Поздоровавшись, он уселся за стол.
- Бадарчи, когда же ты приведешь обещанного вола? - спросила Чимиг, ставя перед ним пиалу с супом.
- Приведу, не волнуйся, и самого крупного!
- Посмотрим, а то ведь не зря говорят, что лучше верить своему пальцу, чем мужчине, - сказала Чимиг и подала Бадарчи палочки для еды.
Обед проходил весело. Даже Цэцэг оживилась и выпила подогретой водки, а опьянев, позабыла о своей безотрадной жизни и, прильнув к плечу Бадарчи, тихо запела:
От запаха горячего вина
Кружиться начинает голова...
- Тугжил, продай мне своего гнедого, - неожиданно сказал Бадарчи.
- Что ж, продам, если цена подойдет.
- Неужели ты думаешь, что я не смогу купить одну клячу? Говори любую цену, - хвастливо заявил Бадарчи.
- Коли дашь шестнадцать коров, снимаю седло с коня, - сказал Тугжил и подмигнул Цэцэг.
- Ты, должно быть, кроме шестнадцати, никакой цифры не знаешь. Ладно, перед покупкой коня проверяют, вот завтра его испытаю, а там видно будет, сколько он коров стоит. Из какого кочевья конь-то?
Тугжил замялся. Он не знал, из какого места они с Тумэром угнали лошадей. Помнил только, что гнали табун издалека, кажется, из Дариганги.
- Этот конь из Дариганги, - наобум ответил Тугжил, - а ты ведь должен знать, что именно там выращивают самых быстрых коней.
Ночь прошла в любовных утехах, а утром Тугжил и Бадарчи распрощались с гостеприимной юртой и тронулись в путь. Утро было холодное, продрогшие за ночь кони рвались вскачь, и хозяева наконец пустили их галопом.
Конь Бадарчи сразу отстал, будто его кто держал за хвост.
И Бадарчи решил во что бы то ни стало заполучить коня Тугжила.
Высоко поднявшееся осеннее солнце еще дарило тепло, и всадники согрелись. Перед ними лежала во всей красе долина Тамира. Вдруг они заметили в стороне от дороги десятка три лошадей и толпу народа.
- Кажется, тут скачки затеяли. Айда туда, - сказал Тугжил. И пустил своего коня рысью. Бадарчи затрусил за ним.
- Какой заклад? Мы тоже пристанем, - крикнул Тугжил собравшимся.
- Пустим двух коней, какой придет первым, поведет за собой в поводу второго. А вы что поставите? - спросил высокий смуглый мужчина с толстой черной косой.
Два коня были уже готовы: серый и пегий. На них уже сидели мальчики-наездники и криками горячили коней.
- Я пущу своего. Если он первым не придет, возьмете его себе, а если он скачку выиграет, я беру двух ваших.
Хозяева коней согласились. Тугжил сразу нашел себе наездника небольшого мальчишку и усадил его в седло.
Коней поставили в ряд, и по команде толстокосого скачка началась. Скакать надо было верст двадцать по долине - туда и обратно. Пока лошади мчались в одну сторону, все сели в кружок. А о чем говорят мужчины во время скачек? Конечно же, о лошадях! Вот и сейчас старики стали вспоминать лучших коней Тамирской долины, бравших самые ценные призы. Все сходились на том, что все-таки лучшие кони - из восточных аймаков.
Но вот кто-то крикнул: "Идут!" Мгновенно все вскочили.
- Вон первым идет, кажется, гнедой.
- Нет, это какой-то другой! Он же один скачет! А где же остальные?
Начался спор. В это время показались два других коня.
- Когда конь вспотеет и его прибьет пылью, он и вороным может показаться! Первым скачет серый, - кричали те, кто ставил на серого коня.
- Смотри, как стелется. Это же у пегого такой галоп, - возражали те, кто ставил на пегого коня. Но никто не сказал, что это гнедой конь Тугжила. А сердце Тугжила билось, словно перепел в силке. Обняв стоящего рядом Бадарчи, он сказал:
- Посмотри-ка ты, а то что-то у меня глаза слезятся.
Конь, все больше отрываясь от других, скакал прямо к толпе. Это был конь Тугжила. Вот уже взволнованный мальчишка соскочил с него и подвел к хозяину. И только после этого подскакал серый конь, а за ним и пегий. Тугжил выиграл двух коней. Его обступили, кто-то предложил ему продать коня и назначил высокую цену.
Однако Бадарчи не хотел никому уступить лошадь. Еще вчера он насмешливо спрашивал Тугжила, знает ли тот цифру, больше шестнадцати, а сейчас предложил за коня двадцать коров с телятами и четыре стригунка.
Сделка состоялась. А ночью тюремный надзиратель Бадарчи и мелкий конокрад и бродяга Тугжил пьянствовали по знакомым айлам.
- Ну, смотри, коли правду сказал, что конь из далекого кочевья, значит, все сойдет. А коли объявится хозяин, от меня все равно не уйдешь! пригрозил на прощание Бадарчи.
- Не беспокойся. Здешних коней я не беру, - гордо ответил Тугжил.
16
Начался сезон стрижки овец. Это происходит осенью, когда овцы нагуляли жиру, а шерсть у них отросла. Тамирская долина уже покрылась желтовато-зеленым ковром, чистое небо сверкало голубизною, будто вымытое.
Тайджи Пурэв собрал своих крепостных. И десять дней они за один жидкий чай стригли овец своего скупого хозяина.
Работа шла медленно. Овец стригли плохо. Много животных было поранено, в ранах быстро завелись черви.
- Разве это работники? - кричал сердито Пурэв. - Их шахаем или бандзой надо подгонять, тогда толк будет.
Трех человек он избил кнутом, но это не помогло.
Другое дело у Итгэлта. Овец у него в несколько раз больше, чем у Пурэва, только со стрижкой он не спешит. Пусть шерсть подрастет, ведь овцы сытые, жиру нагуляли, шерсть должна еще подрасти. Но вот и в гуртах Итгэлта началась стрижка, и со всех сторон повалил к нему наниматься народ.
Утро в этот день выдалось ясное, на небе ни облачка. Овец согнали на берег Тамира, на большую поляну с мягкой луговой травой. Сделали несколько веревочных загонов и по ним рассортировали овец. В большом котле кипел густой ароматный чай, в бочках шипел кумыс, уже прирезали на мясо пять жирных коз, по тарелкам были разложены сыр и сушеный творог. Все это звало людей на работу.
- Пейте, ешьте. Быстренько закончим работу, а вечером устроим игры, весело говорил Итгэлт, посмеиваясь над незадачливым и скупым Пурэвом, которого он называл не иначе, как пень или дубина.
Поев досыта, люди принялись за стрижку.
- А хозяин умеет наладить работу, - сказала Долгор.
- Поэтому он и стал таким богатым, - согласился Эрдэнэ.
- Умный человек и добрый, - вторил им Няма.
Когда стали опускаться вечерние сумерки, стрижка была закончена, а шерсть упакована в мешки.
Уже при лунном свете начались игры. Кто-нибудь бросал березовую чурку, а все ее искали. Итгэлт тоже принял участие.
Когда Долгор в поисках чурки оказалась в стороне, к ней подошел Итгэлт.
- Ты, наверное, уже нашла, да виду не подаешь?
- Нет. Не нашла, право слово.
- А вот я сейчас проверю. - С этими словами Итгэлт грубо облапил Долгор.
Долгор оторопела - этого она никак не ожидала. А Итгэлт, видно, решил действовать напрямик. Ведь он давно уже присматривался к своей красивой батрачке.
- Итгэлт-гуай, я же говорю, не нашла. Пустите.
Но Итгэлт уже распалился.
- Ладно, сейчас везде проверю. - Его руки стали шарить по всему телу Долгор.
Долгор поняла, что дело принимает серьезный оборот.
- Пустите, Итгэлт-гуай. Нельзя так.
Но Итгэлт сильным рывком повалил женщину на землю.
- Пустите же, что скажут люди!
- Вот она! Нашли! Ловите его! - крикнул кто-то в темноте.
- Вот видите. Нашли чурку, - сказала Долгор. Она напрягла все силы, вырвалась из объятий Итгэлта и убежала.
Итгэлт с досадой посмотрел ей вслед. "Ничего, это упругое тело я еще буду ласкать", - прошептал он.
Игры закончились после полуночи. Все разошлись по своим юртам, приезжие устроились на ночлег в специально поставленной большой юрте.
На чистом ночном небе мерцали звезды, дул свежий осенний ветер. Крепко спали в эту ночь утомленные работой и игрой люди. А издалека доносился шум речной волны.
Галсан и Дулма, помыв посуду, пошли к себе в юрту. В юрте было душно.
- Давай спать во дворе, - сказала Дулма и вышла, взяв дэл и постель. Галсан последовал за нею.
- Наш хозяин, кажется, хочет породниться с Эрдэнэ, - насмешливо сказал Галсан.
- Он дождется, что Эрдэнэ свернет ему шею.
- Не беспокойся, он свое дело сделает.
- Эрдэнэ - это не ты! Пусть только попытается, Эрдэнэ его раздавит, как кузнечика.
- Ах, как ты неуважительно говоришь о нашем благодетеле! Ну да ладно, давай спать вместе.
- Чем спать с тобой, лучше спать с лягушкой.
- Чего болтаешь? Не признаешь меня мужем?
- Старая, Галсан, это история. Сил у меня нет, вот и терплю я...
- Дура, - сказал Галсан и, не обращая внимания на слова жены, лег рядом.
Полежав некоторое время молча, он сердито сказал:
- Повернись хоть лицом-то ко мне...
Но Дулма не повернулась - она уже спала.
17
Если хангайская осень славится своей красотой, то еще более прекрасна осень в Тамирской долине. Золотом отливают от легкого ветра высокие травы, с шуршанием падают на землю багряные листья осин, огромными стаями тянутся на юг перелетные птицы, несметные стада нагулявшего жиру скота пасутся на еще тучных пастбищах.
