E lo capí rivedendo appunto la casa, non più sua, dove aveva abitato da ragazzo per poco tempo, in una di quelle vecchie strade alte, tutte a sdrucciolo, che parevan torrenti che non scorressero più: letti di ciottoli.
L’immagine della rovina era in quell’arco di porta senza la porta (образ разрухи был в этом дверном проеме без двери), che superava di tutta la cèntina da una parte e dall’altra (которая всей дугой возвышалась с одной и с другой стороны; superare – превосходить; возвышаться; centina, f – арка; дуга, изгиб) i muri di cinta della vasta corte davanti, non finiti (над стенами, ограждающими широкий передний двор, незаконченными; muro, m – стена, cinta, f – ограда, крепостная стена): muri ora vecchi, di pietra rossa (стены сейчас /были/ старыми, из красного камня).
L’immagine della rovina era in quell’arco di porta senza la porta, che superava di tutta la cèntina da una parte e dall’altra i muri di cinta della vasta corte davanti, non finiti: muri ora vecchi, di pietra rossa.
Passato l’arco (после арки: «пройдя арку»; passare – проходить, переходить, миновать), la corte in salita (поднимающийся двор; salita, f – подъем, дорога в гору), acciottolata come la strada (вымощенный булыжником как дорога), aveva in mezzo una gran cisterna (имел в середине большую цистерну; gran – краткая форма от grande – большой). La ruggine s’era quasi mangiata fin d’allora (ржавчина почти съела еще с тех времен; allora – тогда) la vernice rossigna del gambo di ferro che reggeva in cima la carrucola (красноватую краску на железном стержне, который держал на своей верхушке блок; rossigno, /редк./ = rosiccio – красноватый). E com’era triste quello sbiadito color di vernice su quel gambo di ferro (и каким грустным был этот поблекший цвет краски на этом железном стержне), che ne pareva malato (который казался от этого больным)! Malato fors’anche della malinconia dei cigolii della carrucola (болен /он/, быть может, и от тоскливого скрипа блока; malinconia, f – меланхолия, тоска, грусть, печаль) quando il vento (когда ветер), di notte (ночью), moveva la fune della secchia (шевелил веревку ведра; movere = muovere – двигать, приводить в движение, сдвигать); e sulla corte deserta era la chiarità del cielo stellato ma velato (и над пустынным двором была прозрачность звездного, но подернутого дымкой неба; chiarità, f, /поэт./ = chiarezza, f – чистота, ясность, прозрачность; velato – покрытый, завешанный; подернутый дымкой, затуманенный), che in quella chiarità vana (которое в этой ясности, тщетной), di polvere (из праха), sembrava fissato là sopra (казалось закрепленным там, наверху), così, per sempre (вот так навсегда).
Passato l’arco, la corte in salita, acciottolata come la strada, aveva in mezzo una gran cisterna. La ruggine s’era quasi mangiata fin d’allora la vernice rossigna del gambo di ferro che reggeva in cima la carrucola. E com’era triste quello sbiadito color di vernice su quel gambo di ferro che ne pareva malato! Malato fors’anche della malinconia dei cigolíi della carrucola quando il vento, di notte, moveva la fune della secchia; e sulla corte deserta era la chiarità del cielo stellato ma velato, che in quella chiarità vana, di polvere, sembrava fissato là sopra, così, per sempre.
Ecco (вот): il padre aveva voluto mettere (отец захотел устроить; mettere – класть, ставить, помещать, устанавливать) tra la casa e la strada (между домом и дорогой), quella corte (этот двор). Poi, forse presentendo l’inutilità di quel riparo (потом, вероятно, предчувствуя бесполезность этого защитного сооружения; riparo, m – убежище, укрытие; защита; защитное сооружение), aveva lasciato così sguarnito l’arco (он оставил так, без отделки, арку) e a mezzo i muri di cinta (и на середине /высоты, строительства/ стены ограды).
Ecco: il padre aveva voluto mettere, tra la casa e la strada, quella corte. Poi, forse presentendo l’inutilità di quel riparo, aveva lasciato così sguarnito l’arco e a mezzo i muri di cinta.
Dapprima nessuno (поначалу никто), passando (проходя), s’era attentato a entrare (не пытался войти; attentare – покушаться, посягать), perché ancora per terra rimanevano tante pietre intagliate (потому что на земле еще оставалось много отесанных камней), e pareva con esse che la fabbrica (и из-за них: «с ними»; казалось, что строительство; fabbrica, f – стройка, сооружение, строительство), per poco interrotta (ненадолго прерванное; interrompere – прерывать, временно прекращать), sarebbe stata presto ripresa (будет скоро возобновлено). Ma appena l’erba aveva cominciato a crescere tra i ciottoli e lungo i muri (но как только трава начала расти между булыжниками и вдоль стен), quelle pietre inutili eran parse subito come crollate e vecchie (эти бесполезные камни сразу стали выглядеть обрушившимися и старыми; parere – казаться, иметь вид, представляться).
Dapprima nessuno, passando, s’era attentato a entrare, perché ancora per terra rimanevano tante pietre intagliate, e pareva con esse che la fabbrica, per poco interrotta, sarebbe stata presto ripresa. Ma appena l’erba aveva cominciato a crescere tra i ciottoli e lungo i muri, quelle pietre inutili eran parse subito come crollate e vecchie.
Parte erano state portate via (частично они были унесены; via – зд.: вон, прочь), dopo la morte del padre (после смерти отца), quando la casa era stata svenduta a tre diversi compratori (когда дом был распродан трем разным покупателям) e quella corte era rimasta senza nessuno che vi accampasse sopra diritti (и этот двор остался без того, чтобы кто-нибудь выдвинул на него права; rimanere – оставаться; пребывать; nessuno – никто, sopra – на, сверх, по поводу); e parte erano divenute col tempo (и частично стали, со временем) i sedili delle comari del vicinato (сиденьями для соседских кумушек), le quali ormai consideravano quella corte come loro (которые теперь уже считали этот двор как бы своим), come loro l’acqua della cisterna (как своей /считали/ воду в цистерне), e vi lavavano e vi stendevano ad asciugare i panni (и стирали там, и сушили там белье; stendere – расстилать, раскладывать, развешивать; asciugare – сушить /белье/) e poi, col sole che abbagliava allegro da quel bianco di lenzuoli e di camice svolazzanti sui cordini tesi (и затем, на солнце, которое весело отражалось от белизны простыней и рубашек, развевающихся на натянутых шнурках; abbagliare – ослеплять, слепить глаза; tendere – тянуть, протягивать; растягивать), si scioglievano sulle spalle i capelli lustri d’olio (они распускали по плечам волосы, блестящие от масла) per «cercarsi» in capo, l’una all’altra (чтобы «искать» в головах друг у друга) come fanno le scimmie tra loro (как это делают между собой обезьяны).
Parte erano state portate via, dopo la morte del padre, quando la casa era stata svenduta a tre diversi compratori e quella corte era rimasta senza nessuno che vi accampasse sopra diritti; e parte erano divenute col tempo i sedili delle comari del vicinato, le quali ormai consideravano quella corte come loro, come loro l’acqua della cisterna, e vi lavavano e vi stendevano ad asciugare i panni e poi, col sole che abbagliava allegro da quel bianco di lenzuoli e di camice svolazzanti sui cordini tesi, si scioglievano sulle spalle i capelli lustri d’olio per «cercarsi» in capo, l’una all’altra, come fanno le scimmie tra loro.
La strada (улица), insomma (в общем), s’era ripresa la corte (вернула себе двор; riprendere – снова брать, брать обратно; получить обратно; prendere – брать) rimasta senza la porta che impedisse l’ingresso (оставшийся без двери, которая препятствовала бы входу).
La strada, insomma, s’era ripresa la corte rimasta senza la porta che impedisse l’ingresso.
E Paolo Marra, che vedeva adesso per la prima volta quella invasione (и Паоло Марра, который видел сейчас впервые это вторжение), e distrutta la soglia sotto l’arco (и разрушенный порог под аркой; distruggere – разрушать), e scortecciati agli spigoli i pilastri (и ободранные по краям пилястры; spigolo, m – ребро; край, кромка), guasto l’acciottolato dalle ruote delle carrozze e dei carri (булыжную мостовую, поврежденную колесами карет и телег; guastare – портить, ломать, вредить; acciottolato, m – булыжная мостовая; ciottolo, m – булыжник) che avevan trovato posto negli ariosi puliti magazzini a destra della casa (которые нашли /себе/ место в просторных чистых складах справа от дома), chi sa da quanto tempo ridotti sudice rimesse d’affitto (кто знает, как давно: «сколько времени, как»; доведенных /до состояния/ грязных съемных сараев; ridurre – уменьшать, сокращать, убавлять; ограничивать; приводить, доводить; rimessa, f – гараж, ангар, сарай; affito, m – наем, аренда); appestato dal lezzo del letame e delle lettiere marcite (пораженный зловонием навоза и сгнившими подстилками для скота; lettiera, f – подстилка/для скота/; marcire – гнить, портиться), col nero tra i piedi delle risciacquature (с черным потоком помоев в ногах; risciacquatura, f – полоскание; помои, бурда) che colava deviando tra i ciottoli giù fino alla strada (который сочился, сворачивая среди булыжников вниз до дороги) provò pena e disgusto (он почувствовал боль и отвращение), invece di quel senso d’arcano sgomento (вместо того чувства сокровенного ужаса) con cui quella corte viveva nel suo lontano ricordo infantile (с которым этот двор жил в его далеком детском воспоминании) quand’era deserta (когда он был безлюдным) col cielo sopra (с небом наверху), stellato (в звездах), il vasto biancore illividito di tutti quei ciottoli in pendio (обширной побледневшей белизной всех этих булыжников на спуске; illividito – побледневший; livido – мертвенно-бледный; свинцового цвета; /in/ pendio, m – наклон, склон, дорога под уклон) e la cisterna in mezzo (и цистерна посередине), misteriosamente sonora (таинственно звучащая).
E Paolo Marra, che vedeva adesso per la prima volta quella invasione, e distrutta la soglia sotto l’arco, e scortecciati agli spigoli i pilastri, guasto l’acciottolato dalle ruote delle carrozze e dei carri che avevan trovato posto negli ariosi puliti magazzini a destra della casa, chi sa da quanto tempo ridotti sudice rimesse d’affitto; appestato dal lezzo del letame e delle lettiere marcite, col nero tra i piedi delle risciacquature che colava deviando tra i ciottoli giù fino alla strada, provò pena e disgusto, invece di quel senso d’arcano sgomento con cui quella corte viveva nel suo lontano ricordo infantile quand’era deserta, col cielo sopra, stellato, il vasto biancore illividito di tutti quei ciottoli in pendio e la cisterna in mezzo, misteriosamente sonora.