— У нас сложные отношения с местными африканцами. Натальская группа находится под влиянием панафриканистов, сторонников несотрудничества. Мы не можем просить их о помощи; не можем сказать, что вы здесь.
— Вот как!
— Да. Но один наш белый друг может через надежных людей связаться по телефону с Иоганнесбургом, и, если поступит указание от самого Совета, они вынуждены будут его выполнить.
Постучали, и в дверь просунулась голова Дики Наяккара.
— Ваши опасения подтвердились, док. Есть сведения, что вокруг нас разбрасывают сети.
— Хорошо, Дики. Предупреди Сэмми и скажи ему, что я отправляюсь на вызовы, пусть встретит меня в условленном месте.
— Слушаюсь, док.
— Когда может поступить указание от подполья?
— Часов через двенадцать, я думаю, не раньше. Надо будет обзвонить множество людей в самых различных местах, прежде чем решение будет передано сюда в такой форме, чтобы никто не посмел ослушаться.
— А облавы уже начались?
— Да. По-видимому, вам придется остаться здесь.
Нкози покачал головой.
— Нет, друг, я не хочу, и вы не можете меня заставить.
Нанкху беспомощно пожал плечами.
— Поговори с ним ты, Ди… Они везде разыскивают вас! Неужели вы не понимаете? Объясни ему, Ди.
— Бесполезно, Давуд. Но, послушай, я могу отвезти его на ферму. У нас есть небольшая ферма в горах, — пояснила она Нкози, — отрезанная от всего мира. Ближайшее поселение — в двадцати милях от нее, это имение Нанды в долине. Никому и в голову не придет туда заглядывать.
Нанкху оживился:
— Мне кажется, Ди неплохо придумала. Вы можете прятаться там до той поры, пока не поступят указания от Совета подполья. Только как вас туда переправить?
— Я довезу его, — с готовностью вызвалась Ди.
— Нет, это не годится, — возразил Нанкху. — Если ты исчезнешь из поля зрения хотя бы на час, они сразу заподозрят неладное. Они только и ждут какой-нибудь зацепки, чтобы вовсю развернуться. Пусть лучше с ним поедет Дики, — сказал он, поразмыслив. — Для них Дики — презренный кули, каких тысячи, а на это время надо будет подыскать другого, похожего на Дики, паренька. Да, да, надо поступить именно так. Ди, загримируй мистера Нкози под индийца, ты это умеешь. Надо придать его коже другой оттенок. Простите, друг, но вас надо превратить в низкородного индуса. Не беспокойтесь, мы сделаем все, что надо. Ну, мне пора. — Он крепко, с большим теплом, пожал Нкози руку, затем похлопал по плечу сестру и стремительно вышел из комнаты.
— Так жаль, — сказала Ди, — что я не могу поехать с тобой. Однако он прав. Ужасно не хочется отпускать тебя одного, но они сумеют переправить тебя на ферму. Это замечательные люди… Наступит ли такое время, когда людям не нужно будет бояться, быть постоянно начеку, прятаться?
— Наступит, я уверен.
— И когда исчезнет разница между африканцем и индийцем?
— Такого, я думаю, не будет; во всяком случае, при нашей жизни всегда будут существовать и индийцы, и европейцы, и африканцы, каждый в рамках своей группы. И в этом нет ничего предосудительного, потому что, надеюсь, каждая группа будет уважать человеческое достоинство остальных.
— А что будет с такими, как мы с тобой? Я имею в виду наши чувства.
— Мы с тобой представляем меньшинство в наших национальных группах, а ты судишь о том, хорошо или нет общество, по тому, как оно относится к меньшинству, которое не подчиняется установленным правилам, общается с представителями других групп, вступает с ними в интимные или дружеские отношения.
— Так ты в самом деле думаешь, что настанет день, когда африканцы будут считать индийцев южноафриканцами без всяких оговорок?
— Что тебе сказать? Я ведь могу отвечать только за себя.
— Ты прав.
— Во имя будущего страны, во имя счастья африканцев я надеюсь, что такой день непременно настанет.
— А если нет?.. — Она так и не сказала, каким печальным и ужасным окажется их будущее, если этого не случится, лишь взглядом, полным тревоги, молила рассеять ее сомнения.
— Если нет… — медленно начал он, но стук в дверь прервал его на полуслове.
— Извините, мисс Ди, — сказал Дики Наяккар. — Доктор велел переправить его на ферму, — он указал глазами на Нкози. — Так вот, вокруг дома шатаются шпики, и единственный способ выбраться отсюда, это смешаться с толпой этих глупых святош, которые отправляются к реке.
— Дики! — одернула его Ди. — Не годится верующих людей называть глупцами.
Дики тотчас же изобразил на своем лице раскаяние:
— Простите, мисс Ди, но ведь они даже в церковь не ходят. Так вот, единственный способ выбраться отсюда — это присоединиться к ним, а они уже начали собираться.
— Сколько у нас времени? — спросила Ди.
— Пять, ну десять минут. — ответил Дики.
— Хорошо. Пошли сюда Кисеи, и пусть она захватит все необходимое для гримировки, а сам тем временем разыщи для мистера Нкози подходящую одежду.
Дики Наяккар исчез, и почти тотчас же появилась Кисеи с небольшим подносом, уставленным пузырьками с различного цвета этикетками. Ди усадила Нкози перед туалетным столиком, и, не говоря ни слова, женщины принялись за дело. Нкози смотрел в зеркало и видел, как лицо его постепенно темнеет и из густо-бронзового с легким оттенком желтизны становится матово-черным. Лицо, шея и уши были окрашены в черный цвет. Потом, когда все было готово, Ди смочила руку водой и провела ладонью по щеке Нкози. Никаких следов краски на ладони не осталось.
— Вдруг пойдет дождь или вам придется залезть в реку, — пояснила она.
— А как же ее снять, эту краску? — поинтересовался он.
— Постепенно она сама сойдет. Краска держится не больше пяти дней, но у нас есть и специальная жидкость, на тот случай, если понадобится снять краску раньше. Сейчас Кисеи изменит черты вашего лица, она большой специалист по этой части, а я тем временем займусь руками, сделаю их черными.
Пока Кисеи трудилась над его лицом — меняла форму носа, то здесь, то там накладывая краской штрихи, делала лоб уже, а лицо длиннее, — пока меняла форму пухлых губ и форму глаз, он внимательно изучал ее лицо. Трудно поверить, думал он, что обе эти женщины — индианки. Кисеи — очень смуглая и тоненькая, с бесстрастным лицом гордых баролонгских женщин. Такие же, как у них, глаза мертвой змеи, широкие костлявые плечи, тонкая, длинная некрасивая шея, плоская грудь, угловатость и резкость в движениях. Впрочем, у всех баролонгских женщин, даже у самых тощих, есть какое-то подобие груди, даже если эта грудь дряблая и свисает до пояса. Кисеи была совершенно плоской. Платок, повязанный на африканский манер, целиком скрывал волосы, и только очень темный цвет кожи свидетельствовал о том, что она не из баролонгов. Ни один из баролонгов — будь то мужчина или женщина, не был таким черным, как Дики Наяккар, как Сэмми Найду или как он сам теперь, в гриме. У Кисеи были ловкие руки с длинными пальцами, однако Нкози они казались безжизненными, как и ее глаза. Вот Ди — совсем другое дело. Когда она покрывала краской его руки, каждое ее прикосновение вызывало в нем ответный импульс, биение жизни, ощущавшееся в ее пальцах, передавалось и ему. Ничего подобного он не испытывал от прикосновения Кисеи. Любопытно, спросил он себя, это потому, что я не представляю для нее никакого интереса, или потому, что для меня она — всего-навсего неодушевленный предмет — так по крайней мере она считает? Не будь здесь Ди, он постарался бы это выяснить. Эта женщина и ей подобные смотрят на отношения с человеком другой расовой группы, пожалуй, гораздо проще, нежели такие, как Ди. А может, он ошибается? Поразмыслив, он пришел к прямо противоположному выводу. Предрассудки особенно живучи в людях малоразвитых: чем проще образ жизни, тем строже и тщательнее соблюдаются обычаи как той или иной расовой группой в целом, так и отдельными ее представителями. И — ем не менее ярые защитники предрассудков, точно так же, как и их ярые противники, почти всегда были выходцами из более развитой, более привилегированной и более влиятельной части той или иной группы, того или иного общества.
— О чем ты думаешь? — спросила Ди.
— Об истоках предрассудков.
— Кисеи навела тебя на эти мысли?
— Странно, не правда ли? Но, глядя на нее, начинаешь размышлять.
— Очень важно, — задумчиво проговорила Ди, — выбрать для общения время и условия. Мы не знаем друг друга, а потому не знаем и самих себя, и своих мыслей.
Кисеи отошла чуть в сторону, оценивая результаты своей работы, а потом вопросительно посмотрела на Ди. Поглощенная мыслями об истоках предрассудков, Ди лишь устало пожала плечами.
— Отлично, Кисеи. Он стал неузнаваем.
Однако Кисеи по-своему истолковала ее жест:
— Но вы не довольны, мисс Ди.
— Просто я думала о другом.
— О предрассудках? — осторожно осведомилась Кисеи.
