в Лондоне и в тридцать лет женился на четырнадцатилетней.
Вскоре после того, как в мае 1940-го Набоковы прибыли в Америку на борту океанского лайнера «Шамплен», Ланц устроил писателя в Стэнфорд. Они сошлись на почве любви к шахматам: Набоков обыграл Ланца двести с лишним раз. Во время их поединков Ланц не раз рассказывал Набокову о своих пристрастиях: больше всего его привлекали молоденькие девушки, и ему нравилось смотреть, как они мочатся. Четыре года спустя, в 59 лет, Ланц скончался от сердечного приступа.
Первый биограф Набокова, Эндрю Филд, предположил, что Ланц был прототипом Гумберта Гумберта. Набоков это отрицал [65]: «Нет-нет-нет. Возможно, подсознательно я и думал о Ланце. Он был урофилом, как Блум в „Улиссе“. Кстати, таких полным-полно. В швейцарских газетах их называют un triste individuel [66]».
Видимо, Набоков не зря отрицал возможные влияния, учитывая, что и в дальнейшем он тоже их отрицал. И все же те месяцы, когда Набоков слушал многочисленные рассказы знакомого-педофила, не могли не дать пищу для его произведений; возможно, они-то и заронили невольное, подсознательное стремление поведать эту ужасную историю.
Фрэнка Ласалля, в отличие от Гумберта Гумберта, всесторонне образованным не назовешь. Тюремные записки его корявы; им явно недостает стилистического лоска – отличительного признака «Лолиты»; устные и письменные выступления Ласалля, и без того маловразумительные и бессвязные, изобилуют грамматическими ошибками. Если же ему и удавалось время от времени куда-то устроиться, то в лучшем случае по рабочей специальности; какое уж там преподавание иностранных языков.
Ласалль оказался примитивной, скользкой личностью; в зрелые свои годы врал напропалую, так что мне не удалось проверить факты, касавшиеся первых сорока лет его жизни. Регулярно скрывался под вымышленными именами; найдешь одно, а за ним – глядь – второе: тупик. Звонки и письма предупредительным, всегда готовым помочь сотрудникам архивов по всей стране так ни к чему и не привели; впрочем, все архивариусы выказывали искреннее участие моим затянувшимся, но, увы, тщетным поискам. И лишь недавно мне удалось обнаружить ценные документы, которые помогли восполнить кое-какие пробелы.
Я не знала ни о том, как рос Ласалль, ни как его воспитывали, а потому мне было трудно судить, насколько рано дало о себе знать его влечение к малолетним девочкам и откуда оно вообще взялось. Он действовал как педофил, но трудно сказать, было ли это пристрастием, то есть одержимостью, которая порождала возможности, или же он инстинктивно хватался за эти возможности, чтобы продемонстрировать власть. Впрочем, то, что он делал, куда важнее того, каким он был.
Родился он ориентировочно 27 мая 1895 года [67] (плюс-минус год) на Среднем Западе. Скорее всего, Фрэнк Ласалль – не настоящее его имя, однако можно с уверенностью утверждать, что имя это франкоканадское. Однажды он упомянул, что родителей его звали Фрэнк Паттерсон и Нора Лаплант [68]. В другой раз указал их имена как «Фрэнк Ласалль и Нора Джонсон». До этого указывал имя матери как «Нора Коулман-Белл». Родом он был то ли из Индианаполиса, то ли из Чикаго; семья перебралась из Монреаля на Средний Запад, когда Фрэнку не было и пяти лет.
Ранние годы его покрыты туманом; лишь в 1923 году появляется упоминание о нем в газетах и тюремных регистрационных книгах – как о человеке молодом, но при этом выдававшем себя за гораздо более зрелого.
В те годы он звался Фрэнком Кэмпбеллом; лет ему было якобы сорок-сорок пять. «Кэмпбеллом» Ласалль назвался явно неспроста: под столь распространенной фамилией удобно обстряпывать грязные делишки, да так, что никто и внимания не обратит. Но и под чужой фамилией Фрэнк оставался верен себе: жить в ладах с законом оказалось выше его сил. Он нелегально торговал спиртным. Он обналичивал поддельные чеки. Он даже был главой шайки угонщиков, которая орудовала «во всех крупных городах Америки», по сообщению Pittsburgh Press.
В Индианаполисе Ласаллем-Кэмпбеллом уже интересовалась полиция: он обналичил поддельный чек на двести долларов в Washington Bank and Trust Company. В тот раз его не поймали: он бежал в Филадельфию. Там угнал автомобиль, доехал на нем до Гринсберга (города в пяти часах езды от Филадельфии) и продал некоему Джорджу Поликастро, который и поставил в известность городское отделение полиции. Кэмпбелла арестовали, посадили в окружную тюрьму, о чем полиция Гринсберга и сообщила собратьям из Индианаполиса.
Детектив Луис Фоссати, впоследствии прославившийся как «опытнейший охотник за карманниками», проделал 380 миль из Индианаполиса до Гринсберга, чтобы забрать беглеца. Пообщавшись с городским частным детективом Бенджаменом Лэнсингом, Фоссати понял, что на этот раз в его сети попала куда более крупная рыба, чем он ожидал.
По свидетельству газеты Indianapolis News, примерно в то же время, когда задержали Фрэнка Кэмпбелла, в Кэмпхилле, штат Пенсильвания, за кражу автомобиля арестовали еще одного человека, Джеймса У. Хенсли. Он угнал машину, принадлежавшую Рэю О. Брауну, сотруднику компании Indianapolis Light and Heat, после чего позвал двух городских парнишек, Маршалла Хутца и Питера Шуйстера, и они втроем отправились кататься. Невинная прогулка закончилась погоней. Впоследствии Хенсли настаивал, что угнал машину под дулом пистолета: дескать, его заставил некий Фрэнк Кэмпбелл.
Что было с Хенсли дальше, газеты умалчивают. Но если даже его посадили, то тюремный срок был бы ему не внове: пятнадцатью годами ранее Хенсли оказался в эпицентре громкого криминального скандала – его обвинили в убийстве отца и брата женщины, не ответившей взаимностью на его ухаживания. Хенсли признал себя виновным, но заявил, что защищаться желает самостоятельно. Ему-таки удалось отвертеться от обвинения в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах: его приговорили всего к четырем годам и к 1912 году уже помиловали за примерное поведение.
Фрэнк Кэмпбелл же очутился в тюрьме штата Индиана в Мичиган-Сити: здесь ему предстояло отсидеть год и пять месяцев. 12 ноября 1924 года он вышел из тюрьмы и тут же предстал перед федеральным судом присяжных по обвинению в угоне, на этот раз в соответствии с федеральным законом Дайера. Двух тысяч долларов залога у Фрэнка не нашлось, и он снова оказался за решеткой.
К 6 декабря 1924 года Кэмпбелл изменил показания: если прежде он уверял, что невиновен, то теперь признал вину и написал судье – дескать, «просидев в пятницу весь день в суде и послушав, как судья Андерсон разбирает дела, [он] убедился, что тот примет справедливое решение», а следовательно, согласится с его вердиктом. Однако же судье Андерсону требовалось узнать о Кэмпбелле больше, прежде чем вынести приговор, вдобавок он пожелал
