- Уж не хотите ли вы сказать...
- Пожалуйста, не перебивайте меня, мосье Руайан. Я ведь и так рассказываю вам все как есть. "Я, - говорил ему мосье Аласян, - буду всякий раз обращать ваше внимание на какую-нибудь определенную даму. Вы начнете за ней ухаживать. Вы будете флиртовать с ней, танцевать с ней, говорить ей, как она очаровательна, говорить, что вы влюбились в нее, что это прямо как coup de foudre, ну и так далее и тому подобное. Не мне вас учить. И уговоритесь с ней о свиданье. Причем дама должна быть непременно замужем. Вы переспите с ней, вы подарите ей счастье, вы проделаете с ней все то, что так ценит в вас ваша маленькая женушка. Потом с этой замужней дамой или с ее супругом вы поглядите на драгоценные украшения в моем магазине, и как художник вы лучше других поймете, что особенно к лицу этой даме". Надо ли мне продолжать, мосье Руайан?
- Нет, - сказал я, - этого более чем достаточно. - Остальное доделывали мосье Аласян и супруг этой дамы. Он покупал ей то, чего она пожелает. Или устраивал ей сюрприз в день какого-нибудь семейного торжества. Я прав, мадам?
- Совешенно правы, мосье.
- Ну, а вы?
- Что я?
- Вы сами-то были согласны с этим предложением мосье Аласяна? В конце концов, вы были супругой мосье Мондрагона. Вы любили его...
- Я и сейчас его люблю и всегда буду любить.
- О том и речь. Даже просто мысль о том, что ваш муж примет предложение Аласяна - как вы ее вытерпели?
- Не понимаю.
- Господи боже ты мой! Ваш муж обязался спать с другими женщинами. Неужели вы не сходили с ума от ревности?
- Мы были очень бедны, мосье Руайан, - серьезно отвечала она, - а Пьер, он ведь ровным счетом ничего не умел, кроме как любить. Я поняла, что обязанность любить всех этих женщин отныне и станет его профессией. А к нашей любви это не имело ни малейшего отношения. Зато мы наконец-то получили деньги на жизнь. Ну поймите же, мосье Руайан...
Но я думал о том, что за странный человек, эта мадам Мондрагон. Думал о том, что когда-то она якобы была очень хороша собой, а теперь так уродлива. Я думал о флере трагизма, который ее постоянно окружал, даже и сейчас, даже когда она улыбалась. Нет-нет, - думал я, эта женщина вовсе не была согласна с предложением мосье Аласяна. И однако же приняла его. Ужели так огромна была ее любовь к мужу? В общем, престранная женщина.
И я грубо спросил ее:
- А ваш муж, он как работал, за твердое жалованье или за процент от прибыли?
Она ничуть не оскорбилась.
- Ну само собой, за процент! Ему, конечно же, всякий раз нравились самые дорогие украшения в лавке у мосье Аласяна. А уж бриллиантовый гарнитур для миссис Коллинз! - И она радостно, словно дитя, захлопала в ладоши. - Какая редкостная удача для нас! Такое больше не повторялось!
- Выходит, ваш муж двадцать два года подряд выполнял эту работу для мосье Аласяна из Ниццы? - спросил я.
- Нет, мосье, всего двадцать. Два последних года он уже не работал. А все эти многочисленные дамы, которых он осчастливил! Он был такой старательный, такой добросовестный...
- А дамы, все были сплошь иностранки?
- Ну да. Американки, англичанки, дамы из Дании, Швеции, Японии, Канады, Австралии... Мосье Аласян очень многим обязан моему мужу... Самые крупные продажи... И подумать только... - она оборвала на полуслове.
- Что подумать?
Она покачала головой.
- Все в свое время, мосье Руайан, все в свое... Мы хорошо жили, мой муж и я. Да и почта приносила нам в дом немало денег.
- Вы хотите сказать, что ваш муж переписывался со всеми этими женщинами, что все они оказывали ему финансовую поддержку?
Мадам Мондрагон утвердительно кивнула.
- За вычетом двух или трех, все. Вы бы видели, какие чеки приходили в этот дом, из каких стран, из каких банков!.. Лазурный берег - это ведь, знаете ли, международный курорт, клиентура у мосье Аласяна - тоже...
- Как мне довелось слышать от миссис Коллинз, это были сердечнейшие письма, трогательные до слез, самые прекрасные любовные письма в мире.
- Мне очень приятно слышать ваш комплимент.
- Почему это вам приятно?
- Господи! - Она вскинула руку. - Ведь писала все эти письма я!
Я перевел дух.
- Вы лично писали все эти письма?
- Самые прекрасные любовные письма в мире, не так ли?
- Значит это были вы ?
- Конечно я! - Она засмеялась. - Я ж вам говорила, что Пьер, к сожалению, был чудовищно глуп. Ему бы в жизни такое не написать! Нет-нет, этим приходилось заниматься мне. Подарить каждой даме по открытке с миндальным деревцем и строками Эдгара По - на это у него еще худо-бедно хватало разумения, у моего возлюбленного Пьера. А вы знаете, - добавила она, - что я могу превосходно подделывать его почерк?
- Простите, а на каком языке вы писали? При таком разнообразии национальностей?
- Всегда только по-английски. Все эти дамы знали английский. Время от времени я прикладывала к письму очередное деревце, некоторым - раз в год, некоторым - два. Я всегда призывала Пьера создать хороший запас. - Она поглядела в сторону шкафа.
- Даже в клинике, когда ему стало уже совсем плохо, он все рисовал и рисовал свои миндальные деревца... до тех пор, пока мог держать в руках кисточку. А носовой платок у вас есть? - вдруг спросила она.
Я дал ей платок. Она громоподобно в него высморкалась, после чего им же вытерла глаза.
- Пьер умер всего два года назад... Это совсем недавно, мосье, совсем недавно. Я до сих пор всякий раз плачу, когда вспомню его. Вы меня извините.
- Ради бога, - откликнулся я, - это же вполне понятно.
- Правда, милые стихи? - робко спросила она.
- Мы имеете в виду: "Ни ангелы в небесах, ни демоны..."
- Ну да, это Эдгар Аллан По. Когда я впервые прочла их много лет назад, я была еще почти ребенком, и мне они так понравились, что я избрала эти строки, еще прежде, чем началась вся история с миндальными деревцами.
- Итак, стихотворение тоже предложили вы?
- Я ж вам говорила.
- И на этих бесчисленных открытках стояла одна и та же строфа?
- Ну разумеется, мосье Руайан, - не могла же я подыскивать новое для каждой дамы.
- Да, вы правы, - сказал я и поглядел на ту открытку, которую получила миссис Коллинз и которая стала теперь моей собственностью.
- Правда, прелестное деревце?
- Да, прелестное, - ответил я, - а многие ли из дам снова приезжали на Лазурный берег?
- Очень многие.
- Ну и?
- Что "и"? - она пожала плечами. - Пьер снова делал их всех счастливыми. А мужья снова покупали украшения у мосье Аласяна в Ницце. Но вот уже три года ни одна не приезжала. А предприятие с миндальными деревцами функционирует по-прежнему.
- Вы хотите сказать, что и после смерти вашего мужа регулярно пишете этим дамам?
- Жить-то надо, вы не находите?
- А если сюда вдруг приедет какая-нибудь дама, как приехал я?
- Ну, тогда я скажу ей всю правду - как сказала вам. Что я была его женой. - Голос ее стал громче. - Я с гордостью скажу это любой из его дам. Правда, интересная история? Писатели ведь ищут такие истории? Вот она. Я дарю ее вам.
И я подумал, что минувшей ночью точно так же подарила мне свою историю миссис Коллинз.
- Вы запишите ее, мосье Руайан, вы непременно ее запишите!
Вот и миссис Коллинз меня о том просила, подумал я.
- Вы запишете ее? Если я убедительно вас попрошу?
- А зачем вам это так уж понадобилось, мадам Мондрагон?
На какое-то мгновение ее трагическое лицо исказила гримаса ненависти.
- Да затем, что мне удалось выяснить: этот ювелир, этот Рубен Аласян, двадцать лет подряд обманывал Пьера... в смысле процентов с оборота... Мне удалось это выяснить... И я могу это доказать... А ведь Пьер так ему помог! Пусть же мир узнает об этом! Я давно уже поджидаю такого, как вы. Поджидаю писателя! Вы ведь запишете все, что я вам рассказала?
Я молчал.
- Мосье Руайан, я вас о чем-то спросила. Неужели вы думаете, я стала бы вам все рассказывать, не будь вы писателем? Я же сразу, едва вы вошли, спросила у вас, кто вы по профессии, помните?
- Помню.
- И лишь после этого я начала рассказывать. Вы ведь запишете эту историю, чтобы изничтожить негодяя Аласяна? Да? Ну скажите "да", мосье! - Она пришла в крайнее возбуждение.
- А почему бы вам самой не написать вашу историю, а я бы пристроил ее в какой-нибудь в журнал? Вы ведь умеете писать. Эти дивные любовные письма...
Она нетерпеливо мотнула головой:
- Нет, нет и нет!
- Почему "нет"?
- Я, мосье, могу писать любовные письма, прекрасные любовные письма. Но больше ничего. Вот как мой бедный Пьер умел только любить, но не умел рисовать. Нет и нет, я никогда бы не сумела записать эту историю. Это обязаны сделать вы, вы!
- Но если я запишу вашу историю, мне придется изменить имена и место действия.
- Это еще почему? - возмутилась она.
- Да потому, что я не хочу, чтобы мосье Аласян подал на меня в суд. И еще я хочу защитить других людей.
- Аласян проиграет дело в суде. Я рассказала вам чистую правду. У меня есть свидетели, двое служащих Аласяна, которых он уволил. Они готовы давать показания под присягой. Только начать дело должен кто-нибудь другой. И этот другой - вы, мосье Руайан! Мосье, обещайте же мне написать эту историю! Не то вы меня очень разочаруете! Не то вы коварно пробрались сюда... неизвестно почему. А вы и в самом деле писатель? Вы что вообще написали, мосье Руайан?
