Он снова щелкнул кнутом.
- Да и без докторов теперь не обойдешься!
Они проехали довольно большую часть пути в сторону Кестхея, здесь дорогу обрамляли высокие сосны с мощными стволами из породы гигантов; их младшие братья и сестры в сосновом лесу на склоне горы и те смело могли сойти за великанов. Сосны отстояли друг от друга метров на двадцать; их кроны отливали такой темной зеленью, что издали казались совсем черными.
- Похоже, вон там сидит твоя матушка, - ткнул вперед кнутовищем Шандор Шимон.
Метрах в двухстах от них в пыльной, серой, выцветшей траве придорожной канавы Янчи заметил крохотную женскую фигурку в темном платье. Господи, до чего же она была маленькой!
- Это ведь она, верно?
Мальчик только кивнул в ответ, он не мог вымолвить ни слова. Только бы скорее подъехать к ней!
Бричка легко преодолевала расстояние от одной сосны до другой, теперь Янчи разглядел и лицо матери - выжидательно, с надеждой обращенное к ним. Как много могло поведать это лицо! Мать сидела в пыльной траве на краю придорожной канавы с пустой корзинкой в правой руке и неотрывно следила за приближающейся бричкой, словно видя в ней избавление.
Шандор Шимон проскочил метров на двадцать вперед, чтобы свободно развернуться и остановить бричку по другую сторону дороги возле сидящей женщины.
- Добрый день, кума Анна.
- День добрый, кум. Выходит, ты приехал за мной, Шандор?
- Надо бы еще за Анной Хедьбиро да не приехать! - с залихватской удалью ответил Шандор Шимон. - Видишь, на бричке за тобой примчался!
- Вижу, вижу... Только тут уж не до смеха, Шандор. Ведь ты понимаешь, до чего меня жизнь довела. Выходишь из дому вроде как ни в чем не бывало, а вернуться моченьки нет. Ну да ведь ты - человек здоровый, откуда тебе про то знать!
Янчи заметил, что слова матери задели крестного.
- Спроси своего сына, Анна, о чем я ему толковал всю дорогу. Все я знаю, черт подери!
- Не ругайся, кум!
- Ладно, не буду. Ты сама взберешься на бричку-то?
- Попробую.
- Нет уж, лучше ты не пробуй. Я тебе помогу, Анна.
Шандор Шимон передал вожжи и кнут Янчи и слез с брички.
- Ну-ка обними меня за шею, кума.
Мать подчинилась. Шандор Шимон одной рукой обхватил мать за спину, другую продел ей под колени, поднял женщину и перенес ее через канаву. Янчи, перегнувшись из брички, принял мать на руки и усадил ее на заднее сиденье.
- Там, где ты сидишь, кума Анна, недавно восседала жена адвоката Бойтоша! Но ты этого места больше заслуживаешь!
- Ах, Шандор, Шандор, - задыхаясь, проговорила Анна Чанаки, - ну и сильны вы, мужики! Вот и отец моего паренька тоже... Взвалит мешок пшеницы и несет играючи. А ведь ему, как и тебе, годов немало.
- Чай, ты не одной простоквашей мужа на завтрак потчуешь. И я тоже не на простокваше сижу.
- Ой, корзинку-то мою подыми, кум.
- Чтоб ей ни дна ни покрышки, корзинке этой! Через нее вся твоя погибель!
- Не пропадать же добру... На базаре деньжонок выручишь, а потом в магазине много чего купить можно, с соли начиная...
- Да знаю я, знаю.
- И деньгам теперь цена другая стала...
Шандор Шимон уселся на заднее сиденье рядом с Анной Чанаки.
- Ты, Янчи, будешь при нас парадным кучером, а я тем временем за твоей матушкой поухаживаю. Когда-то, давнымдавно, к моим ухаживаниям не прислушивалась, зато теперь, глядишь...
- Ну и чудак ты, Шандор! Будто не знаешь, чего я тебя тогда сторонилась... Ведь в те годы считалось, что бедной девушке не пристало поддаваться на уговоры парня, коли тот из богатой семьи. Иначе запросто можно остаться с носом.
- Ну, теперь тебе это не грозит, Анна. Трогай, крестник... А вот я точно с носом остался и не иначе как из-за того, что Габор Чанаки был на голову выше меня.
- Ох, кум, кабы не постеснялась, я бы спросила, сколько стаканчиков вина ты уже с утра пропустил.
- Поначалу считал и первые пять помню, но после того, думается, еще с пяток опрокинул. Уж больно острая получилась у моей хозяйки картошка с красным перцем.
- Потом тебе и обед острым покажется, уж я точно знаю.
- Как тебе не знать, ведь у кума Чанаки тоже виноградник имеется, проговорил Шимон.
- У меня с ним столько хлопот.
- С кумом или с виноградником?
- Экий ты болтун, Шандор, уж сколько раз я тебе говорила!
- Скажи еще раз, Анна.
- Скажу, не думай.
Янчи, погруженный в свои мысли, сидел впереди. Без особого удовольствия слушал он эту задорную перепалку позади себя. Мальчику казалось, что это он должен сидеть рядом с матерью, чтобы им можно было время от времени и словом перемолвиться. Не шутить, не веселиться, а подбадривать ее, от этого куда больше толку было бы.
И все же паренек радовался, что дядюшка Шимон сумел рассмешить мать, ему бы этого не удалось. Может, и к лучшему, что его посадили вперед? Ведь он, даже не оборачиваясь, по-прежнему видит перед собой опухшие ноги матери и ее лицо, такое бледное, что можно подумать, его не палили все лето в поле знойные лучи солнца. Нет, все же его место рядом с матерью.
Янчи сунул кнут в кожаный чехол: старушку Вильму подгонять не требовалось. Лошадь быстрой рысью, ровно, не сбиваясь с темпа, бежала по правой стороне дороги, увлекая за собой бричку; она двигалась по мелко размолотой щебенке так, словно там была проведена мелом какая-то видимая только ей линия. Вильма уже не радовалась, когда натягивали вожжи, просто знай себе бежала! и бежала своей дорогой. Иногда она качала головой из стороны в сторону, будто говорила: нет, нет! - на самом деле лошадь всего лишь отгоняла от себя назойливых осенних мух, которые садились ей на нос, норовили угодить в глаза.
- Слышь-ка, Анна, - произнес Шандор Шимон, - а кум Габор не отопрется, что это он своему молодцу когда-то уши сварганил.
- Ас чего бы ему отпираться? - в ответ засмеялась мать.
- К слову пришлось. И голову он так гордо держит. Настоящий Чанаки!
- Ну, глаза-то у него карие, в Хедьбиро пошел. Вот жалко только, что норов горячий ему от отца достался.
- Да и уши тоже. Янчи, - обратился Шимон к сидевшему на переднем сиденье мальчику, - я тебе не советую при таких ушах против ветра ходить. Больно тяжело будет. Следи, чтобы в уши тебе всегда попутный ветер дул. Тогда быстренько до цели доберешься.
- Ох, кум, ежели не перестанешь, я сейчас с брички слезу.
- Слезешь у себя на дворе, кума. Я с тобой говорю, крестник.
Янчи молча сжимал в руке вожжи. Он пытался справиться с собой, подавить свое недовольство, ему не нравился тон разговора. Ведь он как-никак приехал за больной матерью.
Затем, обернувшись, он почтительно проговорил:
- Крестный, коли не идти против ветра, так сроду и не узнаешь, на что в жизни способен.
- Хорошо ответил, - похвалил его Шандор Шимон. - Молодец, крестник. - И он по-ребячески громко расхохотался. - Не зря я у него крестный отец.
Потом внезапно, без всякого перехода проговорил серьезным голосом, в котором слышались даже угрожающие нотки:
- Скажем, крестник, почему ты после народной школы в гимназию не пошел? Место для тебя нашлось бы. Сейчас много барчуков с родителями за границу сбежало.
- И я ему об этом твердила, но он меня не послушал, - пожаловалась мать. - Сильно к отцу тянется. И еще говорит, что из книг, какие читает, всему, мол, научится.
- Книги читать - дело хорошее, но диплома за это не дают.
Тут Янчи поспешно обернулся снова:
- Книги читают не ради диплома, крестный.
Но Шандор Шимон пропустил его слова мимо ушей. Он вновь обратился к матери:
- Я видел, он косить научился.
- Научился. Хотя ему еще рановато.
- И впрямь рановато, - заметил Шандор Шимон. - Но отец-то рядом. Следит, чтобы малый не надорвался.
- Пока отец рядом, не надорвется. Но вдруг пойдет работать со старшими ребятами... С парнями молодыми... Сам знаешь, Шандор, как обидно бывает мальчишке отстать от них!
Шандор Шимон снова стал набивать любимую трубку - подарок крестника, задумчиво кивая головой. Раскурив трубку, он с досадой отбросил обгоревшую спичку.
- Янчи - парень неглупый, Анна. И не блажной какой, чтобы на потеху старшим ломаться. Правда, крестник?
У Янчи все лицо горело от смущения, он с трудом переносил, когда в его присутствии говорили о нем. Однако он и не подозревал, что услышит еще более горькие вещи от людей, сидевших на заднем сиденье.
И вдруг мать проговорила тихо, задыхаясь:
- Слушай, Шандор... Ты видел, в каком я была состоянии, когда ты меня подобрал у придорожной канавы. Знаешь ты и отчего я стала такой... Я долго не проживу. Когда у жены Антала Месароша лодыжки такие сделались, она через год умерла. И мне больше не протянуть...
- Анна, не говори так...
- Нет, Шандор, я точно знаю. Вы только сына моего единственного поберегите. Ты молотилкой распоряжаешься так не позволяй ему наравне со взрослыми мужиками мешки с зерном таскать. Вот когда стукнет ему лет восемнадцать - двадцать... Не хочу, чтоб он калекой стал. И как только в разум войдет, жените его - какой дом без бабы!
