— Какой ты нетерпеливый, — опять повторила Вера Николаевна.
Скрипнула дверь в подъезде. Этот режущий скрип проткнул густую темень и застрял где-то над головой Скороходова. Зажав ладонями виски, Пётр Ильич покорно ждал, когда страшный звук затихнет, уплывёт дальше. Но он не затихал. Скороходову показалось, что над ним висит длинная острая игла, которая вдруг начала колоть ему в голову всё сильнее и сильнее.
— Тебе, Грохальский, под силу только любовником быть, — игриво произнесла Вера Николаевна.
— Вера!
— Ну, ну, не сердись… Разойтись со Скороходовым и выйти замуж за тебя я не могу.
— Но почему же, почему? — с отчаянием воскликнул Грохальский.
— Видишь ли, Грохальский… Ты славный и умный, но… начинающий инженер…
— Какая чушь, Вера. Какая разница, начинающий я инженер или уже с опытом?
— Большая. У меня потребности, Грохальский… Как бы объяснить тебе… Я не могу, например, неделю прожить без театра. Не могу два раза подряд ездить в театр в одном и том же платье. А ты начинающий, тебе трудно будет…
Скороходов открыл глаза и увидел: низко над самыми домами ослепительно горели крупные звёзды. Вера Николаевна продолжала что-то говорить Грохальскому, но Скороходов уже не мог разобрать её слов. Он встал и, пошатываясь, побрёл к подъезду.
Что ж, он и до этого знал, что жена обманывает его. Эта мысль не покидала его вот уже в течение нескольких лет. И ночами, сидя за чертёжной доской, он невесело думал, что когда-нибудь Вере Николаевне всё это надоест, и они заживут дружно и счастливо. И он работал, работал, мечтая об этом счастье…
Но годы проходили… Родился и рос Борька. А Вере Николаевне не надоедал её образ жизни.
Скороходов медленно открыл дверь, вошёл в комнату и включил свет. Потом сел на диван, взял томик Тургенева и стал смотреть в книгу. Мысли его были где-то там далеко, откуда начинали они с Верой Николаевной свой жизненный путь… Первые встречи под старым дубом возле общежития, студенческая вечеринка, Верины пышные волосы и её большие удивлённые глаза, которыми она посмотрела на него, когда он произнёс тост за вечную любовь… Катания на лодке тёплыми, чуть влажными вечерами… Всё это вставало сейчас перед глазами, и, если напрячь память, можно припомнить многие детали…
Когда он окончил институт, они поженились. Вере надо было учиться ещё два года, но она перестала ходить на лекции, заявив: «Ты работаешь, тебе нужно создать для этого условия. Я жертвую институтом ради тебя…»
Какое-то чувство протеста шевельнулось тогда в душе у Скороходова, но Вера Николаевна погасила его словами: «Милый, главное — твоя работа. Разреши мне ухаживать за тобой, как я хочу. А учиться… учиться заочно буду».
И он согласился… Он слишком любил её, чтобы не согласиться. Не это ли главная, первая его ошибка? Не с этого ли всё началось? Не был ли уже тогда он, Скороходов, тряпкой, как сказал сегодня Иван Васильевич Потапов?
Заочно Вера Николаевна так и не стала учиться. Сначала говорила, что успеет ещё, потом появился Борька, и она заявила, что придётся отложить мысль об учёбе, пока Борька маленький… Когда Борька подрос, она сказала: «Какая теперь учёба? Старею уже я, Петя, поздновато за учебники браться…»
Он знал, что не поздно, но ничего не сказал. Сейчас, сидя с книжкой на диване, Скороходов мучительно думал: почему же, почему он тогда ничего не сказал, согласился с ней? Но ответить на этот вопрос не мог.
А потом Вера Николаевна увлеклась театром. Ему некогда было часто ездить с ней на спектакли, и она обижалась. Обижалась молча. Это-то и было самым страшным.
— Я занят, Верочка, ты же видишь. Ну пригласи какую-нибудь подругу и поезжай, — сказал однажды Скороходов.
Вера Николаевна приглашала подруг и ездила. Потом стала ездить одна. Потом пошли всякие слухи. Но он не верил им, опять же потому, что слишком любил её.
Скороходов больше всего страшился семейных сцен. Когда молчать было уже нельзя, он робко, краснея и заикаясь, проговорил:
— Верочка… Я, конечно, далёк от мысли заподозрить тебя, но слухи… Надо тебе взять себя в руки…
Он сам чувствовал, что говорить следовало другое, может быть, более жёсткое и обидное, а у него не хватило смелости. Но даже и эта фраза, произнесённая извиняющимся голосом, вызвала целую бурю. Вера Николаевна упала на кровать лицом вниз и зарыдала:
— Господи! И ты ещё подозреваешь меня… Ты, кому я посвятила всю свою жизнь…
Скороходов стоял посредине комнаты, растерянно смотрел на плачущую жену, маленькую, обиженную. Ему стало жаль её, в груди защемило. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Но так ему было ещё труднее. Он не выдержал, подошёл к ней, опустился возле кровати на колени и стал целовать её горячие мокрые щёки, растрёпанные волосы.
— Я погорячился, Верочка, прости меня. Я верю тебе, верю…
— Вот видишь… Сначала обидишь, а потом… — капризным голосом проговорила Вера Николаевна и успокоилась. Успокоилась до удивления быстро…
Больше Скороходов не говорил с женой об этом, хотя знал, что Вера Николаевна его по-прежнему обманывает. Он ни с кем не делился своим горем, страдал молча. Если выдавался свободный вечер. Скороходов долго и бесцельно бродил по городу, потому что домой идти не хотелось. Бродил и невесело размышлял, что семейная жизнь не удалась, что Вера Николаевна оказалась ветреной женщиной, что она никогда, никогда уже не исправится…
В прихожей послышались шаги. Шурша новым платьем, вошла Вера Николаевна и на секунду замерла у двери, как бы удивляясь, что муж вернулся. По её уставшему красивому лицу пробежала тревожная тень. Скороходов бросил на неё взгляд и отвернулся. Он впервые ощущал в себе странное равнодушие, впервые посмотрел на жену, как смотрят на улице в лица случайным прохожим. Вера Николаевна почувствовала это, стала молча снимать шляпку. И за те секунды, пока снимала, каким-то чутьём поняла, что муж знает всё, что он, видимо, слышал её разговор с Грохальским на скамейке, что оправдываться сейчас бесполезно. Она бросила через всю комнату на кровать шляпу, прислонилась к стене, крепко закусила нижнюю губу.
— Ну? — спросила она, прищуривая глаза.
Скороходов молчал. «Сейчас, сейчас я тебе всё выскажу, всё… хватит мучить меня», — лихорадочно думал он, подыскивая в голове наиболее обидные и тяжёлые слова, чтобы бросить ей в лицо. Но таких слов почему-то не оказалось. Он беспомощно, совершенно не к месту рассмеялся и проговорил:
— Я всё… всё слышал…
— Знаю, — спокойно сказала Вера Николаевна.
— Ну вот, видишь… — только и нашёлся что ответить Скороходов. Он хотел ударить её резким и тяжёлым словом, а проговорил что-то невнятное, жалобное.
Вера Николаевна брезгливо поморщилась.
— Вот видишь… — повторил Скороходов. — Ты уже не любишь меня.
— Ты давно это знаешь, — так же холодно и спокойно проговорила Вера Николаевна.
— Вера!.. Вера!.. Почему ты не любишь меня?
— Любила, пока могла… — Она нервно усмехнулась. — Потом притворялась, что люблю. Сейчас и этого не могу.
— Как же теперь быть? Что же делать? Ты не уйдёшь от меня к этому… к Грохальскому.
— Нет, не уйду. Ты же слышал.
И едва она произнесла эти слова, как сердце Скороходова забилось в тревоге: «Нет, она уйдёт, уйдёт…»
— Вот и хорошо, вот и хорошо… — несколько раз совершенно бессознательно повторил Скороходов. Он встал с дивана. Ноги еле держали его.
— Я надеюсь, Вера, что мы будем жить по-человечески, что ты… ты возьмёшь себя в руки. А этот… этот случай забудем. Я забуду, потому что люблю тебя…
И вдруг Вера Николаевна оторвалась от стены, пробежала по комнате, упала на кровать и заплакала. Всё произошло точно так же, как и в прошлый раз. Только теперь Вера Николаевна лежала не в домашнем халате, а в пышном шёлковом платье и всхлипывала, пожалуй, реже и сильнее, чем тогда. Именно об этом думал сейчас Скороходов, старался отогнать эту глупую мысль и не мог.
— Успокойся, Вера… Всё будет хорошо. Я люблю тебя… Ну, милая, успокойся. Я прощаю тебе всё…
— А я не хочу… не хочу! — страшным голосом крикнула Вера Николаевна, быстро поворачивая к нему заплаканное лицо. — Понимаешь, не хочу! Нет, ты не поймёшь…
— Да, да, не понимаю, — бледнея, промолвил Скороходов. — Я же простил тебя…
Потом оба долго молчали. Вера Николаевна в упор смотрела на мужа, не мигая. Мокрые щёки её горели, глаза, чужие, не Верины, как понял вдруг Скороходов, холодно поблёскивали где-то далеко-далеко под влажными ресницами. Потом ресницы дрогнули и медленно опустились…
Скороходов ждал ещё чего-то, но жена молча встала с кровати и ушла в другую комнату, где спал Борька.
* * *
Вера Николаевна всё-таки ушла от Скороходова. Случилось это примерно месяца через полтора. Порвав с инженером Грохальским, она познакомилась в театре с каким-то капитаном дальнего плавания и уехала с ним во Владивосток.
