Мария Романушко - Наши зимы и лета, вёсны и осени

– Это сказка? – спрашиваешь ты.

– Это почти сказка…

Эта почти сказочная история началась с того, с чего начинаются все сказки. Она началась с "однажды"…

Однажды, а был это самый обычный летний день, на квартире у одного старого поэта собралось весёлое общество. Поэт был очень стар, болен и прикован к постели. Он любил, когда в его доме собирались молодые поэты, любил слушать их стихи и споры. По вечерам в его большой комнате, тесно заставленной стульями и книжными шкафами, бывало жарко, шумно и весело.

Однажды сюда пришёл Гавр. Высокий, бородатый, с громким голосом, он спорил и горячился больше всех.

А тише всех в этой комнате была Нуш. Она весь вечер молчала, внимательно вслушиваясь, но не вступая в споры. И вдруг неожиданно сказала: "Хотите, я расскажу вам сказку?" И все перестали спорить и с любопытством посмотрели на неё. А старый поэт ободряюще улыбнулся ей.

Сказка была про крышу. Про грустного Клоуна, который жил в одной из башен со своей скрипкой и дырявым зонтиком. Про Паучка, который завелся на часах, и норовил остановить время. Про каменного льва, Лёвушку, который днём сидел у входа в главную башню, а по ночам разгуливал по крыше, разминая затекшие лапы… Много разных удивительных историй происходило на этой сказочной крыше.

Когда Нуш замолчала, все опять заспорили. Кому-то сказка понравилась, кто-то, напротив, считал, что сказка неудачная, потому что непонятно, для кого она написана – для детей или для взрослых. А третьи говорили, что сказка без любви – это не сказка.

И только Гавр сидел задумчивый и не участвовал в споре.

Когда стали расходиться, Гавр, пересилив смущение (потому что на самом деле он был очень застенчив, несмотря на свою бороду и громкий голос), подошёл к Нуш и сказал:

– Я хочу увидеть твою крышу.

И она улыбнулась ему и сказала:

– Это здесь, неподалёку. На Старом Бульваре.

– Странно, – сказал он. – Я живу на Старом Бульваре с детства. Но такой крыши не видел…

Гавр и Нуш шли по вечернему городу. Был июнь. Солнце, казалось, не собиралось садиться. Кругом, во дворах и на бульварах, цвела сирень. Но больше всего её было на Старом Бульваре.

– А вот и мой дом! – сказала Нуш.

Он возвышался на углу Старого Бульвара и шумной улицы.

Гавр запрокинул голову… и увидел. Увидел прекрасные башни, остроконечные крыши которых сверкали на солнце серебристой чешуей. Увидел легкие балкончики, словно парящие в воздухе, увидел огромные часы, и мансарды, и флюгера. Над башнями стремительно проносились стрижи. Флюгера вертелись на ветру…

– А это – моя башня, – сказала Нуш. – Та, что с часами.

И с балкончиком на самом верху. Оттуда виден весь город.

Дом был огромный, он занимал целый квартал. Гавр и Нуш стали обходить его со всех сторон, любуясь башнями. Часы на главной башне были трёхликие. Три огромных циферблата, каждый из них – во всю стену башни. Один циферблат был виден с площади, другой с бульвара, а третий с улицы. Гавр заметил, что на всех трех циферблатах стрелки показывают разное время.

– Часы на твоей башне барахлят, – сказал он. – Пора вызывать мастера.

Нуш как-то странно посмотрела на него, улыбнулась и ничего не ответила.

Пройдя под высокой гулкой аркой, они оказались во внутреннем дворе. Похожем на колодец. Подъезд в глубине. Чугунная винтовая лестница, от которой кружилась голова… Ступени лестницы басовито гудели, отзываясь на их шаги. Кругом шмыгали коты и их тени…

Поднявшись наверх, Гавр и Нуш немного постояли, переводя дыхание.

А потом была ещё одна лестница. Узкая и крутая, как на корабле. И массивная, окованная железом дверь, запертая чисто символически – на гвоздь. Нуш вынула гвоздь и толкнула тяжёлую дверь.

– Входи! – сказала она. – Это моё царство.

Дверь заскрипела, в глубине башни раздались чьи-то вздохи… И вдруг – оглушительные аплодисменты, точно взрыв. Гавр вздрогнул и замер на пороге.

– Это голуби! – засмеялась Нуш. – Они приветствуют тебя.

Глаза быстро привыкли к сумраку. И Гавр увидел, что они находятся внутри высокой деревянной башни, с узким окном где-то вверху. В это окно влетали и вылетали голуби, то и дело затмевая свет.

В башне не было ничего, кроме деревянной лестницы в два пролета, которая вела ещё выше. Ступени были усеяны птичьими перьями. Лестница упиралась в дощатый потолок. И только поднявшись на верхние ступени, Гавр разглядел в потолке люк. Откинув его, они поднялись ещё выше и оказались в башне, стенами которой служили циферблаты часов. Сквозь щели в них светило вечернее солнце. В четвертой стене было небольшое окошко, оно смотрело во внутренний двор. Через это окошко можно было вылезти на крышу.

– Но сначала мы поднимемся наверх! – сказала Нуш. И она показала на стремянку. Обычную стремянку, которая вела ещё выше! Туда – на самую вершину башни, на маленький круглый балкон, парящий над городом…

Здесь царили небо и ветер, здесь кружились голуби, и весело трещал флюгер. Здесь были хрупкие перила, на которые боязно было опереться, и головокружительное ощущение высоты. Гавр и Нуш стояли на горячем, нагретом солнцем люке. Ветер, залетая на балкон, свивался улиткой в колоколе над их головой. Голос ветра звучал в колоколе и тогда, когда ветер покидал его. Так же, как звучит голос моря в вынутой из моря раковине…

Отсюда, с балкона, был виден весь город, похожий на каменный океан. И вся крыша. Зелёная, как поляна. У входа в башню сидел Лёвушка. Между печных труб бегали два рыжих кота. И порхали бабочки! Беленькие бабочки-однодневки…

– Как они могли залететь так высоко? – удивился Гавр.

– Просто они здесь живут, – сказала Нуш. – Здесь рождаются и здесь умирают. На крыше.

Гавр и Нуш взглянули друг на друга. И в тот миг, когда их взгляды встретились, случилось то, из-за чего совершаются на земле подвиги и глупости, пишутся стихи и слагаются сказки. А те, с кем это случилось, говорят: "Теперь мы никогда не состаримся и не умрем". Солнце для них начинает светить иначе, и даже снег пахнет фиалками…

– Я тоже хотел бы остаться здесь, на крыше, – сказал Гавр.

Внизу, в узких расщелинах улиц, уже сгущались сумерки.

По тротуарам двигались бесконечные вереницы прохожих.

Отсюда, с высоты, люди казались совсем маленькими, похожими на суетливых муравьев.

– Неужели никто не видит крышу? – изумился Гавр. И с грустью добавил: – Ведь и я мог бы не увидеть…

– Хочешь узнать, почему часы показывают разное время? – спросила Нуш, когда они вновь спустились в башню. – Они действительно показывают разное время.

Гавр и Нуш стояли у часов, глядящих на бульвар. Сквозь щели было видно тёмно-красное солнце, оно медленно опускалось в каменный океан…

– Смотри! – она легонько нажала на рычаг, двигающий стрелки. И… солнце, только что затерявшееся среди крыш, вынырнуло из каменной расщелины и стало быстро и легко, точно воздушный шар, подниматься над городом, снова наливаясь дневным светом…

– Что это?! – воскликнул Гавр.

– Часы Прошлого, – улыбнулась Нуш. – Они идут назад. Мы вернулись в утро сегодняшнего дня…

– Утром я ещё не знал тебя, – сказал Гавр.

– Теперь это утро мы можем прожить вместе, – улыбнулась Нуш. – А это… – и она показала на вторые часы, глядящие на площадь. – Это – Часы Настоящего. По ним можно проверять время. Они никогда не врут.

Гавр и Нуш взглянули на третьи часы. И Гавр, охрипшим от волнения голосом, негромко спросил:

– Значит… это Часы Будущего?

– Да… Только они стоят. И не потому, что сломаны. Наверное, потому, что их время ещё не пришло…

Стрелки на Часах Прошлого вертелись по велению руки…

Замер изумленно прохожий, случайно взглянувший на башню: часы идут в обратную сторону! Недоуменно покрутит головой прохожий и поспешит дальше, не оглядываясь, сосредоточенно глядя под ноги, на тротуар, засыпанный жёлтыми, оборванными зноем, листьями… Он убегает, не слыша весёлого смеха Гавра и Нуш, которые стоят на башне в тени колокола…

С той же легкостью, с какой они крутят стрелки на этих часах, Гавр и Нуш путешествуют по своему прошлому: во вчера, в год назад, в давно и в недавно…

– Любой день нашей жизни мы можем прожить заново, теперь уже – вместе.

Детство… Они дети. Шапито… Маленький цирк под брезентовым куполом. Им казалось, что их только двое здесь. И что шапито на крыше. Капал в прорехи купола дождь. Гавр и Нуш сидели под зонтиком и тихо смеялись. То ли тому, что на манеже, то ли чему-то своему…

Они бегали по крыше, изредка взглядывая вниз – и голова кружилась от высоты. Они бегали, прячась друг от друга за трубами, старыми печными трубами, поросшими косичками травы. "Смотри, они похожи на гномов! Добрых старых гномов."