к окну и стояли там, глядя на сад и обняв друг друга за талии. Поля нарциссов волнами колыхались на ветру, словно ворс, когда его гладят не в том направлении.
– Но это будет важно для мамы, – сказала я, – она ведь почти не насладилась успехом, который полагался ей по праву.
– Да, это безобразие, – согласилась Мэри, – то, что случилось с мамой, – стыд и срам.
– Но она все равно любит многое в своей жизни, – добавила я. – У нее всегда будет Ричард Куин, и ей нравится, когда с нами живут Констанция и Розамунда. Но послушай, Мэри, ты понимаешь Розамунду?
– Довольно часто – нет.
– Разумеется, нам было бы легче понять ее, если бы она тоже на чем-нибудь играла.
– Ну, может, она и не музыкант, но в ней вся суть музыки, – сказала Мэри.
– А в чем суть музыки?
– О, по-моему, музыка – она о жизни, особенно о тех ее сторонах, которые мы не понимаем, иначе людям не приходилось бы искать в ней ответы. О, я не могу объяснить, о чем я.
Что такое музыка? Неожиданно мне стало дурно, потому что я не знала ответа. Я пересекла комнату и приложила ухо к щели между двойными дверями, ведущими в бальный зал. Песня доносилась до меня, словно тонкая нить. Я вспомнила, как сокровенные мысли играющей на скрипке Корделии, противоречившие самой сущности музыки, немедленно становились общественным достоянием, их мог расслышать даже глухой. Мысли, которыми намеревался поделиться со слушателями этот молодой композитор, упрямо не желали проявляться. Мы на несколько минут встретились с ним, когда только приехали в дом: это был худощавый молодой человек немногим старше нас с серыми, прозрачными, как вода, глазами и мягкими манерами, и по его словам и по характеру его сочинений становилось ясно, что он настолько же музыкален, насколько немузыкальна Корделия. Однако, очевидно, даже ему было трудно быть музыкантом. Неожиданно я осознала, что для меня это невозможно. Я оглядела комнату, заставленную книгами по музыке, и почувствовала, что я в тюрьме, что я заперта в музыкальном кубе и не могу даже полноценно пользоваться своей камерой, потому что большую ее часть занимает рояль, казавшийся мне сейчас не инструментом, который я до сих пор успешно осваивала, а движущей силой, предъявлявшей на протяжении многих лет тиранические требования к моей жизни, сейчас и в будущем и во веки веков до самой моей смерти.
Становиться музыкантом показалось мне идиотизмом. Я не обладала никакими музыкальными способностями, кроме тех, которые передала мне мать, и я была настолько меньше нее, что и они до ничтожности ослабли при передаче. Если я играла какое-то произведение хорошо, то только потому, что меня этому научила она, и я знала, что мое исполнение, даже когда я подражала ей, всегда оставалось несовершенным. Я не хотела становиться музыкантом. Я не хотела взрослеть. Я не могла справиться с задачей быть человеком, потому что не чувствовала себя в полном смысле живой. По-настоящему живыми были мои отец и мать. Я видела их двумя источниками, бьющими из каменистой скалы, что бурным потоком устремлялись вниз по горному склону и соединялись в великую реку, текущую через весь мир. Я настолько уступала им, что не имело значения, удастся ли мне быть благоразумной и избежать того падения, которому посвятил свою жизнь отец. Я увидела, что тем самым он подошел к спасению ближе, чем когда-либо могла подойти я со своим ничтожным благополучием. Я жалела, что не слегла в постель, как Корделия, и поняла, что на самом деле ее отступление не было трусостью, а ее упрямство переросло в отважную самозащиту, когда она отказалась от невыполнимой задачи жить с таким же надрывом, как наши родители.
– Я хочу убежать, – сказала я Мэри.
До сих пор не знаю, слышала ли она меня. В этот момент двойные двери открылись, и показалось смуглое, доброе, восточное лицо хозяина дома, который улыбался; позади него, словно веер, складывающийся в утомленной руке, медленно стихали аплодисменты. Он сказал, что, по словам Киша, мы очень хорошо исполняем кое-какие дуэты Шумана, что он упомянул об этом при одном из гостей, знатоке фортепианной музыки Шумана, и тот выразил большое желание послушать, как мы их играем, и, хотя он знает, что мы уже выполнили свою часть договора, он был бы очень рад, если бы мы сыграли, скажем, Am Springbrunnen и Versteckens [114]. Ничто не помешало бы мне исполнить его желание. Еще прежде, чем он закончил говорить, мы с Мэри повернулись друг к другу, разведя руками; в последние пару месяцев мы были зачарованы этой сюитой, которой нас никто не учил и которую мы разучили сами исключительно ради своего удовольствия. Кроме того, у нас возникло ощущение, что хозяин расстроен, потому что песни недостаточно оценили, и думает, что всем, в том числе и молодому композитору, будет приятнее получить нечто большее, чем усталость, вызванную его творчеством. Я была музыкантом по собственному желанию, хоть и не могла пока сказать, до какой степени, и я была человеком и любила тех, кто стоял со мной по одну сторону, а потому вернулась с сестрой в концертный зал. Или, возможно, меня подхватило мощным потоком, к которому я принадлежала.
Руководитель редакционной группы Анна Неплюева
Ответственный редактор Арина Ерешко
Литературный редактор Александра Хоменко
Арт-директор Алексей Богомолов
Иллюстрация обложки Наталья Савиных
Верстка Владимир Снеговский
Корректоры Евлалия Мазаник, Анна Быкова
В оформлении обложки/макета использованы изображения по лицензии Shutterstock.com (Ozz Design)
ООО «Манн, Иванов и Фербер»
mann-ivanov-ferber.ru
Стиль мебели, названный в честь дизайнера Томаса Чиппендейла. Прим. ред.
Барон Франсуа Паскаль Симон Жерар (1770–1837) – ведущий портретист при дворе Наполеона Бонапарта, представитель художественного стиля ампир. Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.
«А-ля вакханка» (фр.); волосы коротко подстрижены и завиты мелкими кудрями.
Чарльз Пис (1832–1879) – английский убийца и грабитель.
Последовательное исполнение звуков аккорда, мелодическая линия. Прим. ред.
«И я скажу незнающему свету, как все произошло… подстроенных лукавством…» – слова Горацио, «Гамлет», У. Шекспир, пер. М. Лозинского.
Судя по всему, имеется в виду Королевская шотландская академия искусств. Прим. ред.
Цитата из христианского гимна «Пребудь со мной» Г. Ф. Лайта.
Государственный переворот (фр.).
Силлабаб – десерт традиционной английской кухни, приготовленный из взбитых сливок, сахара и белого вина.
Гунтер – тип верховых лошадей, выведенных для охоты.
Я умираю (фр.).
«Пойдут дела на лад» (фр.) – одна из известнейших песен в революционной Франции конца XVIII века.
Ирландская уличная баллада о гонениях на сторонников Ирландского восстания 1798 года.
Традиционная английская оладья из пористого теста.
Небольшая одноконная двухместная карета.
Аптекарь (фр.).
Дух товарищества (фр.).
Гёртон-колледж, Ньюнэм-колледж – колледжи Кембриджского университета в Великобритании.
Диктант (фр.).
Высокий головной убор, часть военной амуниции. Прим. ред.
Праздник,
