- Тебе грустно? Но ведь все устроилось. Он не ответил и выключил свет. Вытянувшись и закинув руки за голову, он вновь увидел перед собой лужайку на берегу реки, приближающуюся Натали; он вдыхал запах травы, нагретой солн-цем, видел ветви тополей, тихонько качавшиеся над ним, и зага-дочное обещание в светлых глазах Натали.
Глава вторая
Фермон, главный редактор газеты, был высокий, сухой, не-складный и весьма трудолюбивый человек. Выходец из крупной буржуазии, он, ко всеобщему удивлению, основал на свои сред-ства левую газету, которая действительно была левой в той мере, в какой это было возможно в те смутные времена. И тем не менее у него сохранилась властная диктаторская манера держать себя, и в газете все знали, что, осуждая любую форму привилегий, он вот уже несколько лет добивается, чтобы ради него был восста-новлен титул графа де Фермона, исчезнувший при Карле X. Жиль сидел в кабинете Фермона вместе с Жаном и пытался внима-тельно следить за необычайно серьезными рассуждениями об от-ветственности, которая отныне ложится на него, Жиля Лантье.
- : нечего и говорить, что вам придется отказаться от своих похождений,- говорил Фермон.- Я не желаю разыскивать вас в Сен-Тропезе, если Америка и Вьетнам заключат мир. Я пони-маю, вы слишком молоды для этого поста, тем более тут нужно как следует взяться за дело. Кстати, учтите, что, если бы не скан-дал, случившийся с Гарнье, мы бы, конечно, назначили его.
Жиль насторожился. Он взглянул на Жана, который смущенно покачал головой.
- Я не совсем в курсе событий,- сказал Жиль.- Действи-тельно, Гарнье давно уже работает в этом отделе, набил себе руку...
- У Гарнье серьезные неприятности. Он теперь на учете в полиции из-за какого-то мальчишки.
- Но при чем здесь это?-воскликнул Жиль. Он был возмущен, взбешен. Жан бросил на него успокаиваю-щий взгляд. Но Жиль уже не мог остановиться.
- Значит, если я правильно понимаю, это место я получил благодаря моей добродетели?
Фермон пристально, ледяным взглядом посмотрел на него.
- Дело не в вашей добродетели, а в моей. Я не желаю дер-жать на столь ответственном посту человека, которого могут шан-тажировать. Приступите к работе в сентябре.
В кабинете Жана Жиль дал выход своей ярости. Он метался взад и вперед под невозмутимым взглядом Жана, размахивал ру-ками.
- Не могу я принять это место, получается как бы воровство. Что означает вся эта история? Подумаешь, какие пуритане! Да кто в наше время вздумает шантажировать кого бы то ни было из-за тех или иных его склонностей? Не могу согласиться... А ты, ты-то что думаешь об этом? Мог бы мне сказать! Я ведь совсем забыл о Гарнье.
- Забыл о Гарнье, и об Элоизе, и обо мне,- миролюбиво сказал Жан.Впрочем, не волнуйся: если ты откажешься, они найдут другого. Твоего приятеля Тома, например.
- А мне наплевать, пускай берут Тома или кого угодно. По-нимаешь, не могу я поступить так с Гарнье. Мне Гарнье очень симпатичен. И он знает дело ничуть не хуже меня.
Он курил сигарету за сигаретой, расхаживая по комнате. На-конец Жан.остановил его:
- Сядь-ка. А то у меня уже голова кружится. Я говорил с Гарнье. Он считает, что ты-самая подходящая кандидатура. На свой счет он не строит никаких иллюзий. Повидайся с ним.
- Как все просто! - проворчал Жиль.- Предельно просто. Он устало опустился в кресло.
Жан улыбнулся:
- Ты обиделся, что тебя взяли не только за твои выдающиеся способности?
- Ничего ты не понимаешь,- сказал Жиль.- Тут явная не-справедливость, и я не желаю этим пользоваться.
Но в то же время он действительно чувствовал какую-то обиду. Обиду и отвращение. Ему хотелось послать к чертям Па-риж со всеми его интригами, его порядками, его лицемерием. Хо-телось вернуться в деревню, в гостиные Лиможа, тихие, отжив-шие свой век, голубые, как глаза его зятя. Надо позвонить На-тали и спросить у нее совета. Она скажет. В ней есть какая-то неподкупность и природная чистота. А ему именно это сейчас и нужно.
- Сейчас позвоню,- машинально пробормотал он.
- Кому?
Этот прямой вопрос удивил его. Обычно Жан был сама деликатность.
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Просто интересно. Уезжая из Парижа, ты был похож на каторжника, влачащего за собой чугунное ядро существования, а вернувшись, ты прямо в облаках паришь. Любопытно, благо-даря кому.
- Но ты ошибаешься! - воскликнул Жиль в полном ужасе.- Я вовсе не влюблен в нее,- наивно продолжал он,- я едва с ней знаком, она очаровательная женщина - вот и все!
Жан засмеялся:
- Вот и все! Однако, когда я предлагаю тебе должность, к которой ты всю жизнь стремился, ты выезжаешь только на сле-дующий день. Встреча с Элоизой тебя раздражает. Ты торо-пишься позвонить этой женщине сразу же после приезда. И при первом же затруднении тебе необходимо спросить у нее совета. Вот вроде бы и все. Не смотри на меня, будто на мне дурацкий колпак, у тебя самого такой глупый вид, что даже страшно.
- Ну это уж слишком,- сказал Жиль. Он даже стал заи-каться от ярости, от желания уверить Жана и самого себя в своей правоте.-Я же тебе говорю, она мне очень нравится-и только. Ты что, теперь разбираешься в моих чувствах лучше меня?
- Не только теперь,- ответил Жан,- а вот уже пятнадцать лет. Пойдем куда-нибудь посидим, и ты мне расскажешь о ней хоть немного.
Они зашли в "Шлюп", сели на террасе. Стояла чудесная, мяг-кая погода, солнце ласково грело их лица, и Жиль начал, по на-стоянию Жана, скупой, немногословный рассказ о своем провин-циальном романе. К собственному удивлению ему не удавалось внести в свою исповедь ту нотку цинизма или иронии, которая могла бы убедить Жана в его искренности - вернее, в неискрен-ности. Но он упорствовал. Жан с сонным видом посасывал трубку.
- Если все так просто,- сказал он,- почему же ты туда воз-вращаешься? Поезжай с Элоизой на юг, как обычно.
- Да не в том дело, куда ехать! - воскликнул Жиль, окон-чательно выходя из себя.- Эта женщина как-никак меня интере-сует! Психологически...
- Вот уже сорок пять минут ты мне о ней рассказываешь,- заметил Жан.Ровно сорок пять минут по часам. И даже к пиву не притронулся, невзирая на жару и пыл твоих излияний. Бедная Элоиза. И бедный Франсуа. Да-да, муж. Видишь, я знаю теперь даже его имя.
Жиль оторопело взглянул на него. На секунду у него закру-жилась голова, ему почудилось, будто что-то растет в нем и на-полняет жгучим ужасом и в то же время чувством облегчения, он протянул руку, взял кружку пива и торжественно поднес к гу-бам. Полузакрыв глаза, он запрокинул голову, теплое пиво поли-лось в рот, в горло, ему показалось, что он мог бы выпить так несколько литров и что отныне он всегда будет с таким же на-слаждением утолять жажду. . . Он поставил кружку.
- Ты прав,- сказал он,- наверное, я люблю ее.
- Все-таки, как видишь, я оказался тебе полезен,- заключил Жан без улыбки.
Глава третья
День он провел как во сне. Он умирал от желания позвонить Натали и торжественно объявить ей о своей любви. В то же время ему хотелось преподнести ей это как сюрприз, как чудесный и неожиданный подарок, увидеть ее лицо, когда он скажет ей об этом. Только бы выдержать еще несколько дней, только бы дож-даться того часа, когда она приедет на вокзал встречать его... Они выедут за город, и он попросит ее остановить машину, возь-мет в ладони ее лицо, скажет ей: "Знаешь, я безумно тебя люблю". И при мысли о том, как она будет счастлива, он испытывал и гор-дость и нежность, он видел свое благородство как бы со стороны. В порыве великодушия он зашел в ювелирный магазин, купил на последние деньги забавный пустячок, отчего умилился еще больше, и в пять часов, как было условлено, с бешено бьющимся сердцем позвонил ей из маленького кафе рядом с домом.
Она сразу же подошла, но голос у нее был сухой, почти рав-нодушный, что сначала удивило, а потом обидело его. Но он тут же подумал: "Ну что ж, это вполне естественно". Он знал, что в любви всегда кто-то один в конце концов заставляет другого страдать и что лишь иногда, очень редко роли меняются. Но чтобы уже сейчас, так скоро, когда он едва признался самому себе, что любит ее, когда она еще не знает об этом,- страдать из-за нее?! Это было несправедливо и в то же время очень больно, но именно по этой боли он и убедился, что действительно ее любит.
- Что происходит? - весело спросил он.
- Происходит то, что у нас страшная жара, с утра все время гремит гром, а я... я безумно боюсь грозы. Не смейся,- тут же добавила она.- Я ничего не могу с собой поделать.
Но Жиль засмеялся: у него сразу отлегло от сердца, и в то же время он был удивлен. Впервые она вела себя по-ребячески. До сих пор все ее поступки - ее порывистость, безрассудство, полное пренебрежение к условностям казались ему чертами, прису-щими скорее юности, а вовсе не пугливому ребенку, выросшему в мещанской среде.
- А я купил тебе подарок,- сказал он.
- Как это мило... слушай, Жиль, я вешаю трубку. Во время грозы очень опасно касаться электрических приборов. Позвони завтра.
