-- Ваш слуга сделал его сам, и он умеет делать разные вещи.
Царь My с удивлением посмотрел на этот манекен: тот ходил, глядя то вниз, то вверх -- точь-в-точь как человек. Когда мастер коснулся рукой его щеки, он красиво запел; стоило мастеру хлопнуть в ладоши -- и он пустился в пляс. Он показал множество разных номеров -- какие только желал царь. Царь же решил, что перед ним действительно человек, и смотрел на его представление вместе со своим ближайшим советником Шэнь Цзи и наложницами.
Под конец манекен подмигнул окружавшим царя женщинам и поманил их к себе. Царь очень рассердился и хотел казнить Яньши на месте. А мастер, испугавшись, тут же разобрал манекен на части и показал их царю. Этот манекен был сделан из кожи и кусков дерева, скрепленных клеем, покрытых лаком и раскрашенных в белый, черный, красный и синий цвета. Царь внимательно все осмотрел: внутри были печень, селезенка, сердце, легкие, почки, кишки, желудок, снаружи -- мускулы, кости, сочленения, кожа, зубы, волосы -- все искусственное, но совсем как настоящее. Когда же все эти части мастер соединил вновь, искусственный человек стал таким, как прежде. Царь попробовал вынуть из него сердце -- и человек не смог говорить. Из манекена вынули печень -- и он не смог видеть; из него вынули почки -- и он не смог ходить. Царь остался очень доволен и, вздохнув, сказал:
-- Значит, человек своим искусством может сделать то же, что и сам Творец вещей!
Он велел погрузить искусственного человека на повозку и взял его с собой.
Осадная лестница Гуншу Баня, достигавшая облаков, и летающий змей Мо Ди казались им высшим достижением человеческого искусства. Но когда их ученики Дунмэнь Цзя и Цинь Гули прослышали о мастерстве Яньши и рассказали о нем своим учителям, те до самой смерти больше не осмеливались хвастаться своими достижениями и всегда носили с собой отвес и циркуль.
В старину Гань Ин был непревзойденным стрелком из лука. Лишь натянет свой лук -- и звери ложатся, а птицы падают наземь. У Гань Ина был в учениках Фэй Вэй, который своим искусством даже превзошел учителя. А у Фэй Вэя искусству стрельбы учился Цзи Чан. Фэй Вэй сказал ему:
-- Ты должен научиться не моргать, прежде чем начнешь рассуждать об искусстве стрельбы.
Цзи Чан пошел домой, лег под ткацкий станок своей жены и стал глядеть, как снует челнок. Спустя два года он уже не моргал, даже если его кололи в глаз шилом.
Цзи Чан доложил Фэй Вэю о своем достижении, и тот сказал:
-- Этого еще недостаточно. Тебе нужно еще научиться смотреть, а уж потом можно и стрелять. Научись видеть малое как большое, смутное -- как ясное, а потом приходи.
Чан подвесил у окна вошь на волосе яка и, повернувшись лицом к югу, стал на нее смотреть. Через десять дней вошь стала на его глазах увеличиваться в размерах, а через три года он уже видел ее огромной, как тележное колесо, остальные же предметы были для него величиной с холм или гору. Взял он лук, украшенный яньским рогом, вложил в него стрелу пэн, выстрелил и пронзил сердце вши, а волос даже не порвался.
Доложил он об этом Фэй Вэю, и тот ударил себя в грудь, топнул ногой и воскликнул:
-- Теперь ты постиг искусство!
После того как Цзи Чан постиг искусство Фэй Вэя, он решил, что теперь лишь один человек в мире может соперничать с ним в мастерстве, и тогда он задумал убить Фэй Вэя. Они сошлись в чистом поле и стали друг в друга стрелять, но их стрелы сталкивались в воздухе и падали на землю, даже не поднимая пыли. Но тут у Фэй Вэя кончились все стрелы, а у Цзи Чана оставалась еще одна. Цзи Чан пустил ее, но Фэй Вэй отразил ее колючкой с кустарника.
Тут оба мастера заплакали, отбросили луки, отвесили друг другу низкий поклон и попросили считать друг друга отцом и сыном. Каждый поранил себе руку и поклялся на собственной крови никому не передавать свое искусство.
Отца колесничего Цзао звали Тайдоу. Когда Цзао начал учиться у него искусству управления колесницей, он держался крайне учтиво, но в течение трех лет Тайдоу ничего не говорил ему. Он даже стал держаться с ним еще сдержаннее, но в конце концов дал ему такое наставление:
-- В старинной песне говорится:
Сын хорошего лучника
должен начать с плетения корзин.
Сын хорошего кузнеца
должен начать с шитья одежд.
Сначала посмотри, как я бегаю. Сможешь бегать, как я, тогда сможешь держать в руке шесть пар вожжей, управлять шестеркой коней.
-- Буду повиноваться любому вашему приказу.
Тут Тайдоу поставил ряд столбов, удаленных друг от друга ровно на столько, чтобы можно было прыгнуть с одного на другой, и стал бегать по ним туда и сюда и ни разу не оступился.
Цзао стал повторять за ним и через три дня овладел его искусством.
-- Да ты у меня способный! -- воскликнул Тайдоу. -- Быстро все сообразил! Управлять колесницей -- это то же самое. Когда ты бегал, ты откликался умом на то, что чувствовал в ногах. Если применить это к управлению колесницей, то это значит, что ты должен управлять вожжами там, где они соединяются с удилами, натягивай их и ослабляй их в зависимости от угла губ коней. Должная мера в движениях опознается умом, а осуществляется руками. Внутри постигаешь сердцем, вовне пребываешь в согласии с бегом коней. Так ты сумеешь бросать коней вперед или отводить их назад, словно по отвесу, делать повороты и описывать круг, словно по угломеру и циркулю. Тогда силы коней хватит на любой путь, как бы труден и далек он ни был, и ты воистину овладеешь искусством.
Если поводья будут двигаться в согласии с удилами, руки будут действовать в согласии с поводьями, а сердце будет в согласии с руками, тогда ты будешь видеть и без помощи глаз и гнать коней, не подхлестывая их кнутом. Храня безмятежность в сердце, блюдя правильную позу, не спутывая в своей руке шесть пар вожжей, ты сможешь направлять все двадцать четыре копыта своих коней туда, куда хочешь, водить их по кругу, бросать вперед или поворачивать вспять. Тогда твоя колесница проедет везде, где только поместится ее ось и может ступить копыто коня. И тебе будет удобно ездить всюду -- даже по отвесным горам и глубоким ущельям, равнинам и топям. Вот все, чему я могу научить тебя. Запомни же сие!
Вэй Хэймао втайне ненавидел Цю Бинчжана и убил его. Сын убитого по имени Лайдань искал случая отомстить убийце. Лайдань был силен духом, но слаб телом. Рис он ел, пересчитывая зернышки, и даже против ветра не мог ходить. Хотя гнев переполнял его, он не мог поднять оружие, чтобы отомстить за отца. Но он считал позором для себя прибегать к чужой помощи и поклялся убить Вэй Хэймао собственными руками. А Вэй Хэйлуань отличался свирепым нравом и необыкновенной силой, крепкими мускулами и костями, твердой кожей и плотью, каких не сыщешь среди людей. Он мог подставить шею под меч и принять на грудь летящую стрелу -- и меч гнулся, стрела отскакивала, а на теле не оставалось даже царапины. Зная свою силу, он смотрел на Лайданя как на цыпленка.
Друг Лайданя Шэнь То сказал ему:
-- Ты ненавидишь Вэй Хэймао, ведь он оскорбляет тебя так, что стерпеть невозможно. Как же ты собираешься поступить?
-- Я хотел бы услышать твой совет, -- ответил Лайдань.
-- Я слышал, что дед Кун Чжоу из царства Вэй добыл драгоценные мечи иньского царя. Даже маленький мальчик, имея при себе один такой меч, способен дать отпор целому войску. Почему бы нам не попросить их?
И вот Лайдань отправился в Вэй и пришел к Кун Чжоу. Прежде чем высказать свою просьбу, он поприветствовал Кун Чжоу с вежливостью слуги и предложил ему в дар свою жену и детей.
-- У меня есть три меча, -- ответил Кун Чжоу. -- Ты можешь взять любой, но ни один из них не может убить кого угодно. Позволь сначала рассказать о них. Первый зовется "хранящий Свет". Смотри на него -- и не увидишь, взмахни им -- и не поймешь, где он. Когда им рубишь врага, тот даже не замечает, как меч проходит сквозь него. Второй меч называется "принимающий Тень". Если всматриваться в него в час утренних сумерек, как раз перед рассветом, или повернувшись спиной к солнцу, можно разглядеть нечто, но понять, что это меч, -- невозможно. Третий меч зовется "закаленный Ночью". Днем видна его тень, но не его блеск, ночью можно видеть его блеск, но не видно его формы. Коснувшись тела, он рассекает его с треском, но рана тут же затягивается; враг чувствует боль, но на лезвии не остается крови. Эти три сокровища хранились в нашей семье тринадцать поколений, и никто ни разу не воспользовался ими. Их держали в ларце, с которого даже печать не снята.
-- И все же осмелюсь попросить у вас последний, -- сказал Лайдань.
Тут Кун Чжоу вернул ему его жену и детей, постился с ним семь дней и вечером седьмого дня, преклонив колена, вручил ему третий меч. Лайдань дважды простерся ниц, взял меч и поспешил домой.
И вот Лайдань с мечом в руке отправился к Вэй Хэймао. Улучив момент, когда Вэй Хэймао лежал пьяный у окна в своем доме, он трижды рассек его мечом от шеи до пояса, а тот даже не проснулся.
