На втором этаже зажглось яркое, за обычными стёклами, окно. Но ребята были уже на соседней улице.
Все шестеро, не сговариваясь, внезапно остановились. Даша запела снова.
Не сразу, но почти одновременно, зажглись окна в двух соседних домах. Одно на 11-ом, второе — на 8-ом этаже. Двери открылись. С одной стороны выскочил спортивного вида мужичок и бодро поздоровался с парнем, тоже очень спортивным, вышедшим не спеша из другого дома. Мужики вместе подошли к ребятам.
— Мой, — ткнул в Антона рукой мужик постарше. Поворошил мальчику волосы и опустил руку ему на плечо.
— Ты — со мной тогда, — четко произнёс каждую букву парень, и Сашка послушно пошёл к нему.
— До завтра, — распрощались мужики друг с другом, уводя мальчиков.
— А почему — до завтра? — спросила Саша. И дети увидели, что загорелось окно на 6-ом этаже, и дверь за парнем осталась открытой.
— Разве что-то завтра работает? — машинально договорила Саша и получилось, что она адресовала вопрос хрупкой пышноволосой женщине, спустившейся к ребятам.
— Ничего, — улыбнулась женщина. — Если только мужики на матч пойдут.
— А ты чего такой робкий? — ласково спросила она Пашу.
— Он не робкий, — проворчала Саша. — Павлик — ранимый. Он рисует хорошо. И…
Саша хотела сказать: «болеет часто», но решила ничего не говорить.
— Болезненный ребенок, — вздохнула женщина. — А краски я куплю. Было бы здоровье.
Так ушёл Паша.
— Вот сейчас Дашу возьмут, — чуть не плакала Саша. — И останемся мы с тобой, Витя!
Ребята прошли немного, остановились, и не успела Даша закончить куплет, как в одном доме зажглись два окна. На третьем и на пятом этажах.
— Ох, холодно, — выбежала легкая воздушная женщина на утреннюю прохладу и набросила ажурную шаль на голову.
— А тебя как зовут? — спросила она Сашу.
— Саша, — выдохнула девочка.
— Как моего папу, — улыбнулась женщина и сразу показалась очень молоденькой.
Медленно вышел пожилой, солидный мужчина. Женщина помогла ему сойти со ступенек к ребятам.
— Христос воскрес, — сказала ему женщина.
— Воистину, Кира, воистину воскрес, — с достоинством ответил старик. — Вот, себе дочку на старости лет приглядел. Жена говорит: «иди, забери!» Пришел, смотрю: правда, наша Саша!
Саша вытерла слёзы и бросилась к нему на шею.
— Значит, мы вот эту девочку берем, — протянула Кира руку Даше.
Даша посмотрела на Витю.
— Иди! — скомандовал он. — Всё нормально.
— Вы — вперед, Игорь Степанович, — пропустила молодая женщина старика и Сашу.
— Не волнуйся! — шепнула «своей» Даше Кира, беря крепко девочку за руку. — Наши дети встречаются!
За девочками и их спутниками закрылись стальные двери, и Витя остался один.
Он хотел запеть, но у парня как раз ломался голос. Да и память была плохая. Песни вообще только Даша пела.
Витя развернулся и поплелся к дому со сломанной дверью — найти там уголок, где можно выспаться в относительном тепле.
Там так и горело окошко на втором этаже, а у подъезда совсем замёрз немного полный мужчина чуть за сорок. В плаще и кепке, но в тапках на босу ногу.
— Я уже собрался уйти! — заговорил он, увидев Витю. — Ты что — мимо? Что, дом не нравится? Не бойся, мы 20 лет с женой копили, переедем в июне. Будет тебе и железная дверь в подъезде, и собственная комната. Есть хочешь? Замерз? Христос воскрес! У нас и пасха, и куличи, и яички, сейчас согреемся.
— Воистину воскрес! — ответил Витя, еще ничему не веря.
Но они поднялись в дом. И всё было по-настоящему: и добрая женщина, которую Витя быстро научился называть мамой, и сын Николая Петровича, который стал старшим братом, и толстый кот Анатолий, и собственная кровать, и куличи, и пасха…
Чего только не бывает в жизни! Все семеро выросли порядочными людьми. Им сказочно повезло с приемными семьями, и сами ребята стали такими же благополучными, трудолюбивыми и удачливыми, как их родители.
Пашину приемную маму сажали в тюрьму, но быстро выпустили и реабилитировали. Позже Пашу чуть не убил бандит, грабивший его дом, но Павел выжил. Тяжело болела Даша — выздоровела. Уже давно умерли старые приемные родители Саши, но их дочь, а её старшая сестра — лучший Сашин друг.
Два-три раза в год, как минимум, ребята обязательно встречаются в чьем-нибудь доме вживую, без помощи технических средств. Старались встречаться, даже когда одно время гражданскому населению была разрешена только телесвязь.
— На повестке дня два вопроса, — провозгласила на последней встрече 35-летняя Сашенька.
— Первое: Паша, когда ты усыновишь ребёнка?
— Я — творческий человек! — заворчал бородатый Павел. — У меня с женами-то нет времени разобраться. Какие дети?!
— Сейчас мы это подробненько обсудим! — успокоила его Даша.
— И второе: предлагаю колядовать на Рождество, — с трудом выговорила слово «колядовать» Саша.
— И яйца детей пошлем на Пасху собирать! — рассмеялся раздобревший Колька, ставший со временем копией своего приемного кругленького отца. — Давно нами что-то полиция не занималась! Упекут!
— А мы под это культурную базу подведем, никаких других, — прогудел рассудительный Виктор Николаевич. — Детская шалость. Тысячелетняя культурная традиция, понимаете ли…
Две ночи в год: на Рождество и на Пасху — бывшие малолетние преступники не могут спать. Они ждут заветную песенку, чтобы включить свет и спуститься на улицу, хотя у всех, кроме Паши, есть в семьях приемные дети. Две эти ночи в году у ребят хоть и самые тяжелые, но и самые любимые. Светят звезды, звучит в памяти колыбельная, и Саша, Сашка, Витя, Даша, Коля, Павлик и Антон снова становятся маленькими, беспомощными и никому не нужными. Снова замерзают и вновь начинают верить в чудо всем сердцем.
