- Кончишь ты здесь болтать, празднолюбица! - закричала она на служанку с величайшей суровостью. - А вы, сударь, коли хотите курить свои сигары, отправляйтесь на набережную, где собирается чернь! - добавила она, сверкнув на Клайва глазами.
- Теперь мне все понятно, - промолвил Клайв, желая смягчить ее гнев. Милая моя, добрая тетушка, это глупейшая ошибка! Клянусь честью, мисс Этель так же невинна, как вы.
- Невинна или нет, только дом этот не предназначен для свиданий, Клайв! И пока здесь живет сэр Брайен Ньюком, вам сюда являться не следует, сэр. Хоть я /и не одобряю путешествий по воскресеньям, сдается мне - лучшее, что вы можете сделать, это сесть в поезд и возвратиться в Лондон.
Вот, молодые люди, читающие эти поучительные страницы, теперь вы видите, насколько неосмотрительно ездить в одном вагоне с кузинами; ибо вам, у которых и в помине нет дурных мыслей, могут приписать бог знает что; вы-то думаете, что умеете уладить свои незатейливые сердечные дела, а между тем Джиме и Бетси уже, возможно, перемывают вам косточки в людской, и вы оказываетесь целиком во власти своей прислуги. Если чтение сих строк заставит встревожиться хоть одну юную парочку, значит, благородная цель моя достигнута и я писал не напрасно.
Клайв совсем было собрался уходить, невиновный и все же страшно расстроенный упреками тетки (от смущения он даже забыл закурить огромную сигару, которую держал в зубах), как вдруг он услышал на лестнице полдюжины детских голосов, повторявших его имя, и полдюжины маленьких Ньюкомов сбежало к нему вниз; один обхватил его колени, другой уцепился за полу сюртука, третий тянул за руку и звал идти с ними гулять по берегу.
И вот Клайв пошел на прогулку с малышами и тут повстречал свою старую приятельницу, мисс Канн, и отправился вместе с ней и старшими детьми в церковь, а по выходе оттуда самым что ни на есть непринужденным образом приветствовал леди Анну и Этель, которые тоже были на богослужении.
Когда он беседовал с ними, из храма вышла мисс Ханимен, вся шуршащая и величественная в своей знаменитой броши и кашмировой шали. Добродушная леди Анна подарила и ее улыбкой и приветствием. Тем временем Клайв подошел к сестре своей матушки и предложил ей руку.
- Милая мисс Ханимен, будьте столь добры, отпустите его к нам обедать. Он был так любезен, что проводил вчера Этель, - сказала леди Анна.
- Хм!.. Извольте, сударыня, - отвечала мисс Ханимен, вскинув голову и вытянув шею в крахмальном воротничке. Клайв не знал, смеяться ему или нет, а лицо его залилось ярким румянцем. Что до Этель, то она ни о чем не догадывалась и сохраняла полнейшее спокойствие. И вот, шурша своим черным шелковым платьем, Марта Ханимен молча пошла об руку с племянником по берегу моря, шумно катившего свои волны. Мысли об ухаживании, о поцелуях, о помолвках и свадьбах доводили эту престарелую деву до белого каления; и в жизни, и в помыслах своих она всегда была далека от всего этого и только сердилась, как сердятся бездетные женщины, когда матери семейства толкуют при них о своих малышах. Мисс Канн, та была старой девой иного типа - она обожала все чувствительное, из чего я склонен заключить... но, позвольте, чья это история - мисс Канн или Ньюкомов?
В жилище мисс Ханимен, куда пришли все эти Ньюкомы, для них было уже разложено множество маленьких ножей и вилок. Этель была холодна и задумчива; леди Анна, по своему обычаю, весьма любезна. Вскоре, опираясь на руку камердинера, вошел сэр Брайен, у которого был тот особый аккуратненький вид, какой бывает у больных, когда их только что выбрили и причесали слуги, чтобы они предстали перед гостями. Он был разговорчив, хотя в голосе его слышалась перемена; он говорил по преимуществу о вещах, происходивших сорок лет назад, особливо про батюшку Клайва в его бытность юношей, чем немало заинтересовал Этель и ее кузена.
- Вывернул меня из колясочки... бедовый был... все читал Ормову "Историю Индии"... хотел жениться на француженке. И как это миссис Ньюком ничего не завещала Тому? Странное дело, ей-богу!
Последние новости, прения в парламенте и дела в Сити не занимали его. К нему подходили слегка робевшие дети и пожимали ему руку, а он рассеянно и ласково гладил их белокурые головки. Он спрашивал Клайва (в сотый раз), куда тот ездил, и сообщал, что перенес "легкий пиступ... совсем легкий... павляется... с каждым днем... здоов, как бык... скоо вернется в паламент". Потом он стал ворчать на Паркера, своего камердинера, по поводу задержки с обедом. Паркер вышел из комнаты и тут же вернулся, чтобы торжественно, с низким поклоном объявить, что кушать подано, после чего баронет, протянув Клайву на прощание два пальца, тут же поднялся к себе наверх. Добрейшая леди Анна принимала это так же спокойно, как и все остальное на свете. С каким странным чувством мы вспоминаем потом последнюю встречу со старым другом, его прощальный кивок, рукопожатие, его лицо и весь его облик, когда за ним закрывалась дверь или когда отъезжала кареха. Итак, на стол подали жареную баранину, и дети весело принялись за еду.
Едва дети успели отобедать, как слуга возгласили: "Маркиз Фаринтош!" и появился сей пар, дабы засвидетельствовать свое почтенье мисс Ньюком и ее маменьке. Он привез из столицы самые последние новости с самого последнего бала, где "слово джентльмена, была ужасная скучища, раз не было мисс Ньюком. Право так, да-да!".
Мисс Ньюком ответила, что, разумеется, верит ему, поскольку он ручается словом джентльмена.
- Так как вас не было, - продолжал молодой, пэр, - обе Рекстро шли нарасхват, право так, слово джентльмена. Занудное было сборище! Леди Мерриборо даже не надела нового платья. А вы что-то прячетесь нынешний год от столичного общества, леди Анна, и мы по вас скучаем. Мы-то надеялись, что вы нам устроите у себя два-три, сборища, право так, да-да! Я только вчера говорил: Тафтханту - что это леди Анна, Ньюком ничего нам не устраивает? Вы знаете Тафтханта? Он, говорят, умен и прочее, однако подлейший тип - я просто его не перевариваю!
Леди Анна ответила, что плохое здоровье сэра Брайена мешает ей выезжать и принимать, у себя в этом, сезоне.
- А вашей маменьке это не мешает выезжать, - не унимался милорд. - Коли она не посетит за вечер два-три сборища, она отдаст богу душу, слово джентльмена. Леди Кью, знаете ли, вроде той клячи, которую стоит распрячь, и она свалится.
- Что ж, благодарствую за маменьку, - ответила, леди Анна.
- Да-да, слева джентльмена. Вчера за вечер она побывала во множестве мест, я точна знаю. Обедала у Блоксамов - я там был. Потом, по ее словам, она собиралась пойти посидеть со старой миссис Крэкторп, которая сломала себе ключицу (этот Крэкторп из лейб-гвардии, ее внучек, - скотина, надеюсь, старуха, не оставит ему ни пенса). Потом она прикатила к леди Хокстоун, где а самолично слышал, как она говорила, будто успела еще побивать - ну у кого бы вы думали? - у Флауэрдейлов. Теперь ездят к этим Флауэрдейдам. Представляете? К кому у нас только не ездят, черт возьми! Они ведь, кажется, из ткачей?
- И мы тоже, милорд.
- Ах да, запамятовал! Но вы же из старого, очень старого рода.
- Ничего не поделаешь, - не без лукавства ответила мисс Ньюком. Она всерьез верила в свою родовитость.
- Вы что, верите в брадобрея? - удивился Клайв. Маркиз уставился на него с благородным любопытством, точно вопрошая: "Какой еще брадобрей, черт возьми, да кто, черт подери, вы сами?"
- Зачем же отрекаться от предков? - ответила мисс Этель просто. По-моему, в те далекие времена, людям приходилось заниматься... всевозможным трудом, и отнюдь не считалось зазорным быть брадобреем у Вильгельма Завоевателя.
- У Эдуарда Исповедника, - поправил ее Клайв. - Наверно, это не выдумка, потому что я видел портрет упомянутого брадобрея. Его нарисовал один мой приятель, Макколлоп, и, кажется, картина еще не продана.
Леди Анна заметила, что была бы счастлива взглянуть на нее. А лорд Фаринтош припомнил, что Макколлоп владел болотом по соседству с его собственным в Аргайлшире, однако не соизволил вступить в беседу с незнакомцем и предпочел любоваться в зеркале своей привлекательной физиономией, покуда обсуждалась эта тема.
Но Клайв не стал продолжать разговора, а, отойдя к столику, принялся рисовать брадобрея, и тогда лорд Фаринтош возобновил свою упоительную светскую беседу.
- Что за гнусные зеркала в этих брайтонских пансионах! Лицо в них получается какое-то зеленое, право так, а меня ведь зеленым никак не назовешь, не правда ли, леди Анна?
- Но поверьте, лорд Фаринтош, у вас очень нездоровый вид, - заметила мисс Ньюком весьма серьезно. - А все потому, что вы засиживаетесь заполночь, курите да еще и ездите, наверно, к этому мерзкому Плэтту...
- Разумеется, езжу! Но отчего же мерзкому - это уж слишком, право так! - вскричал благородный маркиз.
- Как хотите, только вид у вас очень нездоровый. Помните, маменька, каким цветущим был прежде лорд Фаринтош? Прямо грустно смотреть, как он сдал, - ведь это второй его сезон!
