Мария Романушко - Наши зимы и лета, вёсны и осени

– Откуда, сынок, ты узнал про этот страшный случай?

– Сам не знаю… – пожал ты плечами.

А в другой раз на мой вопрос: "Откуда?" – ты, сам того не заметив, ответил стихами:

– Сон – моя страна, моя книга.

Ты записывал свои стихи и свои странные, удивительные фантазии где попало и на чем попало… Я собирала рассеянные по дому тетрадки, блокноты, листочки и складывала их в большой старый чемодан, как в волшебную копилку…

Ты сидишь на ковре в своем городе. Каждый день ты возводишь в нём всё новые и новые башни, мосты, дома. Город уже захватил полкомнаты и продолжает разрастаться дальше…

В городе имеются: магазины, фотография, почта, театр, фонтаны, часовая мастерская. А так же: автобусные остановки, метро, переходы и мосты. И, как в каждом уважающем себя городе, справочное бюро.

– А это – Башня Для Красоты. Здесь никто не живет. С этой Башни смотрят на город, – говоришь ты торжественно.

Самый настоящий город, со всем необходимым для жизни.

Живут в нём твои зверушки: две Собаки, плюшевая и надувная, два Зайца, белый и рыжий, Белка, Рыба, Утка и Пингвин.

На окраине города расположился лес из сосновых шишек, он называется – Африканский. Африканским мы его назвали несколько месяцев назад, когда в нём жил Негритенок. Но Негритенка мы подарили одной девочке, а лес так и остался Африканским. Теперь в нём живут Тигр и Обезьянка. К Доске Объявлений в центре города прикноплена записка; на ней старательными печатными письменами выведено: "Дорога в Африканский лес". И – стрелка, указывающая путь в оный.

Город время от времени меняет свой облик, а вместе с обликом и название: то это город Горин, то Мунт, то Цэвиранск, то Лэнгэжэмэн, то Гу-гу-син. Но даже во времена страшных развалов и катастроф, когда город лежит в руинах, – всё равно Дух Города продолжает жить, и твоя мысль работает всё в том же направлении: город разрушается лишь для того, чтобы предстать перед нами в новом, ещё более прекрасном облике. Игра продолжается! Не затихая ни на день, продолжается уже пятый месяц…

Все твои игры последних месяцев – городские. Долго, неделю или даже две, играл в магазин. Мне, разумеется, выпала роль покупателя, точнее – толпы покупателей. И мой рабочий стол вскоре оказался завален "покупками": разноцветными пластмассовыми кубиками, огрызками карандашей, птичьими перышками, шишками, желудями и камушками, а так же колесами от разломанных автомобилей, винтиками от разобранных часов и прочими ценностями.

– А чего тебе ещё хочется? – допытываешься ты.

Чего же я ещё хочу? Чего?… Хочу, чтобы ты был здоров, чтобы мне давали работу и чтобы мы всегда были счастливы, как сейчас… Как в сказке: три желания. Но исполнения их не купишь ни за какие деньги, ни в одном магазине… "Вот эту пуговку, пожалуйста. И кусочек синей фольги", – говорю я тебе – и вижу такое сияние на твоём лице, которое дороже всего на свете…

– А пёрышко хочешь? Вот это, жёлтенькое?

– Хочу и пёрышко…

Ты счастлив. Ты вручаешь мне покупки и бумажки с нарисованными на них цифрами. Это – деньги. В твоём Городе такой способ общения с покупателями: продавец вручает покупателю вместе с покупкой её стоимость. Неплохо придумано.

Потом была Фотография. "Хочешь сфотографирую? Чик!

Готово!" И осыпаешь меня "портретами". На каждом из них – человечек с весело растопыренными руками, на каждой руке – веер пальцев. "Мама под дождем", "Мама под снегом", "Мама в шляпе", "Мама с голубыми волосами"… "Почему с голубыми?" – спрашиваю я. "Так красиво!"

Была игра в Почту. Под почтовый ящик ты приспособил большой белый бидон: в него можно опустить не только письмо, но и небольшой подарок, например, "светозажигательные огоньки", которые ты смастерил из деталей пластмассового конструктора. Склеил из цветной бумаги большой конверт, вложил туда письмо и подарок, закрыл его прищепками и опустил в бидон. Ещё написал записку: "Придёт завтра". И положил её на мою подушку.

– Вот тебе, мама. Придёт завтра. Чтобы ты не забыла.

Утром проснешься, а оно уже пришло! Не потеряй только записку.

Тревога о записке не давала тебе заснуть до полуночи. Только начнешь засыпать – и вдруг опять поднимешь голову и озабоченно спрашиваешь:

– Мама, ты записку ещё не потеряла?

– Нет, нет, не потеряла, спи, она у меня под подушкой лежит.

– Под подушкой? – недоверчиво переспрашиваешь ты. – Покажи.

– Ну, вот, видишь? вот она.

– Держи её в руке, крепче держи, чтобы не потеряла. А завтра всё тебе придёт…

Наконец, сон сморил тебя, уставшего волноваться и тревожиться. Хотела бы и я, чтобы кто-нибудь сжимал под подушкой мою записку… Спи, сынок, не волнуйся, не потеряю.

Утром, едва открыв глаза:

– Ну, как, получила письмо и подарок?

– Получила, сынок, всё получила. Спасибо!

…Теперь два светозажигательных огонька стоят на моём столе и светят мне ночью и днём своим чудесным светом.

– Ну, как? Светло теперь тебе?

– Ещё бы!…

Потом ты играл в расклейщика афиш и объявлений. А я была прохожим: читала и удивлялась. Потом была Часовая Мастерская. О!… Но это – отдельный рассказ.

Не менее грандиозной оказалась и игра в Справочное Бюро.

Выстроил очень уютный домик. Размашисто написал на листке бумаги: "СПРАВОЧНОЕ БЮРО. ОТКРЫТО", прицепил лист над окошком, посадил у окошка неваляшку Катю, и она на радость всем нам выдала первую справку: "До города Горин ити там".

После чего справки посыпались, как из рога изобилия.

Пять дней ты неутомимо, упоенно строчил справки, с трудом отрываясь на сон и еду, но и за едой и во сне ты бредил справками, справками, справками…

Ты растерзал на справки все блокноты, которые были в доме, и мы побежали в магазин за новыми. Так как справок было великое множество и никакое справочное бюро вместить их было не в силах, то весь наш дом оказался забросан белыми листочками, а город Горин был погребён под ними, как под снежной лавиной. Стойкая неваляшка нашла, наконец, свое жизненное призвание.

С её приветливой мордашкой и мелодичным голоском, она, казалось, была создана для службы в Справочном Бюро. Она могла выдать какую угодно справку. А моя обязанность (или привилегия?) заключалась в том, чтобы задавать ей вопросы. Правда, вопросы можно было задавать только те, на которые в её арсенале уже имелись заготовленные тобой справки. Справки она выдавала такого содержания: "Как пройти в город Сутоведенск.

На автобусе 3 на метро на поезде долго на автобусе 303".

Или: "Как проехать в дом 38. Пишком".

Выдача справок обычно проходит в очень торжественной обстановке. Я вежливо задаю Кате свой вопрос, ты издаешь

Катей мелодичный звон, затем осторожно, точно священнодействуя, вынимаешь из Бюро нужную справку, громко и отчетливо зачитываешь и – всовываешь справку в клюв Пингвину (который работает Катиным помощником), откуда я с трепетом достаю её. "В дом 6 поехать на автобусе потом пишком". Справка сопровождается рисунком автобуса. "Поезд приходит в 00 часов и 6 минут 2 сентября вторник 1979".

И так далее… И, наконец, – королева справок! "Как пройти в Африканский лес? На автобусе на метро и потом пишком". С такими чудесными справками и в городе Горине и в городе Гу-гу-сине можно себя чувствовать, как дома.

Июнь. С высоких тополей клочьями летит белый пух…

Пруды – белые, седые, мохнатые… Утки и лебеди, скользящие по этим коврам, все в клочьях тополиного пуха.

Мы стоим у ограды пруда, и ты никак не можешь налюбоваться на утиную семью: мама и пять крошечных утят. Мы уже обошли весь зоопарк, ты уже покатался на пони по имени Ку-Ку, побывали у слонов, которые не произвели на тебя никакого впечатления. Ну, стоят две серые горы на пригорке и пылят хоботами – ну и что? Ничего интересного. Ни тигры, ни медведи не вызвали у тебя такого восторга, как эти пушистые тополиные утята. Когда мы оказывались у клетки с каким-нибудь экзотическим гигантом, ты начинал допытываться: "А как он оттуда выходит? А где дверь?" И я безуспешно пыталась объяснить тебе, что ни тигр, ни медведь "оттуда" не выходят вовсе, они там живут. Ты слушал мои объяснения недоверчиво и, думаю, не поверил мне. Твой недоверчивый, недоумевающий взгляд говорил мне: "Клетка не может быть домом".

А у клетки со львом произошла забавная сцена.

Толпа жаждущих увидеть царя зверей облепила решетку ограды, мы еле протиснулись поближе. Лев, окутанный огромной тёмно-каштановой шевелюрой, картинно возлежал поперек клетки, лениво пошевеливая мускулистыми лапами, отчего под его кожей, как у культуриста, перекатывались шары мышц. Один его глаз спал, а другой сквозь дрему поглядывал на галдящую публику.

– Мама, мама! Смотри, муха! – неожиданно закричал ты. – Муха на замке!