Подобным же образом он вел себя, когда препровождал его величество в Лондон. В город он вступил с триумфом: короля посадили на огромного коня, а принц смиренно ехал рядом на маленькой лошадке, и весь народ, конечно, кричал: "Да здравствует принц!" "Какая скромность! - восклицают историки. Какое благородство!" Нет, нет, моя дорогие, уверяю вас, это была притворная скромность, которая хуже всякой гордыни: если принц хотел пощадить чувства своего пленника, почему он не взял наемный экипаж?
В 1376 году, через двадцать лет после победы при Пуатье, отважный Черный Принц (с тех пор, командуя своими славными вольнонаемными войсками, он выиграл во Франции и в Испании много жестоких сражений) умер, оставив единственного сына. Старый король Эдуард, который в свое время воевал и сражался не меньше сына, теперь, на старости лет, по уши влюбился в гадкую шлюху, некую Алису Пирс, которая была фрейлиной у доброй королевы Филиппы. Король подарил этому ничтожеству все драгоценности королевы, а она раздала все места при дворе своим фаворитам и вела себя так, что парламент вынужден был вмешаться и пресечь ее безобразия.
Через год после смерти сына славный старый рыцарь король Эдуард III почувствовал, что приходит его последний час, и призвал к себе свою возлюбленную Алису Пирс, чтобы она утешила его перед кончиной. Она же, видя на его лице тень смерти, взяла руку умирающего короля и стянула у него с пальца кольцо. Слуги разграбили гардеробы, сорвали полог, и умирающий Эдуард, гроза французов, лежал на своей кровати, всеми покинутый, пока в комнату случайно не вошел священник, который опустился около короля на колени и прочел молитву за упокой души, а после молитвы король не в силах был даже повторить за священником: "Аминь".
Здесь мисс Тиклтоби прервала свой торжественный рассказ, и дети молча разошлись в задумчивости, а на другой день, в классе, примерно себя вели.
Лекция десятая
Эдуард III
Царствование Эдуарда III всегда считалось славной эпохой в нашей истории, - и в самом деле, он здорово поколотил французов, а всегда приятно читать о том, как этих глупых, хвастливых, тщеславных француз зов поколотили, - а летописцем его сражений был некий Фруассар, очень плохой священник, насколько мне известно, но писал он так удивительно легко и складно, что кажется, будто видишь все сражения своими глазами. Нет, нет, совсем не так, кстати говоря, как видишь на самом деле, а будто смотришь в театре хороший спектакль, где в главных ролях выступают мистер Чарльз Кин и другие знаменитости.
Итак, в сочинениях преподобного Фруассара мы не находим ничего, кроме битв, - там сплошь одни сражения и убийства, но все совершается с таким блеском, великолепием и добродушием, что мысль о страданиях даже в голову не приходит. И хотя рыцари, о которых он рассказывает, иногда бывают ранены, кажется, будто им это только приятно. Скажем, такая сцена: "Достойный сэр, не снести ли нам друг другу головы в честь наших дам или во славу благословенной девы Марии?" - "Ах, я не достоин высокой чести проткнуть шпагой вас, красу рыцарства!" - отвечает другой. И, ласково улыбаясь друг другу, оба джентльмена в ярких перьях, в золоте и сверкающих доспехах, гарцуя на боевых конях, также покрытых яркими попонами и сверкающей стальной бронею, с копьями наперевес мчатся друг на друга, и каждый, ликуя, издает свой боевой клич. "Во славу Мэнни!", "Святая дева, храни Алансонов!" кричат они. "Во имя всего святого парируйте этот удар, сэр", - говорит сэр Уолтер Мэнни, изящно взмахивая тяжелым мечом. "Par la Sambeu, beau sire, voila un beau coup d'esprit" {Вот так, милостивый государь, прекрасный удар (франц.).}, - вежливо говорит один коннетабль другому, который только что рассек ему нос надвое или сбрил левый бакенбард вместе со щекой. Да и простой люд действует не менее благородно. "Дзинь!" Так звенит тетива, когда английские лучники с криком: "Святой Георг да хранит Англию!" - посылают свои стрелы. "Montjoie, Saint Denis!" {Ура, Сен-Дени! (франц.).} - и французские воины скачут по засеянным полям, их копья и доспехи сверкают на солнце. Что касается меня, мои дорогие, то, когда я читаю про это, я на мгновение воображаю себя Жанной де Монфор и в доспехах, с сыном на руках, призываю своих верных бретонских дворян защитить меня и его.
(Тут мисс Тиклтоби, шутливо подхватив юного Тимсона, подняла его одной рукой и мгновение стояла в героической позе; но дети, которые никогда не слышали о Жанне Монфор и ее судьбе, перепугались и решили, что их почтенная наставница сошла с ума, а Тимсон, уверенный, что его сейчас высекут, так заревел, что достойная леди поспешила опустить его на пол.)
Но вернемся к королю Эдуарду III. Вступив на престол, он первым делом приказал схватить некоего Мортимера, любовника королевы, и повесить его, а ее величество заточить в замок, где она и провела последние двадцать семь лет своей жизни, получая от сына приличное содержание.
А потом он почти все время воевал, - про эти войны так приятно читать у Фруассара, о котором я уже говорила, но они далеко не так приятны в действительности, это знает всякий ребенок, кому хоть раз в жизни подбили глаз или задали порку. Когда читаешь, что сын короля, Черный Принц, сжег дотла ни много ни мало пятьсот городов и деревень на юге Франции, а предварительно разорил всю округу и угнал жителей бог весть куда, нетрудно представить себе, каковы были войны, и если они служили хорошим развлечением для рыцарей и воинов, то народу это вовсе не доставляло удовольствия.
Но как бы то ни было, все царствование Эдуарда отмечено подобными подвигами. Так как Роберта Брюса уже не было в живых, а его сын еще не вышел из детского возраста, Эдуард обрушился на шотландцев, перебил сорок тысяч человек при Хэлидон-Хилле и помог на время, завладеть троном молодому Балиолу, который за это обещал покориться Англии вместе со всем своим королевством. Однако шотландцы вскоре восстали против Балиола, и Эдуард Брюс получил обратно корону, ту же самую, что и прежде.
А потом государю нашему, сэру Эдуарду, вздумалось завладеть Францией, и он, основываясь на каких-то нелепых притязаниях, принял французский герб, провозгласил себя королем этой страны и стал ее завоевывать. Начал он с того, что одержал славную победу над французским флотом, захватил ни много ни мало двести сорок вражеских кораблей и перебил бог весть сколько тысяч человек. Не знаю, носили ли французы в те времена деревянные башмаки, но англичане ненавидели их за это, а может быть, по какой-то другой столь же серьезной причине, так что обе палаты парламента предоставили королю сколько угодно денег на войну за утверждение его законных прав. Законных, скажите на милость! Если бы простой смертный вздумал так притязать на чужой кошелек и утверждал свои законные права, приставив ко лбу жертвы пистолет, его повесили бы за такие дела. Но епископы и священники возносили молитвы за короля Эдуарда, а судейские стряпали длинные подложные документы, подтверждающие его правоту.
И хотя подданные дали Эдуарду сотни тысяч фунтов, хотя он погнал воевать против французского короля сотни тысяч людей, первое время он действовал без особого успеха и не разбил армию французов - по той простой причине, что никак не мог с ней встретиться. Замечательно, что, когда обе армии наконец сошлись и англичане одержали те две победы, которыми мы хвастаемся вот уже без малого пятьсот лет, наши не вступали в бой до тех пор, пока их к этому не принудили и у них не осталось другого выхода. Предавая огню, грабя, опустошая все на своем пути, войска Эдуарда дошли до ворот Парижа, причем стремились не завоевать Францию, а просто разграбить ее, - и тут им пришлось со всех ног удирать восвояси, спасаясь от преследования огромной французской армии, которая наседала на них, и наконец Эдуард, видя, что ему не уйти от сражения, вынужден был занять лучшие позиции, какие удалось найти, на знаменитом холме близ Кресси.
Здесь, укрывшись среди виноградных лоз, расположились английские лучники и рыцари, а глупые французы, столь же тщеславные и высокомерные в те времена, как и сейчас, думая легко разделаться с ces coquins d'Anglais {Этими английскими негодяями (франц.).}, атаковали холм и виноградники - но не могли найти англичан, которые там прятались и беспощадно разили их стрелами.
Когда огромное французское войско дрогнуло под таким обстрелом, из засады выскочили английские рыцари и принялись рубить без всякой жалости, и дело закончилось полнейшим торжеством английского оружия. Сын короля Эдуарда, четырнадцатилетний мальчик, отличился в бою, храбро удерживая позицию во время единственной, видимо, серьезной атаки, которую французы в тот день предприняли. И с этого дня принцы Уэльские, как вам известно, стали брать пример с короля Богемии (этого старого слепого дурака!), который не видел англичан, но приказал своим оруженосцам подвезти себя к ним, чтобы он мог обменяться с ними несколькими coups de lance {Ударами копья (франц.).}. Оруженосцы связали поводья своих коней с его поводьями, бросились в атаку и в один миг были проткнуты насквозь. И поделом, скажу я вам.
