На пленке пауза. Слышно только порывистое дыхание. Очевидно, господин Глачке огорошен, иначе этого не объяснить. Ему нужно время, чтобы собраться с мыслями.
Глачке. Ну вот, наконец-то мы сдвинулись с места. Весьма признателен вам за сообщение. Так что же с этим д'Артезом?
Д'Артез. Я совсем потерял его из виду. Оттого только мне и пришло в голову принять это имя, чтобы выманить его из укрытия. Можно ли придумать лучший способ? Лучше избранного мною? Имя д'Артез слышат по радио, его читают на театральных афишах и так далее. Мне представляется, что это превосходно задуманный розыск. Каждый вечер, когда я стою на сцене, я только и жду, что кто-нибудь из публики поднимет меня на смех и крикнет: "Да это ведь не ты вовсе!"
Глачке. И до сего времени он так и не дал о себе знать?
Д'Артез. Я все еще жду. Надо запастись терпением, господин обер-регирунгсрат. Это все равно как и в вашем ремесле. Есть, без сомнения, причина, почему мой друг все еще скрывается.
Глачке. А вы с ним не переписывались?
Д'Артез. Но, господин обер-регирунгсрат, это же первейшее правило: никаких письменных улик! Не мне вам это говорить. Тем более когда речь идет о делах частных.
Глачке. Да, безусловно, само собой разумеется. Большое спасибо.
Д'Артез (судя по легкому шуму, видимо, приподнимаясь). Вот, пожалуй, и все.
Глачке. Нет, господин Наземан, сделайте одолжение, еще минуточку. Я знаю, ваше время дорого, к тому же прискорбный повод, приведший вас во Франкфурт... Но у меня к вам еще один вопрос. Не скажете ли, когда вы получили последние сведения о вашем друге д'Артезе?
Д'Артез. Точную дату мне, пожалуй, не припомнить. Я уже говорил вам, цифры - моя слабая сторона. Наш брат придерживается фактов. Так вот, последние сведения, дошедшие до меня о д'Артезе - не от него самого, нет, а, как у нас водится, обходным путем, - так последние сведения гласили, что он попался в сети герцогини Мофриньез. Чему я сердечно был рад.
Глачке. Герцогини Мофриньез?
Д'Артез. Вашим парижским коллегам она, конечно, известна. Весьма любвеобильная молодая дама с поразительным чутьем на каждого, кого можно считать восходящим светилом, - все равно, монархически или республикански настроенного. Ибо сама эта дама, конечно же, была монархисткой, иных идей у нее и быть не могло, но они отнюдь не метали ей в ее женских делишках. В этой области она не признавала партий. Ваши парижские коллеги все это вам, безусловно, подтвердят. Герцогиня в жизни не делала тайны из своих похождении.
Глачке. Но разве д'Артез тоже дворянин?
Д'Артез. Не исключено. Возможно, из обедневшего поместного дворянства. Мы с ним об этом не толковали. Происхождение не играет для интеллигентных людей никакой роли. В нашей среде оно не имеет значения. Не исключается, однако, что Бальзак пожаловал ему дворянское звание. Бальзак сам себе тоже пожаловал дворянское звание. Была у него, что поделаешь, этакая старомодная слабость к дворянству. Весьма, быть может, полезная для карьеры в тот ярко выраженный буржуазный век.
Глачке. Но какое отношение к этому имеет Бальзак?
Д'Артез. Да ведь последнее сообщение, которое я получил о д'Артезе, принадлежит перу Бальзака. А что сам д'Артез, увлеченный любовной интригой с герцогиней, не располагал временем подавать о себе вести, понять можно. Нам с вами тоже было бы не до этого, верно? Да и какое это имеет значение? Тем не менее д'Артез служит нам примером, как терпеливо следует действовать тайной духовной оппозиции. Примером, как, не позволяя отвлекать себя мнимой актуальностью, следует стремиться к поставленной цели. К революции.
Глачке (испуганно). К революции?
Д'Артез (вздыхая). Да, в те времена еще случались революции, и в них верили, хотя они так же иной раз оборачивались ложной актуальностью. Но к чему обсуждать все это, господин обер-регирунгсрат, мы только тратим попусту время. В Париже обо всем этом гораздо лучше осведомлены, чем мы с вами здесь. К сожалению, Бальзак умер, иначе мне наверняка было бы больше известно о дальнейшем жизненном пути д'Артеза. Бальзак был одним из наших надежнейших информаторов. Во всяком случае, любовное приключение с прелестной герцогиней не было мнимой актуальностью, этого мы никоим образом думать не должны. Презабавная история. Так и хочется сказать на старомодный манер - душа радуется. Одна беда - продолжение отсутствует, все обрывается на полуслове. Вот таким-то образом я потерял своего друга из виду в недрах герцогского алькова. И с тех пор ни единой весточки. Странно! Что же побудило подобного человека раз навсегда исчезнуть с горизонта? Не наша ли это вина? Вернее, не моя ли вина, прошу прощения? Вопрос этот меня крайне волнует. А что сталось с герцогиней Мофриньез? Этим вопросом стоило бы заняться парижской полиции. Последнее, что дошло до меня, ее премилая выдумка, чисто женская уловка. Она разыгрывает невинного ангела, до нее и пальцем не коснись, а дальше - едва слышный шелест платья, и свет гаснет. Каков сценический эффект!
Поскольку господин Глачке или не знал, что на это ответить, или сознательно не отвечал, чтобы не перебивать д'Артеза, который наконец разговорился, тот поднялся со своего стула, на что указывали шумы, записанные на пленку, и продолжал стоя:
...Разумеется, всегда пытаешься оправдать себя какими-либо объяснениями. Д'Артез, к примеру, возможно, и послал весточку, но она в пути затерялась. Возможно, он звал на помощь, но зов его до меня не дошел. Сколько войн было с тех пор, сколько окопов, линий Мажино, не говоря уже о несметном множестве мертвецов. В таких условиях письму ничего не стоило затеряться, даже секретные послания иной раз в клочья разлетаются от снарядов. Вот и выходит, что ждешь напрасно. С другой стороны, д'Артез мог решить: в настоящее время мои люди, по всей видимости, не желают поддерживать со мной связь. Что ж, обойдемся своими силами. Это на него похоже. Так называемая современная история вносит беспорядок не только в официальные документы, но создает неразбериху и в личных отношениях. Тем не менее мы ждем вестей, ибо в одном, господин обер-регирунгсрат, вы можете быть уверены, передайте это вашим французским коллегам: человек, подобный _д'Артезу_, ни в коем случае не станет доживать свой век в объятиях пусть даже самой обольстительной светской львицы. В этом его друзья по всему свету голову дадут на отсечение, я не боюсь вновь прибегнуть к старомодному выражению. Подобное времяпрепровождение не в нашем духе, нам этого слишком мало, все равно, бранят нас за то или нет. Да, и еще замечу: мы были твердо уверены, что д'Артез в последнюю войну объявится в Сопротивлении. Вам лучше, чем мне, известны документы по этому вопросу, я в те годы находился в заключении. Считал ли д'Артез немецкую оккупацию не заслуживающей внимания или полагал, что активно выступать преждевременно, сказать трудно. Мы, его друзья, можем лишь с уважением отнестись к его молчанию и признать его бездействие обязательным также и для нас. Повторяю, мой вам совет: осведомитесь у маленькой герцогини. Она наверняка кое-что сообщит вам о финале этой любовной связи. Разумеется, кое в чем и приврет для поддержания престижа, но опытный криминалист сумеет даже из ложных показаний сделать определенные выводы. Вот вы вдруг приносите мне известие о каком-то человеке, непозволительным образом присвоившем себе имя д'Артеза и убитом на улице - прошу прощения, я запамятовал ее название - кирпичом. Это первое известие, связанное с именем д'Артеза, со времен упомянутой любовной связи. Оно меня озадачивает. Не фальшивое удостоверение, не связи с проститутками и наркоманами - это, может статься, представляет интерес для полиции, но на нашего брата сколько-нибудь сильного впечатления не производит. Но кирпич! Подумайте только! О пошлый век! В самом деле, предположим, подлинный д'Артез самолично, и притом намеренно, прикончил кирпичом вульгарного субъекта, злоупотребившего его именем, чтобы на этом примере дать наглядный урок иным прочим. Я, как его временный заместитель, поступил бы, надо сказать, при подобных обстоятельствах не иначе. Да, ищите подлинного д'Артеза, господин обер-регирунгсрат, это поможет вам распутать дело. И мне лично вы оказали бы величайшее одолжение... Но мне пора уже ехать в Бад-Кенигштейн. У нас там своего рода семейный форум, прошу прощения. Автобус отходит через четверть часа, я как раз успею.
Вот что было запечатлено на пленке и в протоколе, сделанном по этой пленке. В первую голову господин Глачке навел справки о Бальзаке у себя в управлении, но, так как ни одна душа не могла дать ему исчерпывающего ответа, он позвонил некоему журналисту, слывшему за человека сведущего. Поскольку же разговор не дал удовлетворительных результатов, протоколист получил специальное задание: раздобыть романы Бальзака и перечитать их, фиксируя внимание на деле д'Артеза. В своем кратком реферате протоколист мог лишь констатировать, что д'Артез - действующее лицо одного из романов, и даже не очень значительное, скорее второстепенное, о коем упоминается лишь в тех случаях, когда автор противопоставляет политической, коммерческой, общественной и литературной деятельности, так сказать, интеллектуальную совесть Франции, не признающую рыночных мод-однодневок и отвергающую присущий тому времени дух всеобщего предпринимательства. Ныне подобных людей не задумываясь назвали бы нигилистами именно потому и как раз за то, что они критикуют и ставят под сомнение расхожие, сулящие успех направления, лозунги и избитые истины пусть даже только тем, что молча держатся в тени. И вот этот абзац, сформулированный протоколистом без всякой задней мысли, честно и добросовестно, господин Глачке впоследствии, как мы увидим, выхватил из контекста и истолковал как единомыслие с бальзаковским д'Артезом и как нигилизм и, стало быть, как прямой выпад против службы государственной безопасности. Протоколист ушам своим не поверил, он ни о чем таком и не помышлял, сочиняя этот абзац, и пытался только представить по возможности исчерпывающий реферат. Но и Ламбер понял этот абзац, как господин Глачке, и сказал:
