— Нашли бы шалаву, куда денется? Жрать захочет, сама вернется. Чужие люди держать не станут. Если какой-нибудь мужик снимет. С неделю подержит, потом пинком выкинет. Хорошо, если пузо не успеет набить. А вдруг заряженная вернется, что тогда? — обсуждали врачи вслух сложившуюся ситуацию.
Наталья, едва успокоившись за Степана, теперь не находила себе места из-за Маринки. Она звонила домой, но никто не поднимал трубку, а значит, дочь не вернулась.
— Знаете, Наталья, вам самим нужно как-то определиться в отношении дочери. Ведь какою жестокой нужно быть, чтобы до сих пор не поинтересоваться, жив ли он? А ведь ей всего пятнадцать лет, что ждать дальше, ведь лучше она не будет. А и вы постареете…
— Что предлагаете? — глянула на врача.
— Не ищите, не умоляйте вернуться. Такая еще заставит просить прощения. Одержав верх однажды, возьмет в шоры, и будет издеваться над обоими до самой смерти. Радости от нее уже не получите. Дождитесь, чтоб сама вернулась. Не заставляйте милицию найти ее и вернуть домой насильно. Она вскоре снова сбежит. Поверьте, она не единственная такая. Может, ей нужен был повод, и она им воспользовалась.
— Нет! Она была хорошей, послушной девчонкой, много скромнее других. Никогда не грубила нам с отцом. Уж я не знаю, с чего она сорвалась?
— Грубыми в один день не становятся. Такое зреет годами. И уж коли выплеснулось, иного отношения к себе не ждите. Нынешняя молодежь жесткая. Живет не душой, а выгодой. К родителям без тепла, друг к другу без любви. Можно было бы принять случившееся у вас за эмоциональный взрыв, но в этом случае Марина давно вернулась бы домой и, конечно, постаралась бы узнать о здоровье отца. К сожалению; такое не произошло. Соседи следят: в окнах нет света. Значит, где-то гуляет ваша дочь. Не болит сердце о семье. Значит, надо призадуматься, стоит ли вкладывать силы в бездушную. Сами знаете, жизнь не бесконечна. Маринка, конечно, объявится. Но, когда и какою? — говорил на раздумье Александр Петрович.
— А если она уйдет к бомжам? — вздрогнула Наталья в ужасе от своего предположения.
— Это плохо, но может приклеиться к наркоманам. Хотя, что мы тут мудрим и придумываем? Маринка, скорее всего живет у какой-нибудь из подруг.
— Я всех обзвонила. Ни у кого ее нет, и даже не видели нигде.
— Она могла попросить не выдавать, те и молчат.
— А может все же обратиться в милицию, пусть помогут разыскать дочку!
— Свиридов все притоны проверил, был у бомжей, побывал у наркоманов, Маринки там нет. Надежно спряталась, да так, что и в городе никто не встречал девчонку.
— Вдруг руки на себя наложила?
— Ну, это вы круто нафантазировали. Марина не предрасположена к самоубийству. Она, отца перешагнула, не дрогнув и не оглянувшись. Он ей не дорог, свою задницу от ремня спасала. Задумавший умереть, боли не боится и не бежит от нее, говорю вам об этом как врач. Нет людей, какие, решившись на смерть, прикрывали бы задницу подушкой, — усмехнулся травматолог.
— Саша, как вы думаете, где теперь дочь?
— Вы мать, вам лучше знать ее пути, — ответил уклончиво. И спросил:
— Есть ли у вас друзья, какие хорошо относились к Марине, и кого она уважала особо, кто часто в гости звал, к кому она не прочь была наведаться?
— Таких особо близких не было.
— Наташа, кто у вас справлялся о здоровье мужа, кому вы сами ничего не говорили о случившемся?
— Ой, и не помню. Многие интересовались. Но я точно не могу сказать, — призналась женщина.
— А вы попробуйте вспомнить и сами найдете ответ на свой вопрос, — посоветовал Порва и сказал уходя:
— Через пару дней выписываем Степана из больницы. Но он еще побудет дома несколько дней. Пусть окончательно окрепнет, а уж потом на работу выйдет. Там, в привычной обстановке, человек быстрее успокоится, забудет случившееся, и вы поберегите мужа, не напоминайте ни о чем, все само собою образуется. Что кому на судьбу отмеряно, то и переживет каждый. Если моя помощь понадобится, звоните, я никогда не откажу.
Наталья, поговорив со Степаном, вернулась вечером домой. Убрала в квартире, и только залезла в ванну, зазвонил телефон. Женщина подняла трубку и, едва сказала алло, в трубке послышались короткие гудки.
— Конечно, Маринка! Проверяет, хочет отца услышать. Понятное дело, беспокоится, а у кого узнает? Наверное, каждый день звонила, бедная моя! А я со Степой была в больнице, уж очень плох он был. Да разве медсестры и няньки доглядят как надо? У них конвейер. К больному без души подходят. Вот и не могла оставить человека ни на минуту. Это уж теперь, когда сам на ногах держится, отойти можно. А то ведь и не спала как надо, все вполглаза. Хоть нынче высплюсь, хорошо, что на работе отпуск дали. Иначе, что делать? Маринка сбежала, а Степу на кого доверишь? бросилась к зазвонившему телефону:
— Здравствуйте! Марину можно позвать? — услышала мальчишеский голос.
— Ее дома нет, — хотела положить трубку на рычаг.
— А где она?
— Я сама хотела бы узнать, — ответила досадливо. И спросила:
— С кем говорю?
— С Глебом! Мы с Маринкой в одном классе учимся. За одной партой уже три года сидим. Она почему-то давно в школу не приходит. Я хотел узнать, может, заболела она? Вот и позвонил. Маринка вам, наверное, говорила про меня. Мы с ней классно дружбанили. Она мне по русскому, я ей в математике помогал. А куда она делась?
— Не знаю, Глеб! Ничего не сказала мне.
— А может она у Ольги Сотниковой или у Инны Зозули? У нее много подруг…
— Всех обзвонила, ни у кого ее нет, — призналась Наталья, всхлипнув в трубку.
— И не звонит? Тогда в милицию надо пойти, пусть они помогут. Вон в параллельном классе девчонку изнасиловали сбежавшие зэки! Хорошо, хоть не убили. Но целую неделю не отпускали. Все тешились. Им сроки добавили, а девчонку уже три раза из петли вытаскивали, от позора умереть хотела, — вздохнул мальчишка трудно.
— Ой, Глеб, не надо страхов на ночь нагонять. Маринка не сунется в руки тюремщиков, она человек осторожный.
— У них на лбу не написано. Вон моей сестре уже двадцать пять лет, она, чуть стемнеет, одна на улицу не выходит, боится. Вдруг, и в нашем городе маньяк объявится? Где гарантии? Ищи потом, где закопает труп?
— Глеб! Ты злой мальчишка! Почему мне такое говоришь? А еще называешь себя другом дочки.
— Мы с ней не дружили. Просто за одной партой сидели. Я предлагал ей дружить, а она меня назвала отморозком и осмеяла, что ростом ниже ее. Ну, я с другой теперь кентуюсь, а Маринка со взрослыми тусуется, на дискотеку возникает. Ей даже старшеклассники стрелку забивают…
— Что? Что ты сказал? Кого забивают? — не поняла, испугалась Наташка.
— Ну, это значит, свиданья назначают, теперь так о том говорят, чтобы поприкольнее.
— Если все как говоришь, чего ж звонишь Марине?
— Но ведь ее давно в школе нет. А Маринка классная, натуральная девчонка. Жаль, если она в переделку влипла. Ладно, когда возникнет, пусть позвонит мне. У нее есть мой номер, — попрощался мальчишка.
Вскоре телефон зазвонил снова. Это с завода о Степане спрашивали. Интересовались, что случилось, нужна ли в чем-то помощь, как чувствует себя человек, когда выйдет на работу?
Наталья только положила трубку, телефон снова закричал призывно. Это соседи увидели свет в окнах и решили спросить о Степке. Как он нынче? Все ли у него в порядке? Если что-то нужно, только слово скажите! Когда он из больницы придет? Уже вот-вот! Обязательно его навестим! — пожелали спокойной ночи.
Наталья уже легла в постель. Она поговорила с мужем, узнала, что у него все нормально, Степан посоветовал жене ни о чем не беспокоиться, не переживать, а хорошенько выспаться, восстановить силенки.
— Пойми, Наташка, не будет здоровья, ничего не станет нужно. Не рви душу в клочья, подумай о себе. Все идет своим ходом. Реку не остановить, она снесет течением. А потому, пусть все идет, как идет. Главное, что мы с тобой есть друг у друга, и я тебя люблю.
Наталья, улыбаясь, засыпала. Но под утро вновь проснулась от телефонного звонка. Кто-то тяжело дышал в трубку, молчал.
— Алло! Куда звоните? Кто нужен? — спросила хрипло. Ей не отвечали. Подышав, откашлявшись, звонивший бросил трубку на рычаг. У Натальи не осталось сомнений, что это Маринка трезвонит, не рискует говорить, стыдно ей.
Наталья занялась домашними делами. Почему-то вспомнился вчерашний разговор с Глебом.
— Да ну его! Глупый мальчишка, видно потому Маринка отвергла его. Он слишком труслив, что поделаешь, такие в друзья не годятся, — оправдывала дочь.
— Но где искать Маринку? Степка о ней даже говорить не хочет, обиделся, охладел и простит не Скоро, если вообще сумеет забыть. Говорить о дочери запрещает. Отболело, а ведь любимицей отца жила, все ее прихоти выполнял, ни в чем не отказывал, никогда не обижал и не бил. Тут же, как озверел. А и она оборзела, дура, отцу по морде влепила. Подумаешь, ведро вынести велел. Знала б такое дело, молчком сама справилась бы, а то вон что получилось из-за чепухи, — укоряет себя баба.
