Еще одна категория собачников, кажется, не склонна принимать свое положение так близко к сердцу. Это преимущественно потасканные молодые люди в модных каскетках и с небрежно свисающей сигареткой, и они совершенно не сочетаются со своими собаками. Обычно их собаки облачены в бантики с воротничками, а сами молодые люди с таким усердием несут свою службу, будто питают надежду, что будут вознаграждены за добросовестное несение своих обязанностей.
Собаки, эскортируемые всеми вышеупомянутыми способами, принадлежат к различным породам, но все они в сущности одно и то же: жирные, избалованные, капризные твари с оскаленными мордами, омерзительно гнусным характером и наглым поведением. Они упрямо и тупо тянут за поводок и застревают у каждого порога, у каждого забора и фонарного столба, не спеша обследуя их с помощью своих органов обоняния. Они присаживаются отдохнуть, когда им вздумается, они сопят и отдуваются, как победитель конкурса «Кто съест больше бифштексов», они проваливаются во все незакрытые погреба и угольные ямы; они устраивают своим поводырям веселую жизнь.
А эти несчастные слуги собачьего царства – эти дворецкие дворняжек, лакеи левреток, бонны болонок, гувернантки грифонов, поводыри пуделей, телохранители терьеров и таскатели такс, завороженные высокогорными Цирцеями, покорно плетутся за своими питомцами. Наивно полагать, будто собаки их боятся или уважают. Может быть, эти люди, тянущие их на поводке, и хозяева их дома, но они вовсе не хозяева их собачьей персоны. С мягкого дивана – прямо к выходной двери, из уютного уголка – на пожарную лестницу гонит свирепое собачье рычание эти двуногие существа, обреченные следовать за четвероногими во время их прогулок.
Однажды в сумерки собачники по обыкновению вышли на прогулку, каждый по велению, приказу или подкупу своей Цирцеи. Один из них был человек могучего телосложения, чья внушительная внешность не вязалась с этим малосолидным занятием. На его лице было написано уныние, в каждом движении сквозила тоска. Он был привязан к вертлявой беленькой собачонке, отвратительно жирной и развращенной до мозга костей, ни в грош не ставившей своего поводыря.
На ближайшем углу собачник свернул в переулок, надеясь встретить как можно меньше свидетелей своего позора. Раскормленная тварь ковыляла впереди, сопя от пресыщенности жизнью и непомерных физических усилий.
Внезапно собака остановилась. Высоченный загорелый мужчина в длиннополом пиджаке и широкополой шляпе стоял на тротуаре, подобно колоссу, загораживая проход.
– Провалиться мне на этом месте!
– Джим Берри! – воскликнул собачник с восторженными нотками в голосе.
– Сэм Тэлфер! – снова завопил длиннополо-широкополый. – Ах ты, старый бесхвостый битюг! Дай копыто!
Их руки сошлись в коротком крепком рукопожатии, достойном Запада и мгновенно раздавливающем все микробы.
– Ах ты, старая перечница! – продолжал вопить широкополый, сияя улыбкой в паутине коричневых морщин. – Пять лет ведь не виделись! Я в этом городе уже неделю, но разве ж тут кого найдешь? Ну, и как супружеская жизнь-то?
Что-то рыхлое и грузное, словно дрожжевое тесто, плюхнулось Джиму на ногу и принялось жевать его штанину с рычанием и чавканьем.
– Потрудись объяснить мне, – сказал Джим, – чего ради ты накинул свое лассо на шею этой страдающей водобоязнью скотине? Ты держишь ее в своем загоне? Как вы зовете это – собакой, или еще как?
– Мне нужно выпить, – решил собачник: напоминание о водобоязни разбередило в нем дурные наклонности. – Пошли.
Кафе было рядом. Оно всегда рядом в больших городах.
Они уселись за столик, а шарообразное, заплывшее жиром чудовище с визгливым лаем начало скрести когтями пол, стремясь добраться до хозяйской кошки.
– Виски, – заказал Джим официанту.
– Сделайте два, – попросил собачник.
– А тебя тут раскормили, – заметил Джим, – и, кажется, основательно объездили. Не сказал бы я, что жизнь на востоке пошла тебе впрок. Все ребята наказывали разыскать тебя, когда я ехал. Сэнди Кинг – тот отправился на Клондайк. Уотсон Баррел – он женился на старшей дочке Питерса. Я заработал немного денежек со скота и купил изрядный кусок пустоши на Литл-Паудер. Осенью думаю обнести оградой. Билл Роулингс осел на своей ферме. Помнишь ведь Билла – ах, да, конечно, он ведь волочился за Марселлой – то есть, извиняюсь, за девушкой, на которой ты потом женился, которая была учительницей в школе на Прэри-Вью. Да, тебе тогда повезло больше. Как там миссис Тэфлер?
– Ш-ш-ш! – собачник поднес палец к губам и сделал знак официанту, – заказывай.
– Виски, – сказал Джим.
– Сделайте два, – отозвался собачник.
– Да ничего, – продолжил он после того, как приятели выпили. – Отказалась жить где-нибудь, кроме Нью-Йорка, она же оттуда родом. Живем в квартире. Каждый вечер в шесть я тащу на прогулку эту псину. Это зверь Марселлы. Никогда не было на планете двух живых существ, Джим, которые ненавидели бы друг друга с такой силой, как мы с этой собачонкой. Его зовут Любимчик. Пока мы гуляем, Марселла одевается к обеду. Мы едим за табльдотом. Тебе никогда не доводилось есть за табльдотом, Джим?
– Нет, никогда, – ответил Джим. – Я видел объявления, но думал, что это какая-нибудь игра, навроде рулетки. А это вкусно?
– Если ты еще пробудешь в городе, мы бы могли…
– Нет, дружище. Уезжаю домой вечером в 7.25. Рад бы побыть еще, да не могу.
– Я провожу тебя до парома, – вздохнул собачник.
Собака впала в тяжелую дремоту, предварительно прикрутив ногу Джима к ножке его стула. Джим хотел встать, покачнулся, и слегка натянувшийся поводок обеспокоил собаку. Ее раздраженный визг потревожил весь квартал.
– Если это твоя собака, – сказал Джим, когда они снова вышли на улицу, – что мешает тебе привязать ее к какому-нибудь дереву, использовав это ярмо, надетое ей на шею вопреки закону о неприкосновенности личности, и забыть о ней?
– Я никогда не решусь на такое, – ответил собачник, ошеломленный таким смелым предложением. – Он спит на кровати, я сплю на кушетке. Стоит мне взглянуть на него, как он бежит жаловаться Марселле. Но как-нибудь ночью я расквитаюсь с ним, Джим. Я уже все обдумал. Я прокрадусь к нему с ножом и проделаю в пологе над его кроватью хорошую дырку, чтобы его покусали москиты. Провалиться мне, если я этого не сделаю!
– Сэм Тэлфер, ты не в себе. Что с тобой стряслось? Я ни черта не смыслю во всех этих городах и квартирах. Но на моих собственных глазах в Прэри-Вью ты одним медным краном от бочки с патокой обратил в бегство обоих тиллотсоновских ребят. И это ты накидывал лассо на самого свирепого быка в Литл-Паудер и вязал его тридцать девять с половиной секунд по часам.
– Да, я, и вправду ведь я! – отозвался второй, и на миг его глаза засверкали. – Но это до того, как я остепенился.
– Неужели миссис Тэлфер… – начал было Джим.
– Молчи! – воскликнул собачник. – Вот еще кафе.
Они направились к бару. Собака задрыхла у них в ногах.
– Виски, – заказал Джим.
– Давайте два, – сказал собачник.
– А я думал о тебе, – сказал Джим, – когда покупал пустошь. Подумал, что хорошо бы ты был тут и помог мне со всем этим.
– В прошлый вторник, – сказал собачник, – он тяпнул меня за лодыжку, потому что я заказал кофе со сливками. А сливки всегда достаются ему.
– Тебе бы сейчас понравилось в Прэри-Вью… – сказал Джим. – Ребята съезжаются к нам с самых отдаленных ранчо, за полсотни миль. А мой выгон начинается в шестнадцати милях от города. Одну сторону обнести оградой, так и то пойдет миль сорок проволоки, не меньше.
– В спальню пытаешься просочиться через кухню, – рассказывал собачник, – в ванную комнату крадешься через гостиную и возвращаешься в спальню через столовую, потому что там можно отступить и спастись через кухню. И он храпит и рычит во сне, а я вынужден курить в парке, а то вдруг у него будет астма…
– Неужели миссис Тэлфер… – начал Джим.
– О, да замолчи же ты! – завопил собачник. – Ну, что на этот раз?
– Виски, – сказал Джим.
– Сделайте два, – сказал собачник.
– Я бы, пожалуй, потихоньку уже шел к парому… – заметил Джим.
– Ну, ты, кривоногая, вислозадая, толстопузая черепаха! Шевелись, что ли, пока тебя не перетопили на мыло! – завопил собачник, и в его голосе и рывке поводка появились какие-то новые нотки. Собака заковыляла за ним следом, злобно рыча в ответ на неслыханные речи своего телохранителя.
В конце Двадцать третьей улицы собачник толкнул ногой вращающуюся дверь.
– Последняя, – сказал он, – заказывай!
– Виски, – сказал Джим.
– Сделайте два, – сказал собачник.
– Вот и не знаю, – сказал владелец ранчо, – где бы найти славного парня, чтобы посмотрел за моим хозяйством в Литл-Паудер. Хотелось бы, чтобы человек был надежный. Славный кусочек прерий, и роща там у меня, Сэм… Вот если бы ты…
