Ги де МОПАССАН
Яма
Побои и увечья, повлекшие за собою смерть. Таков был пункт обвинения, на основании которого перед судом присяжных предстал обойщик Леопольд Ренар.
Тут же, рядом с ним, главные свидетели: Фламеш - вдова жертвы, Луи Ладюро - столяр-краснодеревец и Жан Дюрдан - лудильщик.
Возле обвиняемого - его жена, вся в черном, маленькая, безобразная, похожая на мартышку, одетую дамой.
Вот что сообщает Ренар (Леопольд) о происшедшей драме:
- Видит бог, от этого несчастья я первый же и пострадал, и никакого умысла с моей стороны не было. Факты говорят сами за себя, господин председатель. Я честный человек, честный труженик, обойщик, проживаю на одной и той же улице уже шестнадцать лет, все меня знают, все любят, уважают, почитают; это вам подтвердили мои соседи и даже привратница наша, а уж она-то шутить не станет. Я люблю работать, люблю откладывать денежки, люблю честных людей и приличные удовольствия. Это-то меня и погубило, сам понимаю; но ведь моей злой воли тут не было; так что я продолжаю относиться к себе с уважением.
Так вот, уже лет пять, как мы с супругой, которая здесь присутствует, проводим каждое воскресенье в Пуасси. По крайней мере дышим свежим воздухом, а потом и рыбку поудить любим, - да, уж нечего греха таить, это дело мы любим. Это моя Мели, чтобы ей провалиться, приохотила меня к нему, да и сама-то она от этого дела с ума сходит, язва этакая; из-за рыбалки-то вся беда и приключилась, как сами сейчас увидите.
Я человек сильный, но тихого нрава, злости во мне ни на грош. Но уж зато она!.. Ой-ой-ой! С виду и не скажешь, такая маленькая, тощая, ну, а на деле зловредней хорька. Не стану отрицать: у нее есть достоинства, и немаловажные для торгового дела. Но характер! Поговорите с соседями, да хоть бы с привратницей, которая только что за меня заступилась. Она вам о ней порасскажет.
Каждый день пилит она меня за мягкость: "Уж я бы этого дела не оставила! Уж я бы такому-то не спустила!" Послушать ее, господин председатель, так мне бы по меньшей мере раза три в месяц драться на кулачках...
Тут г-жа Ренар перебила его:
- Болтай, болтай себе; посмотрим, кто посмеется последним.
Он повернулся к ней и простодушно возразил:
- Что ж такое, на тебя валить можно, ведь не ты в ответе...
Затем вновь обратился к председателю:
- Значит, я продолжаю. Каждую субботу вечером мы, стало быть, отправляемся в Пуасси, чтобы на другой день с самого рассвета половить рыбки. Как говорится, привычка - вторая натура. Нынче летом будет уже три года, как я отыскал одно местечко, да какое местечко! Посмотреть стоит! В тени, футов на восемь глубины, а может, и на все десять, яма с заходами под берег; для рыбы это настоящий садок, а для рыболова прямо рай. Эту яму, господин председатель, я считал своей собственной: ведь я открыл ее, вроде как Христофор Колумб. Все кругом знали про это, и никто не спорил. Так и говорили: "Это место Ренара", - и никто бы не пошел туда, даже господин Плюмо, хотя, не в обиду ему сказать, всем известно, что он любит на чужих местах проедаться.
Так вот, я был спокоен за свое местечко и каждый раз являлся туда как хозяин. Приедем мы в субботу и тотчас вместе с женой садимся в "Далилу" это моя норвежская лодка; я заказал ее у Фурнеза, - вещичка легонькая и прочная. Так вот, говорю, садимся мы в "Далилу" и отправляемся бросать приманку рыбе Насчет приманки никому со мной не сравниться - мои приятели это хорошо знают. Вы, может, спросите, на что я приманиваю? Этого я не могу вам сказать. Это к делу не относится, а я сказать не могу, потому что секрет. Пожалуй, человек двести, а то и больше его у меня выпытывали. И рюмочкой угощали, и жареной рыбой, и рыбой по-матросски, чтобы только я проболтался! Еще бы - так и пойдут к ним голавли, хотел бы я посмотреть! А уж как меня обхаживали, лишь бы мой состав выведать. Ну, нет!.. Только моя жена его и знает... да она-то скажет не больше моего! Правда, Мели?
Председатель прервал его:
- К делу! Не отклоняйтесь в сторону.
Обвиняемый отвечал:
- Сейчас, сейчас! Так вот, в субботу, восьмого июля, выехали мы с поездом в пять двадцать пять и, как всегда, отправились перед обедом бросить приманку. Погода обещала быть хорошей. Я сказал Мели: "Завтра будет чудесный денек".
"Похоже на то", - ответила она. Особенно-то много мы с нею никогда не разговариваем.
Потом вернулись обедать. Я был доволен, захотелось выпить. Вот всему и причина, господин председатель. Я говорю Мели: "Послушай-ка, недурно бы мне выпить бутылочку головогрея". Это слабое белое вино, а головогреем мы назвали его потому, что если выпить побольше, так оно не дает заснуть, настоящий головогрей! Понимаете?
"Как хочешь, - отвечает она, - только ты опять захвораешь и завтра не встанешь". Что ж, она рассуждала правильно, умно, толково, предусмотрительно, признаю. Но я не удержался и выпил бутылочку. С этого все и пошло...
Так вот, лег - а заснуть не могу. Черт возьми! До Двух часов утра мучил меня этот головогрей из виноградного сока. А потом - трах! - заснул, да так крепко, что не услышал бы и трубы архангельской на Страшном суде.
Короче говоря, жена разбудила меня в шесть часов.
Я вскочил с кровати, мигом натянул штаны, куртку, плеснул на морду водой, и мы прыгнули в "Далилу". Да поздно! Подъехали к моей яме, а она уже занята! Ни разу этого не случалось, господин председатель, ни разу за три года! Это меня до того ошеломило, как будто меня при мне же обокрали. "Что за черт!" - говорю. А жена начинает меня пилить: "Вот тебе твой головогрей! Эх, ты, пьянчуга! Доволен, скот этакий?"
Я не спорил: все это было правильно.
Все-таки я высадился возле самого того места, чтобы попользоваться хоть остатками. А может быть, он, мошенник, ничего не поймает и уберется прочь?
А сидел там плюгавый малый в белой парусине и большой соломенной шляпе. С ним тоже была жена, толстуха такая, уселась позади него и вышивает.
Увидели они, что мы устраиваемся возле них, толстуха и зашипела: "Что это, нет на реке другого места, что ли?"
А моя разозлилась и отвечает: "Порядочные люди раньше, чем занять чужое место, справляются, какие здесь обычаи".
Я не хотел подымать историю и говорю: "Помолчи, Мели. Оставь их, оставь. Там видно будет".
Ну, завели мы "Далилу" под ивы, высадились и стали вместе с Мели удить рядышком, возле тех двоих.
Здесь, господин председатель, мне придется вдаться в подробности.
Не прошло и пяти минут, как поплавок у соседа начинает нырять раз, другой, третий, - и он вытаскивает голавля, да здоровенного, с мою ляжку, ну, может быть, чуть-чуть поменьше, по почти что такого! У меня сердце так и екнуло, пот выступил на висках, а Мели зудит: "Что, пьяница, видел?"
В это самое время господин Брю, лавочник из Пуасси, любитель пескарей, плывет мимо па лодке и кричит: "Что это, ваше место заняли, господин Ренар?" "Да, господин Брю, - отвечаю я, - бывают такие неделикатные люди, которые не желают считаться с обычаями".
Плюгавый в парусине делает вид, будто не слышит, то же самое и жена его, толстуха, настоящая корова!
Председатель прерывает во второй раз:
- Будьте повежливей! Вы оскорбляете вдову Фламеш, которая здесь присутствует. Ренар извинился:
- Простите, простите, очень уж мне обидно.
Так вот, не прошло и четверти часа, как плюгавый в парусине вытащил еще одного голавля, а за ним другого и минут через пять - третьего.
Я прямо готов был заплакать. И вдобавок супружница моя кипит и беспрестанно меня шпыняет: "Что, разиня, видишь, как воруют твою рыбу? Видишь? Тебе и лягушки не поймать, ничего не поймать, ничего. У меня просто руки чешутся, как только я об этом подумаю".
"Подождем полудня, - решил я про себя. - Негодяй пойдет завтракать, и тогда я захвачу свое местечко". Надо вам сказать, господин председатель, что я-то сам каждое воскресенье завтракаю тут же, на месте. Мы привозим еду с собой, на "Далиле".
Не тут-то было! Наступил полдень, и этот мошенник достал курицу, завернутую в газету, а пока он ел, на его удочку попался еще один голавль!
Мы с Мели тоже перекусили, но так, самую малость, почти ничего, - не до того было.
Потом, для пищеварения, я взялся за газету. По воскресеньям я люблю посидеть в тени над рекой и почитать Жиля Бласа. Это ведь день Коломбины, как вам, наверно, известно, Коломбины, которая пишет статьи в Жиле Бласе. У меня привычка дразнить жену, будто я знаком с ней, с этой Коломбиной. Конечно, я ее не знаю и в глаза-то не видывал, но это неважно: уж больно хорошо она пишет и, кроме того, для женщины выражается очень смело. Мне она по душе; таких, как она, не много.
Начал было я поддразнивать жену, но она сразу же рассердилась, да так, что только держись. Я замолчал.
Как раз в это время к другому берегу пристали наши свидетели, которые находятся здесь, - господин Ладюро и господин Дюрдан. Мы не знакомы, по знаем друг друга в лицо.
Плюгавый снова принялся удить. И так у него клюет, что я прямо весь дрожу. А его жена и скажи: "Место действительно отличное, мы всегда будем приезжать сюда, Дезире".
