Вдоль дома, со стороны крыльца, выстроились на деревянных подставках четыре улья под соломенными колпаками.
Подойдя к жилью, д'Апреваль подал голос:
- Есть тут кто-нибудь?
Появилась девочка лет десяти с босыми грязными ногами, в шерстяной юбке поверх рубашки, боязливая и неприветливая. Она встала в дверях, словно преграждая вход - Вам чего? - спросила она.
- Отец дома?
- Нету.
- Где же он?
- Не знаю.
- А мама?
- Коров пошла доить.
- Скоро вернется?
- Не знаю.
Неожиданно старая дама, словно опасаясь, что ее уведут насильно, предупредила:
- Я не уйду, не повидав его.
- Мы подождем, дорогая, Они повернули было обратно, но увидели, что к дому направляется крестьянка с двумя, несомненно, тяжелыми ведрами из оцинкованного железа, на котором то и дело ослепительно вспыхивали зайчики.
На ней была линялая коричневая фуфайка в обтяжку, вымоченная дождями, побуревшая от солнца; она припадала на правую ногу и выглядела в своих обносках бедной неопрятной служанкой.
- Вот и мама, - объявила девочка.
Женщина окинула чужих недобрым подозрительным взглядом и, словно не замечая их, вошла в дом.
Выглядела она старухой: у нее было лицо истой крестьянки - худое, желтое, жесткое, словно вырубленное из дерева.
Д'Апреваль окликнул:
- Хозяйка! Мы зашли спросить, не продадите ли нам по стакану молока.
Она поставила ведра, вышла на порог и буркнула:
- Мы молоко не продаем.
- Но у нас все во рту пересохло. Эта дама уже в годах, она сильно устала. Не дадите ли нам чего-нибудь попить?
Крестьянка опасливо и мрачно поглядывала на них Наконец она согласилась.
- Ладно, уж раз пришли, будет вам молоко, - сказала она и скрылась в доме.
Затем девочка вынесла и поставила под яблоней два стула; следом за нею вышла мать с двумя чашками парного молока.
Она остановилась рядом с посетителями, наблюдая за ними и силясь угадать, что же у них на уме.
- Вы из Фекана? - спросила она.
Д'Апреваль подтвердил:
- Да, мы проводим там лето. И, помолчав, добавил:
- Вы не могли бы раз в неделю доставлять нам цыплят?
Крестьянка заколебалась, потом ответила:
- Пожалуй. Вам ведь ранних надо?
- Да, ранних.
- А сколько вы даете за них на рынке? Д'Апреваль - он, конечно, этого не знал - повернулся к своей подруге:
- Почем вы платите за птицу, дорогая? За цыплят? С глазами, полными слез, она выдавила:
- Когда четыре франка, когда четыре пятьдесят. Хозяйка удивленно покосилась на нее и поинтересовалась:
- Чего эта дама плачет? Больна, что ли? Не найдясь, что ответить, он замялся:
- Да нет... Она... Она потеряла по дороге часы, очень красивые, и расстроилась. Если кто-нибудь найдет, дайте нам знать.
Тетка Бенедикт промолчала: тут что-то не чисто, - думалось ей.
Внезапно она объявила:
- А вот и хозяин!
Она одна заметила мужа, потому что стояла лицом к калитке.
Д'Апреваль вздрогнул, г-жа де Кадур чуть не свалилась со стула - так резко она повернулась.
Шагах в десяти от них, согнувшись вдвое и отдуваясь, мужчина тащил за собой на веревке корову.
Не обращая внимания на посторонних, он выругался;
- У, падаль, будь ты проклята!
И, добравшись до хлева, скрылся в нем.
У старой дамы мгновенно высохли слезы; мысли ее смешались, и она застыла, онемев от ужаса. Сын! Это ее сын!
Д'Апреваль, почувствовав - и не менее болезненно - то же, что она, растерянно осведомился:
- Это господин Бенедикт?
Хозяйка насторожилась.
- А кто вам сказал, как его звать?
Д'Апреваль нашелся:
- Кузнец у шоссе.
Все примолкли и уставились на открытую дверь хлева, черной дырой зиявшую в стене. Внутри ничего нельзя было разглядеть - слышались только неясный шум, возня и топот, приглушенный разбросанной по земле соломой Наконец хозяин вышел на порог, утер лоб и крупными неторопливыми шагами вразвалку направился к дому.
Поравнявшись с посторонними и опять словно не заметив их, он приказал жене:
- Нацеди-ка кружку сидра - пить охота. И вошел в дом. Хозяйка исчезла в погребе, оставив парижан одних.
Госпожа де Кадур, потеряв голову, взмолилась:
- Уйдем отсюда, Анри, уйдем!
Д'Апреваль бросил на стул пять франков, подхватил спутницу под руку и повел со двора, изо всех сил прижимая к себе, он боялся, что она сейчас упадет.
Выйдя за калитку, г-жа де Кадур разрыдалась. Содрогаясь от боли, она простонала:
- О-ох! Так вот что вы из него сделали! Д'Апреваль, побелев, сухо отпарировал:
- Я сделал, что мог. Ферма его стоит восемьдесят тысяч франков. Не каждый буржуа оставляет сыну такое наследство.
Не сказав больше ни слова, старики побрели обратно. Г-жа де Кадур все никак не могла унять слезы. Они капали у нее из глаз, скатывались по щекам.
Наконец, они иссякли. Начинался Фекан.
Де Кадур ждал обоих к обеду. Завидев их, он расхохотался и крикнул:
- Вот у моей жены и солнечный удар! Очень рад! Ей-богу, с некоторых пор она лишилась рассудка.
Госпожа де Кадур и друг ее промолчали, а когда муж, потирая руки, осведомился:
- Прогулялись-то хоть хорошо?
Д'Апреваль ответил:
- Замечательно, дорогой мой, замечательно!
