня, ожидая объяснений.
- Это означает одну только ложь.
Я ушел, пока она не смогла разглядеть выражение моего лица. Подняв три коробки, стоящие в углу, оттащил их в центр комнаты. Усевшись на бетонный пол, подал ей знак сделать то же самое.
Скрестив ноги, она села напротив меня так, что коробки оказались между нами. Взяв две верхние, я отставил их в сторону, после чего открыл самую большую. Заглянув внутрь, она запустила руку в кучу признаний, выбирая случайный и читая его вслух.
- «Я потеряла более ста фунтов в прошлом году. Все думают, что мне удалось найти новый способ вести здоровый образ жизни, но на самом деле я страдаю от депрессии и беспокойства, и не хочу, чтобы кто-нибудь узнал об этом».
Она опустила признание обратно и взяла еще одно.
- Ты когда-нибудь использовал эти в своих работах? Ты же поэтому держишь их здесь?
Я покачал головой.
- Здесь я держу те, которые в какой-то степени повторяются. Ты удивишься, насколько похожи секреты людей друг на друга.
Она прочитала другое:
- «Я ненавижу животных. Иногда, когда мой муж приносит очередного щенка нашим детям, через несколько дней я выбрасываю его подальше от дома. А потом притворяюсь, что тот сбежал».
Из-за этого признания она нахмурилась.
- Господи, - сказала Оберн, беря несколько за раз. - Как ты смог до сих пор сохранить веру в человечество, читая подобное каждый день?
- Легко, - заявил я. - На самом деле это заставляет меня ценить людей больше, ведь у каждого есть превосходная возможность проявить мужество. Особенно, по отношению к близким.
Перестав читать признания, которые она держала в руках, она встретилась со мной взглядом.
- Ты впечатлен, что люди так хорошо могут лгать?
Я покачал головой.
- Нет. Просто мне становится легче от мысли, что некоторые способны совершать подобные поступки. Из-за этого мне кажется, что на самом деле моя жизнь не настолько ужасна, как я думал.
Она наградила меня молчаливой улыбкой и продолжила копаться в коробке.
Я наблюдал за ней.
Некоторые из признаний заставили ее смеяться. Некоторые - нахмуриться. А некоторые вообще заставили пожалеть, что она их прочитала.
- Какое самое ужасное признание, ты получал?
Этот вопрос следовало ожидать. Хотел бы я признаться, что выбросил большинство из них, но вместо этого указал на маленькую коробку. Она наклонилась вперед и прикоснулась к ней, но не стала двигать ближе к себе.
- Что там?
- Признания, которые я не хочу читать больше никогда.
Она опустила взгляд на коробку, медленно откинула крышку. И взяла то, которое лежало на самом верху.
- «Мой отец…» - ее голос затих, и она посмотрела на меня с ужасающей грустью.
Я заметил легкое шевеление ее горла, когда она сглотнула и вернулась к чтению.
- «Мой отец занимался со мной сексом с тех пор, как мне исполнилось восемь. Сейчас мне тридцать три, я замужем, у меня есть собственные дети, но я до сих пор боюсь отказать ему».
Она не просто вернула это признание в коробку. Она смяла его в руке и яростно бросила обратно. Потом закрыла коробку и отодвинула подальше от себя на несколько футов. Я понял, что она возненавидела эту коробку точно так же, как и я.
- Вот, - посоветовал я, пододвигая к ней оставшуюся. - Прочитай некоторые из этих. Тебе станет лучше.
Она незамедлительно вытащила одно. И прежде чем начать читать, выпрямилась, потянула спину и сделала глубокий вдох.
- «Каждый раз, когда я иду перекусить, то оплачиваю чей-нибудь счет. Я не могу себе этого позволить, но все равно делаю, потому от этого мне становится лучше, и я представляю реакцию того человека, когда он осознает, что случайный незнакомец сделал для него что-то приятное, не ожидая ничего взамен».
Она улыбнулась, но я решил показать ей еще кое-что. Заглянул в коробку, пытаясь отыскать признание на синей плотной бумаге.
- Прочитай. Это мое любимое.
- «Каждую ночь, после того как мой сын засыпает, я прячу в его комнате новую игрушку. И каждое утро, когда он ее находит, притворяюсь, будто совершенно не имею представления, как она там появилась. Рождество должно наступать каждый день, и я не хочу, чтобы мой сын перестал верить в волшебство».
Она засмеялась и признательно посмотрела на меня.
- Этого парня ждет большое разочарование, когда впервые проснувшись в общаге колледжа, он не обнаружит новой игрушки.
Она положила на место и продолжила ковыряться в коробке.
- Здесь есть какое-нибудь твое признание?
- Нет. Я ни разу не писал.
Она удивленно уставилась на меня.
- Ни одного?
Я покачал головой, и она в замешательстве склонила свою голову.
- Это не правильно, Оуэн.
Она быстро вскочила на ноги и покинула комнату. Я не понял, что происходит, но прежде чем я встал и отправился за ней, она уже вернулась.
- Вот, - протянула мне клочок бумаги и ручку. Сев обратно на пол передо мной, она кивнула головой, призывая меня к делу.
Я сидел и смотрел на клочок бумаги, когда услышал ее слова:
- Напиши что-нибудь о себе, то, что не знает никто. То, что ты никогда никому не говорил.
Ее слова заставили меня улыбнуться, ведь на самом деле я стольким мог с ней поделиться. Некоторым вещам она просто не поверит, а насчет иных, даже не уверен, что вообще хочу, чтобы она узнала.
- Вот, - я разорвал листок напополам и протянул ей половину. - Тогда и ты должна написать что-нибудь.
Я первый принялся за дело, после того, как закончил, она выхватила у меня ручку. И без колебаний написала свое признание. Она сложила его и начала опускать в коробку, когда я остановил ее.
- Мы должны обменяться.
Она незамедлительно покачала головой.
- Ты не станешь читать мое, - твердо объявила она.
Она была так непреклонна, что мне еще сильнее захотелось его прочитать.
- Это не признание, если никто его не прочитает. А обычный нераскрытый секрет.
Она запустила руку в коробку и оставила свой листочек среди других.
- Тебе не обязательно читать его в моем присутствии, чтобы оно посчиталось признанием.
Она забрала клочок бумаги из моих рук и спрятала его там же.
- Ты не читал ни одного из них сразу же, как только те были написаны.
В ее словах был смысл, но я почувствовал огромное разочарование от того, что не смог прочитать то, что она написала. Мне хотелось перевернуть коробку, высыпать все признания на пол, пытаясь отыскать ее, но она поднялась и потянулась к моей руке.
- Проводи меня до дома, Оуэн. Уже поздно.
Весь путь до ее квартиры мы молчали. Это было не то неловкое молчание. Мы вели себя тихо потому, что никто из нас еще не был готов сказать «прощай». Она не остановилась около своего дома, чтобы попрощаться со мной, а пошла дальше. Она хотела, чтобы я следовал за ней.
И я последовал.
Я шел за ней до квартиры 1408. И уставившись на оловянные цифры на двери, захотел спросить, смотрела ли она ужастик, который называется «1408» с Джоном Кьюсаком в главной роли. Но побоялся, если она никогда не слышала об этом кино, то вряд ли ей понравиться, что номер ее квартиры фигурирует в фильме ужасов.
Она вставила ключ в замок и открыла дверь. Она повернулась ко мне, успев перед этим махнуть в сторону номера квартиры.
- Жутко, да? Ты смотрел фильм?
Я кивнул.
- Я не собирался говорить об этом.
Она вновь посмотрела на цифры и вздохнула.
- Я нашла соседку через интернет, она уже жила здесь. Хочешь, верь, хочешь, нет, но Эмори на самом деле выбрала эту квартиру среди других из-за жуткого совпадения с фильмом.
- Это немного пугает.
Она кивнула и сделала вдох.
- Она… своеобразная.
Оберн начала опускать свой взгляд в пол.
Я же, втянув в себя воздух, решил поднять глаза в потолок.
На середине наши взгляды встретились, и я возненавидел этот момент. Потому что еще не наговорился с ней, а ей уже пора уходить.
