Ирландский флаг развевался и над домом № 43 - штаб-квартирой Центрального комитета Национальной лиги, и над гостиницей "Метрополь", и над Главпочтамтом. Поодаль пятидесятиметровая колонна возносила в сырое небо каменного Нельсона.
Прохожие, приезжие, любопытствующие, переживающие, праздношатающиеся не появлялись. Время от времени какой-нибудь инсургент или какие-нибудь инсургенты перебегали улицу с ружьем или револьвером в руках.
Британцы по-прежнему безмолвствовали.
Гэллегер улыбнулся и вернулся на свой пост.
- Все в порядке? - спросил Кэллехер.
- Стяг Эйра реет над ключевыми объектами ОТКоннел-стрит, - ответил Гэллегер.
Разумеется, он никогда не называл эту улицу Сэквилл-стрит.
- Finnegans wake! - закричали они в один голос, высоко потрясая оружием. Сочувствующие на другом берегу поддержали, зеваки отошли в сторонку.
Кэффри стал закрывать окна.
IV
И все-таки, говорила себе Герти Гердл, и все-таки эти современные уборные так далеки от совершенства, эти водосливные устройства производят такой шум, о my God! ну прямо гул мятежной толпы, правда, я никогда не слышала гула мятежной толпы, нет, просто толпы, да, скопления людей, которые собираются и кричат, это водосливное устройство производит аналогичные звуки, этот непрекращающийся вой, это бульканье наполняющегося сливного бачка, когда же это прекратится? нет, до совершенства, конечно же, еще далеко, не хватает некоей конфиденциальности. Мне следует поправить прическу. Чтобы понравиться кому? хотелось бы мне знать. Мой дорогой суженый, командор Сидней Картрайт, и когда он еще приедет, чтобы полюбоваться на мою красивую гриву? Когда я смогу его увидеть, моего дорогого суженого? Когда? А пока, Господи всемилостивый, кому я могу нравиться? Опять эти люди, которые непонятно куда бегут. Господи всемилостивый, и зачем они бегут? Но я думала не об этом. Я думала о своих волосах. Две минуты назад все эти люди заходили, забегали, запрыгали. Все это началось только что. Вместе с шумом водосливного устройства прозвучало что-то. Что же? Что-то вроде... выстрела. Взрыва. Какая чушь. Самоубийство. Может быть, это господин Дюран покончил с собой. Он так меня любит. И так почтительно. Я же его не люблю. Ну вот, я почти привела в порядок свои волосы. Выстрел. Он покончил с собой из-за меня. Какая глупость. А эти люди все бегают. С ума они посходили. Господи всемилостивый. Какая я дура. Господи всемилостивый, Господи всемилостивый. Да, что-то взорвалось. Загорелось. Почему же они не кричат "Пожар!", если в доме пожар? Они не кричат "Пожар!". Это из-за слива воды я подумала о пожаре. Наверное, уже пора отсюда выходить. Мистер Кейн опять подумает, что я долго отсутствовала. Ох уж эта работа. Ах, они наконец-то перестали бегать. Наконец-то. Ох уж эта работа. Мистер Кейн со своими седыми волосами и розовой перхотью. Придется терпеть его еще какое-то время. Я никогда не видела ни восстания, ни революции. Здесь об этом поговаривают. Здесь об этом поговаривают. Здесь об этом поговаривают. Чем больше говорят о войне во Франции, тем прочнее мир здесь. Какая умиротворенность. Какое затишье. Они больше не бегают. А почему это они больше не бегают? Больше не. И меньше не. Вообще не. Пора выходить. Почему же я не выхожу? Почему же я не выхожу? Почему же? Ладно. Я сделала все, что мне надо было. Какая тишина. Итак, положи руку на дверную ручку-задвижку. Поверни ручку. Тихонько открой дверь. Почему тихонько? К чему все эти предосторожности? Господи всемилостивый, неужели я сошла с ума? Какая глупость. Я открываю дверь.
V
Открыв дверь, она увидела в коридоре какого-то мужчину с револьвером в руке. Он ее не заметил. Она быстро закрыла дверь и, прислонившись к раковине, схватилась за сердце, бьющееся изо всех сил о реберные прутья.
VI
- Я все обошел, - сообщил Ларри ОТРурки. - Ни души. Кэффри, Кэллехер и Гэллегер забаррикадировали весь первый этаж, кроме входной двери. Ее тоже можно завалить, если понадобится.
- Бояться нам некого, - сказал Диллон.
- И что это значит? - спросил Маккормик.
- А то, что не понадобится ее заваливать.
- Думаешь, англичане не объявятся?
- Нет. Им сейчас не до этого. Дело в шляпе.
- И что это значит? - спросил Маккормик.
- А то, что они даже стрелять не будут, сразу объявят капитуляцию.
- Брехня, - сказал Маккормик.
ОТРурки пожал плечами:
- Чего спорить. Увидим. А пока будем выполнять приказ.
- Чего тут выполнять, - усмехнулся Диллон. - Сиди и жди.
- Значит, будем ждать, - сказал ОТРурки.
Маккормик кивнул в сторону трупа Теодора Дюрана.
- Надо вынести его отсюда, а то будет здесь лежать и гнить.
- Не успеет, - отозвался Диллон. - Сегодня же вечером отдадим его британцам, а они его похоронят. Вот так. Подарочек на прощанье.
- Надо бы перенести его в другую комнату, - сказал Маккормик.
Он посмотрел на труп и брезгливо поморщился, хотя винить было некого, чего уж тут.
- А пускай ОТРурки разрежет его на кусочки, - предложил Диллон, - вынесем по частям и утопим в клозете.
Маккормик ударил кулаком по столу; из подпрыгнувшей чернильницы брызнуло черным.
- Черт побери! Изволь уважать мертвых!
- И потом, он явно заблуждается насчет занятий медициной, - добавил ОТРурки, который в этом году заканчивал медицинский колледж.
- Может быть, вы не кромсаете трупы?
- Сейчас не время об этом рассуждать, - сказал Маккормик.
- Самое время, и у нас его больше чем достаточно, - ответил Диллон. Больше чем достаточно, пока эти британцы не надумают сдаться. Самое время порассуждать. Объясни-ка мне, Ларри ОТРурки, в чем же я явно заблуждаюсь, утверждая, что ты способен разрезать этого чиновника на мелкие кусочки? Времени на объяснения у тебя, Ларри ОТРурки, хоть отбавляй, поговорим об этом, если все равно, о чем говорить, а заняться нам все равно больше нечем до тех пор, пока нам не объявят, что британцы покинули Дублин и вернулись к своим грозовым небесам, усеянным цеппелинами.
- Грозен и не ровен час, - объявил Маккормик. - Диллон, сейчас не время впадать в глупый оптимизм.
- Вот это правильно, - добавил ОТРурки.
- Увидите сами, увидите. Британцы...
- Диллон, здесь командую я. Заткнись.
Маккормик, вынужденный скрепя сердце призвать к соблюдению дисциплины - а это залог успеха любого восстания, - нервно затеребил сургучную печать. Кэллинен, развалившись в кресле и не вынимая рук из карманов, высматривал на потолке мух и сокрушался: так высоко не доплюнешь. ОТРурки, переместившись к окну, разглядывал пустынную набережную и мост ОТКоннел с редко случающимися прохожими. Единственным объектом, проявляющим активность, оказался лихорадочно трясущийся норвежский парусник. ОТРурки это не понравилось. Он повернулся к Маккормику. Тот, наигравшись с сургучной печатью, зажатой между носом и верхней губой, и машинально разукрасив свое лицо коричневыми усами, вяло приказал Кэллинену:
- Отнеси чиновника в соседнюю комнату. Диллон тебе поможет.
Что они и выполнили.
VII
Не оставаться же мне здесь до скончания дней своих, говорила себе Герти. Боже милостивый, значит, это они, республиканские бандиты, разграбили нашу почту. Наверное, они уже ушли. Нет, по-моему, не ушли. Ушли все остальные. Все остальные, то есть наши. И выстрел все-таки действительно раздавался. Значит, это самый настоящий мятеж. Их революция. И этот мужчина с револьвером республиканец. Ирландский республиканец. Боже милостивый! Боже, спаси короля! А я здесь, у них в руках. Почти у них в руках, поскольку эта дверь отделяет меня от них, защищает меня от них. Дверь. Но ведь дверь можно вышибить. Они ее вышибут, и вот тогда я окажусь у них в руках. Одна. Одна. А сколько их там? И эта тишина. Неужели они вышибут дверь? Конечно же нет. Конечно же нет. Они не осмелятся. Это ДАМСКИЙ туалет. Ах, ах, ах. Они не осмелятся войти в ДАМСКИЙ туалет. Ах, ах, ах. И я останусь взаперти до тех пор, пока не придут британцы и меня не освободят. Если, конечно, среди мятежников нет женщин. Или хотя бы одной женщины, которая неизбежно придет сюда и попытается войти. И... и... и они вышибут дверь. Они вышибут дверь.
VIII
Гэллегер и Кэллехер перенесли труп привратника в маленький пустой кабинет и пошли проведать Кэффри, который по-прежнему стоял на посту перед дверью, выходящей на набережную Эден. Праздношатающиеся и сочувствующие исчезли. Какой-то велосипедист в цилиндре и рединготе проехал по мосту ОТКоннела; ему было лет двадцать пять. У статуи ОТКоннела он развернулся и поехал в сторону Тринити-колледжа.
- Все спокойно, - сказал Гэллегер.
- Спокойней не бывает, - добавил Кэффри.
Кэллехер достал пачку сигарет, и они закурили, опершись на свои ружья.
Перед ними готовился к отплытию норвежский парусник. Капитан суетился, помощник отдавал команды.
- Викинги смываются, - сказал Кэффри. - Сдрейфили.
- Правильно делают, - заметил Гэллегер. - Пускай проваливают вместе с британцами и прочими саксонцами.
