Резко затормозив, машина прижалась к обочине шоссе и остановилась. Из кабины выскочили сержант Кутейников и его напарник — боец с облупленным красным носом. Вытаращив испуганные бесцветные глаза, боец что есть духу крикнул сидящим в кузове:
— Во-оздух!.. — И в тот же миг бросился с протянутыми руками к машине, принял на руки дочку писаря Балабанова, прижал ее к груди и побежал с ней к дорожному кювету.
Шофер Кутейников, ссадив с машины Степаниду Архиповну, подхватил на руки трехлетнего малыша, которого ему подала жена писаря Балабанова, и тоже кинулся с ним к кювету.
Галина нащупала ногой скат машины, неловко носком уперлась в него и, соскользнув, всей тяжестью тела плюхнулась в горячую пыль дорожной обочины. В последний момент, когда Галина еще держалась за борт кузова, она успела увидеть, как жена Балабанова, передавая солдату девочку, одной ногой попала в ручку большого чемодана и, завязнув в ней, вгорячах резко дернула ее и с криком от боли присела на узел. «Наверное, сломала ногу», — подумала Галина.
Первые нули глухо цокнули о борта машины. До слуха Галины донеслись звуки пулеметной очереди. Немецкий летчик выполнял свою привычную работу. Поравнявшись с машиной, на которой в безжизненных позах лежали на узлах две женщины, а рядом с ними копошились мальчик и девочка, Он стремительно набрал высоту, сделал крутой разворот и снова, круто снижаясь, пошел на машину.
Галина, прижавшись к дну кювета, вскинула голову и увидела, как от самолета, с воем падающего на машину, отделились три похожие на свеклы бомбы. Покачиваясь, они падали на землю. Что было дальше — она не видела. Одна за другой над кюветом, где вместе с Галиной лежали Степанида Архиповна, солдат с дочкой писаря Балабанова и Кости, разорвались три бомбы. Всю дорогу молчавшая женщина с пятилетним сыном, на шапочке-матроске которого была надпись «Марат», и сержант Кутейников лежали в кювете по другую сторону дороги.
Первым из кювета поднялся боец с облупленным носом. По его искаженному лицу Галина поняла, что случилось ужасное.
— Вставайте, — сдавленным голосом проговорил солдат, глядя в сторону, где минуту назад была машина.
Цепляясь за кромку кювета, поросшего полынью, Галина встала. И тут же чуть не рухнула: там, где минуту назад стояла машина, валялись разбросанные по всей проезжей части дороги куски ЗИСа, разноцветное тряпье, расщепленные куски фанерных чемоданов… Два задних колеса вместе с диффером откатились от воронки метров на двадцать. Над воронками висело белое облако пуха из подушек.
Обезображенный труп жены полкового писаря был неузнаваем. Ее сына нашли лежащим на спине в придорожной пыльной траве за кюветом.
Галина опустилась на колени перед разметавшим руки мальчиком. Степанида Архиповна, боец и Костя молча стояли за ее спиной. Трехлетняя дочка писаря Балабанова, не понимавшая, что в жизни ее случилась страшная трагедия, сидела на горячем асфальте и жалобно скулила, глядя на свою — безголовую куклу, которую она увидела сразу же, как только выползла из кювета. В эту тяжелую минуту о ней словно забыли — все были потрясены случившимся.
В первый момент Галине показалось, что мальчик всего-навсего потерял сознание. Но когда она увидела окаменевшие в смертельной неподвижности широкие зрачки его, то почувствовала, как к горлу подступило что-то горячее, удушливое.
— Мертвый, — прошептала Галина и только теперь заметила над левым карманчиком выгоревшего пиджака рваную дырку величиной не больше трехкопеечной монеты. Галина отстегнула полу пиджака и увидела набухшую кровью клетчатую рубашку. — Прямо в сердце…
Почувствовав чье-то прикосновение к руке, Галина вздрогнула. Резко обернулась. В ее ногу тыкался носом Балетка. Увидев своего хозяина, лежащего в бурьяне, щенок обрадовался, заскулил и принялся облизывать его холодеющие пергаментные щеки.
Галина почувствовала, как сердце ее стискивает тупая боль и ей не хватает воздуха. Как во сне отошла она от трупика ребенка и взяла на руки не перестающую плакать девочку, которая, отбросив в сторону безголовую куклу, теперь стала звать мать.
Этого не выдержала и Степанида Архиповна, хлебнувшая на своем веку немало горестей и бед.
— Господи! — простонала она, подняв глаза к небу. — За что же, за какие грехи наказал ты эту кроху?
В ту же минуту все увидели, как с запада на восток, в стороне от дороги, в небе плыла темная тучка бомбовозов.
Гул нарастал. Переливистый, с равномерными порогами-перекатами, этот вой, несшийся с неба, давил на землю, угрожал смертью.
— Двенадцать, — насчитал Костя.
— Этим не до нас, пошли на Смоленск, а то и на Москву, — сказал боец и, отмерив от кювета тридцать шагов, остановился. — Похороним здесь.
— Здесь, так здесь, — со вздохом ответила Степанида Архиповна. — Мать сыра земля везде примет.
Могилу копал боец. Чудом уцелевшая лопата с коротким черенком глубоко входила в верхний пласт нетронутой придорожной целины. А когда показалась глина, боец закурил. Встретившись взглядом с Галиной, попросил:
— Где-то здесь должны валяться молоток, топор и гвозди. Лежали в багажнике. Поищите.
Пока боец углублял могилу, Галина нашла среди обломков кузова машины несколько длинных гвоздей. Костя в левом кювете подобрал молоток.
Дно могилы Степанида Архиповна устелила пахучим чабрецом. Тела погибших положили рядком, головой на закат солнца.
Над свежим холмиком боец поставил крест, сбитый из обломков бортовых досок машины. Потом достал из нагрудного кармана замусоленный блокнот, вырвал из него листок и, послюнив химический карандаш, написал: «Здесь похоронен погибший при бомбежке сержант Василий Кутейников, шахтер из Горловки, и…» — Окинув взглядом стоявших за его спиной Галину и Степаниду Архиповну, боец спросил: — Как фамилии остальных?
— Не знаю, сынок, — ответила Степанида Архиповна.
Взгляд бойца метнулся на Галину.
— И я не знаю.
Почесав за ухом, боец поплевал на карандаш и дописал: «…жены и дети командиров 565-го артиллерийского полка».
Бумажку он свернул вчетверо, аккуратно завернул ее в лоскут клеенки от сиденья, который валялся в кювете, и двумя гвоздями прибил сверток к кресту.
Другим теперь казался Галине боец, на облупленный нос и веснушчатое лицо которого она раньше не могла смотреть без улыбки.
— Вы идите к городу, — сказал боец и посмотрел на темнеющий вдали лес, за которым только что скрылось солнце.
— А вы? — тревожно спросила Галина, забыв в эту минуту, что задачи у бойца воюющего полка совсем другие, чем у эвакуированных жен и детей командиров.
— Пойду назад, в полк буду добираться на попутных. Если увидите лейтенанта Артюхова, расскажите ему обо всем. Скажите, где это случилось.
С узелками тряпья, оставшегося после бомбежки, Галина, Степанида Архиповна и Костя попрощались с бойцом и обочиной дороги двинулись на восток. Галину душили слезы. Заснувшая на ее руках дочь полкового писаря, откинув светло-русую головку, сладко посапывала. На руках Кости, пригревшись, тихо скулил Балетка. Впереди всех шла Степанида Архиповна. Опираясь на суковатую палку, подобранную на дороге, она, как слепая, высоко подняв голову и словно посылая кому-то вызов, смотрела туда, где дымом пожара обозначился горящий город.
Галина оглянулась, чувствуя, что кто-то смотрит ей в спину. Предчувствие не обмануло ее. Посреди дороги, отойдя шагов на сто от того места, где похоронили погибших, стоял боец, имени и фамилии которого она так и не спросила. Он махал рукой. Помахала ему и Галина. Костя тоже остановился и, прижав к груди Балетку, помахал рукой солдату.
Степанида Архиповна, опираясь правой рукой на посох, левую время от времени высоко вскидывала, словно с кем-то споря.
Вечерние сумерки опустились быстро. Тишину замершей степи нарушали гудевшие на шоссе машины и трактора-тягачи с пушками, идущие на запад. Навстречу им шли санитарные машины с ранеными, грузовики с женщинами и детьми.
Раза два Галина поднимала руку, пробовала голосовать, но машины проносились мимо.
— Не надо, дочка, — попросила Степанида Архиповна. — Не до нас им. Раненые. Дойдем своими ногами.
Вначале над городом, к которому они подходили, вспыхнули огненные сполохи, потом, несколько секунд спустя, раскатными волнами над степью понесся грохот. Так продолжалось минут десять: всплески огня и приглушенные расстоянием раскаты бомбовых взрывов.
— Это те, двенадцать, — сказал Костя, прижимая к груди Балетку.
Галина и Степанида Архиповна с детьми вошли в горящий город уже глубокой ночью. Оглушая надрывной сиреной узенькую пыльную улочку с деревянными домишками, мимо пронеслась пожарная машина с пожарниками в серых парусиновых комбинезонах. Следом за машиной пробежали с баграми и пустыми ведрами мужики и парни. У палисадников, перед избами, толпились бабы. Показывая руками в сторону оранжево-красных сполохов в центре города, они что-то тревожно наперебой говорили друг другу. Кое-где по деревянным и щеповым крышам ползали мужики и обливали водой из ведер, подаваемых снизу, прокаленные солнцем старые крыши.
